Удар гильотины - Павел Амнуэль

– Ну что ты… – пробормотал он. – Пожалуйста… Я не хотел… Так получилось.

Он действительно не хотел. Он не мог хотеть, это было для него невозможно – хотеть, чтобы кто-то умер. Однако…

Манн вздохнул, и Кристина крепко ухватила мужа за локоть.

– Нет, – сказала она.

Манн покачал головой.

– Да, – сказал он. – Иначе все это будет продолжаться.

– Ты хочешь, чтобы он с этим жил? – шепот Кристины отражался от стен и терял устойчивость, звуки расплывались, повторяли себя, и Антон не понял ни слова. Подумал, что и не должен был понимать, понимаешь только те слова, что говорят тебе, а сказанное для другого тебе понимать не надо.

– Наоборот, – сказал Манн и поднялся. – Я надеялся, что удастся обойтись без этого.

– Обойдись. – Кристина тоже поднялась и встала перед мужем, крепко сжимая его локти.

Манн покачал головой.

– Когда-то, – сказал он, – старший инспектор Мейден обвинил меня в убийстве твоего… прости… я все время думаю о Веерке как о твоем любовнике.

– У тебя злая память, – сказала Кристина.

– Какая есть. Человек – это память. Мейден выколотил из моей памяти все, что я прятал от себя. Он не понимал, что делал.

– А ты понимаешь?

– Думаю – да, – сказал Манн без уверенности в голосе. – Он может вспомнить. Он никогда там не был.

– Я с вами, – твердо сказала Кристина.

Манн кивнул.

Антон и Анна стояли друг перед другом, и странное происходило с ними. Отчужденность поднималась невидимым, но непреодолимым барьером, мешавшим им смотреть друг на друга. И в то же время – или в какое-то иное, не совпадавшее с обычным, – они были близки, как никогда раньше, и как, возможно, никогда не будут близки в будущем. Антон взял Анну за руку. Он не смел приблизиться к ней ближе, чем на три шага. Он крепко сжал ее пальцы. Он старался к ней даже не прикасаться. Он обнял Анну за плечи. Он пошел в переднюю следом за Манном, не оборачиваясь и не зная, идет ли за ними Анна, которую звали Эсти.

Дальше всё происходило очень быстро, как в ускоренной съемке: подхватив под руки женщин, детектив стал спускаться по лестнице, не дожидаясь лифта и не обращая на Антона внимания. Антон побежал за ними, и на улице ему казалось, что машины несутся с недозволенной скоростью, какой-то велосипедист едва не налетел на него и громко сказал что-то по-голландски. Манн открыл заднюю дверцу машины, втолкнул женщин, показал Антону на переднее сиденье, сел за руль и сорвался с места, не убедившись в том, что Антон успел вскочить в машину. Наверно, видел боковым зрением.

Антон не видел, куда и по каким улицам они мчались. Дежа вю началось, когда свернули на короткую плохо освещенную улицу и проскочили по узкому мосту через неширокий канал. Момент узнавания вызвал в мозгу быстрый отклик, он уже бывал здесь, но никаких ассоциаций место не вызвало, и укол памяти на этот раз пропал втуне.

А потом началось странное. Они резко затормозили перед высоким зданием, похожим в темноте на огромный, до неба, куб, с темными точечками неосвещенных окон. Антон краем сознания понимал, что это окна, и они большие, то есть обычные, как везде, а некоторые даже открыты, рамы подняты, и из темноты на улицу выглядывают… нет, не люди, но стоящие в комнатах предметы: из одного окна выглядывал диван, удивленно наморщив черную потертую кожу, как человек, не понимающий, что с ним происходит. Странное это ощущение прекрасно совмещалось с другим: Антону казалось, что дом ощерился не окнами, а пунктирными линиями. Вся стена исписана была пунктиром – при желании, зная азбуку Морзе (или иную?), можно было бы прочитать незамысловатый текст, рассказывавший, вероятно, об истории дома или о случившейся здесь трагедии.

Или о том, что трагедия может произойти здесь скоро… сегодня… сейчас.

Кто-то вскрикнул. Антону показалось, что кричала Анна, он поискал ее взглядом, выбравшись из машины следом за Манном. Анна и Кристина стояли, держась за руки, и смотрели вверх. Странное было ощущение, он будто присутствовал здесь и одновременно отсутствовал, потому что дежа вю крепко держало его, впихивая себя в его заторможенное сознание. Он был здесь, и он здесь не был, он бежал к закрытой двери подъезда и стоял, прислонившись к капоту машины, смотрел вверх и пытался унять бешеный ритм сердца.

Парадная дверь оказалась закрыта, и Манн принялся нажимать на кнопку звонка, утопленную в камень слева. В глубине раздались звуки, которые лишь при большой игре фантазии можно было принять за переливчатую трель. Это был стон, вопль подстреленной птицы, долгий скрип пружин продавленного дивана, и все вместе, и если никто не ответит в динамике домофона, значит, дом пуст, в нем нет ни одной живой души и только одна мертвая. Антон знал уже – кто, но не мог догадаться.

Он обернулся: Анна и Кристина стояли за его спиной, Анна смотрела на Антона понимающе или сочувствующе, будто хотела поддержать его, напутствовать, но не могла подобрать слов, а взглядом выразить всю полноту чувств у нее не получалось.

– Анна, – сказал Антон, осознав вдруг, что история эта сейчас закончится, и что окажется в конце… точка… многоточие… жизнь… смерть… Он готов был сейчас ко всему и хотел лишь, чтобы все кончилось быстро.

– Кто там? – послышался из динамика хриплый голос, который мог принадлежать мужчине, женщине, роботу, компьютеру, черту-дьяволу или вообще никому, просто возникли слова в воздухе и ударили Антона в грудь, будто брошенный наотмашь камень.

Антон согнулся.

– Частный детектив Тиль Манн. Мою карточку вы сможете посмотреть, когда откроете дверь.

Манн говорил по-английски, но тот, за дверью, хотя и понимал язык, предпочитал отвечать по-голландски, и слова его звучали абракадаброй, смысл которой Антон угадывал, следя за реакцией Манна.

– Бу-буу-бубу-ба-буу…

«Ночь уже, куда вас черт несет. Дождитесь утра и звоните, будь вы хоть королева».

– Нам нужно в сто тридцать седьмую квартиру.

– Буу-бу-бу. Ба.

«Ну и звоните туда».

На двери не было ни списка квартир, ни обычного в таких случаях табло с кнопками у соответствующего номера. Только один звонок, на который Манн давил в безуспешной, видимо, попытке добренчаться до подкорки консьержа или кто там за дверью стоял на страже спокойствия отсутствовавших жильцов.

– Бу-буббу.

«Прекратите, или я вызову полицию».

– Вызывайте! – крикнул Манн. – Майор Мейден будет счастлив.

Имя майора произвело, видимо, надлежащее действие. Имел ли консьерж дело с полицией или голос Манна звучал чересчур уверенно для случайного ночного посетителя, но в двери что-то щелкнуло, что-то внутри сдвинулось с места, что-то коротко прогудело, и Антон понял, что дверь открыта – она по-прежнему возвышалась неприступным оплотом, но теперь можно было ее толкнуть или потянуть ручку на себя.