Скобелев: исторический портрет - Валентин Масальский

Скобелев же сам искал контактов с революционерами. Он был лишен предрассудков, и его не стесняли никакие связи. Интересно, в чем сами революционеры видели мотивы, вызвавшие у него желание установить эти контакты. Тот же С.А.Иванов писал в 1907 г. в журнале «Былое»: «Наиболее талантливым из всего русского генералитета того времени являлся несомненно Скобелев. О широкой популярности его среди русской армии говорить нечего, — она всем известна. Тем не менее или, может быть, благодаря именно этому, он не пользовался особым благорасположением высших сфер, несмотря даже на свое свойство с членами царствующей фамилии (его сестра была замужем за герцогом Лейхтенбергским). В глазах этих сфер он являлся чем-то вроде enfant terrible в генеральских эполетах. Скобелева хвалили, расточали ему комплименты, но не любили, завидовали ему и особенного хода не давали. Между тем честолюбие у него было немалое и его недюжинная натура рвалась к чему-то большему. Под влиянием ли этого неудовлетворенного честолюбия, для которого занимаемое им положение не давало достаточной пищи, в силу ли некоторого свойственного ему авантюризма (не в дурном смысле этого слова), или по каким-то иным более идейным стимулам — так или иначе, — но им была сделана попытка завести сношения с революционной партией».

Вступая на скользкий путь поисков связей с революционерами, чреватый не только поддержкой, тем более проблематичной и временной, но и опасностями для его дела и для него лично, белый генерал шел к этой цели как к военной цели в бою, по-скобелевски. Прежде всего он хотел толком знать цели и средства революционеров, а также возможности и условия блокирования с ними. Для этого он решил провести рекогносцировку. Дальнейшее рассказывает С.А.Иванов. «В 1882 г. Скобелев предпринял путешествие по Европе… Вскоре по приезде Скобелева в Париж к П.Л.Лаврову явился спутник Скобелева, состоявший при нем в звании официального или приватного адъютанта, и передал Лаврову следующее от имени своего патрона: генералу Скобелеву крайне нужно повидаться с Петром Лавровичем для переговоров о некоторых важных вопросах. Но ввиду служебного и общественного положения Скобелева, ему очень неудобно прибыть самолично к Лаврову. Это слишком афишировало бы их свидание, укрыть которое при подобной обстановке было бы очень трудно от многочисленных глаз, наблюдающих за ними обоими. Ввиду этого он просит Лаврова назначить ему свидание в укромном нейтральном месте, где они могли бы обсудить на свободе все, что имеет сказать ему Скобелев.

Петр Лаврович, этот крупный философский ум и теоретик революции, в делах практики и революционной политики оказывался часто настоящим ребенком. Он наотрез отказался от предлагавшегося ему свидания, и так как в ту минуту в Париже не оказалось никого из достаточно компетентных и осведомленных революционеров (народовольцев), которым он мог бы сообщить о полученном им предложении, — на этом и кончилось дело. Впоследствии, в 1885 г., мне пришлось говорить с Петром Лавровичем об этом инциденте и выразить сожаление, что Лавров отклонил подобное свидание и не использовал такой благоприятный случай.

— Да помилуйте, — воскликнул Лавров с искренним и неподдельным изумлением, — ну о чем бы я стал говорить с генералом Скобелевым?

О том, что не произошло, можно, конечно, строить только более или менее вероятные догадки. Можно, однако, предполагать, не пускаясь в область фантазии, что не для одного только личного знакомства искал Скобелев свидания с Лавровым».

Конечно, можем к этому добавить, Лавров допустил непростительную ошибку, отказавшись от встречи без выяснения намерений Скобелева.

Не найдя союзников, белый генерал и тут не сдался. Он готов был действовать один, при условии, конечно, если обстоятельства будут этому благоприятствовать. Точнее, требовалось лишь одно, но очень немаловажное обстоятельство, которое мы еще рассмотрим. Пока же сделаем вывод, к которому подводит фактический материал. Скобелев был врагом режима и добивался его ниспровержения.

Для этого он искал союзников в центре (примем за центр лагерь либералов) и слева, в лагере революционеров.

С оговоркой, что впереди нас ждет еще какой-то материал, примем эту гипотезу. Но каковы были дальнейшие планы Скобелева? — спросит пытливый читатель. — И главное: неужели этот честолюбец, планируя переворот, забывал о себе?

Читатель научился проникать в мои мысли. Я как раз собирался к этому переходить. Попытаемся разобраться в его замыслах.

Мы уже констатировали отрицательное отношение Скобелева к народническому террору. Отношение его к революционерам некоторые биографы связывали с известной его неприязнью к нигилистам. Действительно, современники свидетельствуют, что Скобелев не терпел длинноволосых, непричесанных и неаккуратно одетых людей. Такой внешний вид говорил, в соответствии с ходячим представлением, о принадлежности к нигилистам. Но Скобелев умел разглядеть сущность под какой угодно формой. Неприязнь объяснялась лишь привычками военного человека, внешний вид был для Скобелева вопросом дисциплины. Во время Ахал-Текинского похода один из таких «нигилистов», врач, вызвавший в Скобелеве подозрения своим внешним видом, показав себя на деле, стал в его глазах ценным работником. «Крайне разнородны виды нигилизма — только цель единая, — писал Скобелев дяде. — Тем хуже для тех, которые того не сознают».

В связи с отношением Скобелева к революционерам, к «нигилистам», как их тогда собирательно называли, возникает следующий важный вопрос. Скобелев не раз высказывался, что средством подавления и устранения нигилизма был бы подъем народного духа, патриотизма, вызванный популярной в народе войной, именно — против Германии. Следует ли это принимать всерьез? Был ли Скобелев искренним в этих высказываниях? В.Б.Вилинбахов поддался соблазну и пошел по пути утверждений, что это лишь маскировка, предназначенная для того, чтобы представить себя лояльным по отношению к режиму. Вилинбахов вообще до невозможности раздувает макиавеллизм Скобелева. По его мнению все, что бы ни говорил и ни делал Скобелев, нельзя принимать за чистую монету, за каждым его словом и каждым шагом стоит какой-то другой, скрытый смысл.

С этой умозрительной, ничем не доказанной догадкой никак нельзя согласиться. Источники, весь строй мыслей Скобелева доказывают, что, высказываясь таким образом о борьбе с «нигилизмом», он говорил то, что думал. Важные сведения по этому вопросу мы получаем из дневника П.А.Валуева. В записи от 17 марта 1882 г. говорится: «Обедал в Английском клубе… Рядом со мной сел генерал Скобелев: замечательный с его стороны вызов к откровенному разговору. Я убедился из этого разговора, что его речи и даже поездка в Париж, Женеву, Цюрих — результат московско-игнатьевских внушений. Его уверили, что возбуждением воинственного патриотизма можно парализовать и даже подавить нигилизм».