Реальность и мечта - Михаил Ульянов

Сам Шукшин смотрел на мир прямо, широко открытыми глазами, и было ему глядеть и любопытно, и весело, и больно, и невыносимо. И о чем бы он ни писал, о ком бы ни рассказывал, выходило у него ярко, выпукло, жизненно, ибо Василий Макарович видел своих вихрастых, колючих героев такими, какие они есть, и не причесывал их, не утюжил, не припомаживал ради удобства и гладкости восприятия. Может быть, в этом и заключается притягательность шукшинского творчества, которое заставляет вновь вглядываться в его понятных, но непростых персонажей.

Для чего они, для чего такие, как они, на этом свете? В рассказе «Дядя Ермолай» Шукшин откровенно размышляет: «Стоя над могилой дяди Ермолая, думаю. И дума моя о нем — простая: вечный был труженик, добрый, честный человек. Простая душа. Только додумать я ее не умею, со всеми своими институтами и книжками. Например: был в их жизни какой-то большой смысл? В том именно, как они ее прожили. Или — не было никакого смысла, а была одна работа, работа… Работали да детей рожали. Но сам я жизнь понимаю иначе! Но только коща смотрю на их холмики, я не знаю: кто из нас прав, кто умнее».

И вот роман «Я пришел дать вам волю». Это уже раздумье не над отдельной человеческой судьбой, но попытка через нее понять суть народную. Работая над романом, Василий Шукшин сам задумывал воплотить образ легендарного атамана в кинематографе, он даже готовил сценарий к фильму «Конец Разина» и меня приглашал на пробы.

Когда я приехал к нему на студию, он ходил по кабинету, в черной рубашке, взволнованный и возбужденный, и тут же принялся объяснять мне идею. Мне предложил сыграть Фрола Минаева, человека, который находился со Степаном Разиным в вечном споре, так что Василий Макарович как бы и меня убеждал в чем-то.

Я представляю себе, — говорил он, — бескрайнюю степь. Полную, огромную, как солнце, луну, серебристо-белесый мир, и по степи скачут на лошадях два озверевших человека. Это Фролка уходит от Степана, потому что тот в ярости лютый бывает и может убить. И вот эта половецкая степь, эти полудикари зададут тон не только одной сцене, но всему фильму.

А я спросил у Шукшина, не боится ли он надорваться: вещь- то грандиозная, а он и автор, и режиссер, и актер в главной роли.

A-а, я все на это поставил, должен справиться! — ответил он.

Но случается не все, что мы задумываем. Шукшин действительно поставил на этот фильм все, вплоть до собственной жизни: работал над сценарием ночами, много курил, пил кофе — и сердце не выдержало напряжения.

В1974 году Шукшин умер, а пару лет спустя у меня возник замысел поставить спектакль о Разине в Театре имени Вахтангова, и я вышел с предложением на худсовет. Предложение поддержали. Режиссуру поручили мне и Гарию Черняховскому. 2 декабря 1977 года у нас состоялась первая репетиция, а 22 января 1979- го прошла открытая премьера спектакля, — почему-то отпечаталось в памяти, что тогда стояли сильные, под тридцать градусов, морозы. Между этими датами была мучительная работа. Пришлось перелопатить горы литературных первоисточников от Костомарова, Гиляровского, Соловьева, Мордвинцева и других авторов исторических и художественных сочинений, посвященных бунтарю Разину. Материала было вдоволь, поэтому так трудно оказалось выбрать главную идею постановки. Где-то выручил сам Шукшин. Все-таки, будучи режиссером, он создавал в литературе кинематографичные, то есть уже имеющие визуальное решение вещи. Но их следовало приспособить к условиям театра по инсценировке, которую сделал Александр Ремез. А музыку к спектаклю написал Валерий Гаврилин: то раздольную, то ритмичную, но очень народную по своему звучанию. Она будоражила чувства, настраивала на нужный лад.

Спектакль мне хотелось начать с анафемы на всякого, кто восстанет против государя, которая звучала бы над сценой на разные голоса. Это подчеркивало бы мужество Стеньки, не убоявшегося кары за своеволие. А воля, именно свобода и стремление к ней, должна была стать лейтмотивом постановки. Что есть воля? Раскрытию этого вопроса подчинены размышления Степана Разина о смысле и правде жизни, его исповеди и диалоги с соратниками. Мучительны эти поиски пути, потому как Степан — варвар, поднявшийся над людьми силой своего характера. Велико его стремление к свету, но из варварства его и темноты проистекают жестокость и запутанность суждений, что в итоге заводит Разина в тупик. Он заставляет людей исполнять приказы, но бессилен решить загадку о предназначении человеческого бытия. Его стихийная философия в том трагична, что волю-то надо не от бояр отвоевать, а от своей рабской души. Работая над пьесой, я до замирания сердца чувствовал жуткую безысходность деяний Разина и понимал, что ставить на сцене нам надо не историю крестьянской войны из далекого XVII века, а метание человеческого духа, которое современно всегда.

Помимо режиссуры мне предстояло исполнить главную роль, поэтому не последними были раздумья над тем, какой должна быть манера актерской игры.

Описание Разина есть у историка Николая Ивановича Костомарова:

«Это был человек чрезвычайно крепкого сложения, предприимчивой натуры, гигантской воли, порывчатой деятельности. Своенравный, столько же непостоянный в своих движениях, сколько упорный в предпринятом намерении, то мрачный и суровый, то разгульный до бешенства, то преданный 'пьянству и кутежу, то готовый с нечеловеческим терпением переносить все лишения. В его речах было что-то обаятельное; дикое мужество отражалось в грубых чертах лица его, правильного и слегка рябоватого; в его взгляде было что-то повелительное, толпа чувствовала в нем присутствие какой-то сверхестественной силы, против которой невозможно было устоять, и называла его колдуном. В его душе действительно была какая-то страшная, мистическая тьма. Жестокий и кровожадный, он, казалось, не имел сердца ни для других, ни даже для самого себя; чужие страдания забавляли его, свои собственные он презирал. Он был ненавистником всего, что стояло вне его. Закон, общество, церковь — все, что связывает личные побуждения человека, все попирала его неустрашимая воля. Для него не существовало сострадания. Честь и великодушие были ему незнакомы. Таков был этот борец вольницы, в полной мере изверг рода человеческого, вызывающего подобные личности неудачным складом своего общества».

Жуткий портрет. И однобокий под влиянием эпохи, когда в. середине XIX столетия его писал историк. Возможно, внешне Разин был таким, но внутренние его характеристики мне и Шукшину, судя по роману, казались не такими однозначными. Не от избытка сил, а от душевной боли и смуты поднялся Степан. Не богатырь он, а совестливый человек, мучимый поиском справедливости и правды. Для него не прекращается процесс ежечасного познания мира, и чем больше он узнает, тем чаще приходит в ужас и бешенство.