Мое самодержавное правление - Николай I

По вечерам собирался там лишь самый небольшой кружок, почти исключительно состоявший из семейства императрицы и немногих лиц, составлявших свиту ее и государя. Утро проводили на учениях, смотрах и маневрах.

28 августа наш императорский дом перебрался в Калиш, куда государь приехал в 2 часа пополуночи, а императрица, принявшая еще на пути бал, данный ей городом Бреславлем, в 8 часов вечера.

На следующий день прибыли туда и иностранные принцы, а 30-го числа, в день тезоименитства наследника цесаревича, после парада и богослужения в походной церкви государь в 3 часа отправился на границу царства для встречи августейшего своего тестя, с которым и возвратился часа через два в Калиш.

Здесь, на дворцовом дворе, ожидал почетный караул со стоявшими на правом его фланге великим князем Михаилом Павловичем, фельдмаршалом Паскевичем и всеми генералами.

Пройдя перед фронтом, король был встречен на дворцовой лестнице августейшею своею дочерью, которая провела почтенного старца в приготовленные для него покои, те самые, где он жил в 1813 году, когда изгнание французов из наших пределов и поражение их нашими победоносными войсками предвещало Пруссии и остальной Европе близкое освобождение, – те самые покои, где за 22 года перед сим Александр I, предавая забвению совокупное действие Пруссии с Наполеоном против России, протягивал Фридриху Вильгельму III руку помощи и подписывал союз с Пруссией против ее притеснителя.

Король, глубоко тронутый этими воспоминаниями давно минувших дней, столь многозначительных в судьбе обоих государств, был еще более растроган нежною попечительностью к нему любимой дочери и могущественного зятя и приемом этих славных, не виданных им с Парижа русских войск, которые приводили ему на память опасности и победы 1812 и 1814 годов.

Вечером, перед закатом солнца, все находившиеся в Калише и в лагере генералы и офицеры собрались в полной парадной форме на площади перед дворцом, а за ними стали в густых колоннах полковые музыканты – барабанщики, флейтщики и горнисты, – числом с лишком полторы тысячи.

Как только король показался на балконе, его приветствовали единодушным «ура» и музыка заиграла марш, сочиненный им самим в бытность его еще наследным принцем, и потом национальный наш гимн. Грандиозность этой сцены поразила всех присутствовавших столько же, сколько тронула доблестного сотоварища и друга императора Александра.

На следующее утро прусские войска присоединились у Калиша к нашим, и король верхом ожидал на правом их фланге государя, который приехал вместе с императрицею, бывшею также верхом. Пруссаки приняли их величества с криками «ура», заимствованными от наших войск в 1813 и 1814 годах.

В свите царской, кроме названных уже выше прусских принцев, австрийских эрцгерцогов, герцогов Нассауского, и Нидерландского, и Мекленбург-Шверинского, находились еще: герцог Кумберландский, наследные принцы Гессен-Дармштадтский и Гессен-Кассельский, принц Фридрих Вюртембергский, принцы Карл и Фридрих Шлезвиг-Голштинские и множество иностранных генералов и офицеров. Сверх того, прибыла в Калиш и супруга прусского короля, княгиня Лигниц.

Пока вся эта блестящая свита следовала за обоими монархами перед фронтом прусского корпуса, наши войска выстроились впереди своего лагеря таким образом, что между двумя образованными ими стенами оставался широкий проход; потом государь со своим штабом стал на левом фланге пехоты, а императрица заняла место на правом фланге у кавалергардского взвода, и король повел свой корпус к центру лагеря.

По мере того как он подвигался вперед между рядами наших войск, знамена и штандарты преклонялись, и крики наших солдат смешивались со звуками музыки и пушечною пальбою, сопровождавшею это торжественное шествие.

Дойдя до назначенного для них места, пруссаки, в свою очередь, выстроились в две линии, и наши войска под предводительством государя и с императрицею на фланге кавалергардов прошли между их рядами, приветствуемые такими же изъявлениями, какими прежде встречали пруссаков.

В этом соединении войск двух сильных наций и вообще во всем этом приеме было что-то рыцарское и могучее, расшевелившее все сердца. Солдаты целовались между собою, как братья, офицеры приязненно жали друг другу руки, и оба монарха обнялись в виду обеих армий.

Все было приготовлено в лагере для обильного продовольствия прусских солдат и для стола и для удобств офицеров. Последних угощали в большой зале, устроенной посреди лагеря, наши гвардейские офицеры, а принадлежавшие к свитам короля и принцев, равно как и прочие иностранцы, обедали за роскошным гофмаршальским столом в зале возле дворца.

Вечером всем раздавались даровые билеты на немецкий спектакль, для которого, чтобы не лишить короля любимого и ежедневного его развлечения, была выписана труппа из Берлина.

Следующий день, 1 сентября, падал на воскресенье. Сперва все собрались к православному богослужению в походной церкви, устроенной посреди лагеря, вокруг которой наши войска были расставлены в огромных каре; потом все перешли несколько сот шагов далее, к месту, где прусские войска, таким же образом расставленные, слушали проповедь лютеранского пастора и пели свои церковные гимны.

Такое слияние двух вероисповеданий, двух богослужений в одном лагере, в присутствии двух монархов, стоявших во главе этих двух различных церквей, служило живым символом обоюдной их веротерпимости, тем более поразительным, что все это происходило в крае, исповедующем римско-католическую веру, которая отличается своею нетерпимостью и фанатизмом.

Покамест в лагере отправлялась божественная служба, на широкой равнине перед ним собраны были мусульманский полк, черкесы и кавказские линейные казаки. Вокруг них образовался огромный амфитеатр из солдат обеих наций, перед которыми теснились верхом и пешком все иностранные офицеры, жаждавшие полюбоваться никогда не виданным ими зрелищем.

На самом возвышенном месте, возле артиллерийской батареи, стал царственный хозяин со всеми своими августейшими гостями, и по данному им сигналу началось ристание. Татары, черкесы и казаки, в разнообразных и богатых своих нарядах, пустили вскачь своих лошадей, нападая одни на других и увертываясь от ударов со свойственными им ловкостью и быстротою.

То летя вперед, то уклоняясь, как молния, в сторону, то толпою, то поодиночке, то, наконец, стоя на лошадях и в этом положении стреляя из ружей и пистолетов, наконец, по одному знаку своих офицеров, строясь и рассыпаясь с одинаковым проворством, они всех изумили и своими атлетическими формами, и стремительностью своих лошадей, и собственною своею удалью.