Жизнь русского обывателя. Часть 1. Изба и хоромы - Леонид Васильевич Беловинский

расходами, которых не считали. Что управляющий даст, то и хорошо – на всех хватит; зато и крали же у таких… «И многие годы проходят так, и многие сотни уходят куда-то у барина, хотя денег, по-видимому, не бросают», – описывал А. И. Гончаров зажиточного помещика). Дети целыми днями учились, в свободное время гуляли с дядьками и няньками или с гувернерами и боннами, а господа… Даже трудно сказать, куда уходило время. Дворяне средней руки, а иной раз и богатые, все же вникали в хозяйство: ездили в поля и на гумно смотреть за работами («Чище, чище молотите!..» – таким подбадриванием и ограничивалось руководство ими), сажали сады, разумеется, не своими руками, а лишь намечая, присутствовали на выводке лошадей на своих конных дворах, заглядывали в коровники и на птичники. Немало помещиков сами занимались расчетом и строительством мельниц, конструировали ульи, молотилки, веялки, и были в ходу по ближайшим уездам машины их конструкции. Владельцы крупных имений иногда выезжали в заглазные деревни проверить, как идут дела, писали инструкции управляющим: немалое количество таких инструкций дошло до нас, осев в архивах.

Вообще надзор за работами или лицами, управлявшими имениями, и сведение счетов отнимали много времени. Большая часть помещиков неусыпно бдела, чтобы выкачать из имения как можно больше доходов. Если помещик сам не находился постоянно в имении, он доверял управление им наемному или из собственных крепостных либо вольноотпущенных управляющему. Но и при личном управлении владелец опирался на приказчиков, бурмистров и старост из собственных крепостных, на которых и лежало точное исполнение всех приказаний барина. Эти лица облекались определенной властью над крестьянами, для чего обычным признаком старосты или бурмистра была палка. За постоянные хлопоты, не дававшие возможности заниматься своим хозяйством, их земли обрабатывались крепостными, а сами они нередко получали небольшое жалованье и выдачи продуктами. В имении помещика Семенова в Рязанской губернии «на бурмистра возлагался общий надзор за благоустройством имения… Старосты… назначались помещиком для наблюдения за работами и вообще за выполнением обязанностей крестьян в отношении к помещику. Они обязаны строго наблюдать за тем, чтобы работники выходили на работу в полном количестве и в надлежащее время; работу производили в лучшем виде… Старосты получают от помещика вознаграждение в каждом поле по 1 десятине земли лишней против жеребья, а так как все время их должно быть употреблено на смотрение за работами помещика, то им отпускалось от крестьян по одному тягловому работнику из их семейства для постоянной домашней работы, и отпущенные таким образом работники ни на какую господскую работу не посылались. Пока крестьянин остается старостою, семейство его избавляется от рекрутства» (71, с. 48).

Главной заботой помещика и его уполномоченных было то, чтобы у крестьян в «барские» дни время не пропадало даром. Бурмистр рязанского помещика князя В. (Волконского?) в 1848 г. доносил жившему в другом имении барину, что по случаю неурожая нет работы для крестьян. На это помещик отвечал: «Я вижу… что по случаю плохого урожая ты стараешься о том, чтобы менее работать, между тем как именно во время неурожая следует более работать, нежели когда-нибудь. Я тебе предписываю брать по четыре дня (крепостные по закону работали на барщине 3 дня в неделю. – Л. Б.) с тех, которые состоят в долгу; ты мне доносишь, что и в господские три дня делать нечего. А кирпич?.. Ты доносишь, что молотить теперь опасаешься, потому что солома нынешней молотьбы на корм будет плоха; не ты бы говорил это, а лентяй, который гроша медного не стоит. Отчего солома нынешней молотьбы будет плоше зимней для корма? Не оттого ли, что она будет чище вымолочена и что хлеб нынешней молотьбы сушить не надо будет? Кто осмеливается мне говорить так, тот не достоин того доверия, которое я имел к тебе. Делать нечего? А перепахать лишний раз землю, а кирпич делать, а молотить, а смотреть за тем, чтобы лентяи не лежали на печи и не думали даром хлеб есть?».

Важно было проследить и за тем, чтобы в имении все было в надлежащем виде и не было какого-нибудь урону. В том же 1848 г. тот же рязанский князь В. писал в приказе: «За корм скоту я обоих вас, и тебя, Иван, и тебя, Матвей, при первом моем приезде накажу больно за то, во-первых как ты мог, Иван, довести до того, что корму недостает в то время, как по моим расчетам его должно бы достать; во-вторых, не пишете вы оба, какого корма нужно, сколько, почем цена хлебу и проч. Одним словом, я не вижу в вас обоих должного усердия. С кормом поступить, как найдешь за лучшее, и мне донести. Если же впоследствии я и тут замечу в тебе неусердие, то забрею лоб. Ты береги себя, потому что за тебя никто не ответит, а ты за всех». Барин крайне недоволен тем, что на конюшне уморили трех трехлетних жеребят, что от 19 маток получено только 5 жеребят, что все соседи получают от овец по 5 фунтов шерсти, а в его имении с 480 голов получено только 42 пуда, что усушки на 347 четвертей ржи получилась 81 четверть. Резюме: «Жалованья тебе не брать и не напоминать мне о нем впредь до приказания» (71, с 46–47).

И уж непременным занятием были утренние и вечерние совещания с управляющими и старостами о сегодняшних и завтрашних работах, прием докладов, ведение записей в журналах работ, сведение счетов по утрам или вечерам, а то и дважды в день у самых рачительных хозяев. У того же рязанского князя В. велись подробные описи каждой мелочи. «Салфеток… белых 16 дюжин, из этого счету одна салфетка розанами и одна салфетка мелкого убора… Старых платков батистовых шитых один с уголком; худеньких нешитых 4; полубатистовый шитый, новый, один, батист декосовый шитый один, не в расходе; платков шитых ткацких 7, нешитых 11, стареньких 10». Ну, прилично ли князю учитывать «старенькие» и «худенькие» платки? Ведь, как мы думаем, его дело – балы да парадные обеды. А вот поди ж ты!.. Далее князь учитывает скотину: «Лошадей заводских две, из них слепой Тихон, другой Исправник. Маток 13, из них случено 12 маток; из этих 13 взято в езду 2 матки; в езду взят мерин один; трехлеток на конюшне три жеребчика; двухлеток жеребчика два; двух лет матка одна; одного года маток 4. Нонешних будут отнимать от маток нонешней осенью, два жеребчика, одна кобылка». Описаны и леса, и лесоматериал: «Первый из Семеновки, пчельник, тут суши почти нет, толстого леса несколько дерев, остальной молодой дубовый лес, довольно высок, не заповедан, рубить тут