Люди против нелюди - Николай Михайлович Коняев

управления Особого отдела НКВД Москаленко, — ссылаясь на невозможность выводить технику по бездорожью и необходимость строить новые дороги».

В это невозможно поверить, но в начале июня действительно начали строить дороги, чтобы протащить через топи застрявшие в болотах орудия и танки. Ну, а о живых людях, конечно, забыли…

«30 мая я был ранен в ногу и попал в полевой медсанбат, который располагался здесь же в лесу… — вспоминает участник тех боев Н. Б. Вайнштейн. — Рассчитан медсанбат был на 200–300 раненых, а на третий день июня там их было несколько тысяч… Со мной рядом на нарах лежали раненые с гниющими ранами: в них заводились белые черви. Некоторые из-за ранения позвоночника не могли двигаться: делали под себя. Стоны, вонь. Пришлось выбираться наружу, хоть и холодно, но чисто. Мы подружились с лейтенантом — у него были ранения лица и рук, — я все делал руками, а он ходил, искал заячий щавель, крапиву и дохлых коней. Это были кони, павшие зимой, вмерзшие в землю и оттаявшие сейчас в болотах. Сохранившиеся куски гнилого мяса заталкивались в коробку из-под немецкого противогаза (она из металла), и она бросалась в огонь. Через два-три часа, зажав нос, мы ели похлебку и жевали то, что получилось… Кто увлекался похлебками — начали распухать. Очень много таких умирающих появилось… Лежит человек огромный, голова, как шар, глаз почти не видно, они скрыты. Дышит, но уже ничего не чувствует… Нас можно было брать почти без сопротивления, но добраться до нас было невозможно — от разрывов лес и болото были перемешаны, чуть шагнешь в сторону — и провалишься по грудь…»

2-я Ударная предпринимала отчаянные попытки вырваться из мешка, но все было бесполезно.

«4 июня 1942 года. 00 часов 45 минут.

Ударим с рубежа Полисть в 20 часов 4 июня. Действий войск 59-й армии с востока не слышим, нет дальнего действия артогня. Власов».

Прорыв этот не удался. Более того… Смяв почти безоружные порядки 2-й Ударной армии, немцы заняли Финев Луг и вышли в тылы.

Шестого июня М. С. Хрзин вынужден был доложить в Ставку, что армия окружена. Ставка немедленно сместила его с должности.

Как вспоминает К. А. Мерецков, восьмого июня раздался неожиданный звонок. Звонил Жуков:

— Срочно приезжайте как есть…

Мерецков сел в машину и, весь «в окопной грязи», даже не успев переодеться, был доставлен в приемную ВГК. Поскребышев тоже не дал ему привести себя в порядок, сразу ввел в кабинет, где в полном составе шло заседание Политбюро.

— Мы допустили большую ошибку, товарищ Мерецков, объединив Волховский и Ленинградский фронты… — сказал Сталин. — Генерал Хозин, хотя и сидел на волховском направлении, дело вел плохо. Он не выполнил директивы Ставки об отводе 2-й Ударной армии. Вы, товарищ Мерецков, хорошо знаете Волховский фронт. Поэтому мы поручаем вам с товарищем Василевским выехать туда и во что бы то ни стало вызволить 2-ю Ударную армию из окружения, хотя бы даже без тяжелого оружия и техники. Вам же надлежит немедленно по прибытии на место вступить в командование фронтом.

Так и была поставлена точка в том генеральском пасьянсе, о некоторых головоломных комбинациях которого мы рассказывали. В тот же день, к вечеру, Мерецков прилетел в Малую Вишеру.

14

«Обстановка выглядела довольно мрачной. Резервы отсутствовали. Нам удалось высвободить три стрелковые бригады и ряд других частей, в том числе один танковый батальон. На эти скромные силы, сведенные в две группы, возлагалась задача пробить коридор шириной полтора-два километра, прикрыть его с флангов и обеспечить выход войск 2-й Ударной армии…»

Как мы уже рассказывали, Мерецков пробивал коридор в марте. Судя по его воспоминаниям, генералу и сейчас удалось прорвать окружение. Странно только, что немцы даже и не заметили этого.

Начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер, скрупулезно отмечавший изменение обстановки на фронтах, записывал в те дни: «обстановка без изменений», «существенных изменений не произошло», «серьезные атаки с востока отбиты», «наступление у Волхова отражено», «атаки на Волхове опять отбиты»… «На Волхове ожесточенные атаки при поддержке танков отбиты с большим трудом»… «На Волховском участке снова тяжелые бои. Вражеские танки проникли в коридор… Полагаю, что противник оттянет свои силы. В котле начинает ощущаться голод».

Увы. Но записи Гальдера совпадают в точности с донесениями, поступающими из окруженной армии.

«Военному совету Волховского фронта. Докладываю: войска армии в течение трех недель ведут напряженные ожесточенные бои с противником… Личный состав войск до предела измотан, увеличивается количество смертных случаев, и заболеваемость от истощения возрастает с каждым днем. Вследствие перекрестного обстрела армейского района войска несут большие потери от арт-минометного огня и авиации противника… Боевой состав соединений резко уменьшился. Пополнять его за счет тылов и спецчастей больше нельзя. Все, что было, взято. На шестнадцатое июня в батальонах, бригадах и стрелковых полках осталось в среднем по нескольку десятков человек. Все попытки восточной группы армии пробить проход в коридоре с запада успеха не имели. Власов. Зуев. Виноградов».

«20 июня. 3 часа 17 минут. Начальнику штаба фронта. Части 2-й Ударной армии соединились в районе отметки 37,1 и севернее ее с прорвавшимися танками и небольшой группой пехоты 59-й армии. Пехота, действующая с востока, на реку Полисть еще не вышла. Артиллерия с востока не работает. Танки не имеют снарядов».

«20 июня. 12 часов 57 минут. Начальнику ГШКА. Начальнику штаба фронта. Копия: Коровникову и Яковлеву. Прошу понять, что части восточной группы настолько обескровлены, что трудно выделить сопровождение для танков. Оборона противника на реке Полисть не нарушена. Положение противника без изменений. Пехота 52-й и 59-й армий на реку Полисть с востока не вышла. Наши части скованы огнем противника и продвижения не имеют. Прошу указаний на атаку пехоты 52-й и 59-й армий с востока. Прорвавшиеся 11 танков не имеют снарядов».

«21 июня 1942 года. 8 часов 10 минут. Начальнику ГШКА. Военному совету фронта. Войска армии три недели получают по пятьдесят граммов сухарей. Последние дни продовольствия совершенно не было. Доедаем последних лошадей. Люди до крайности истощены. Наблюдается групповая смертность от голода. Боеприпасов нет… Власов. Зуев».

«Бойцы уже падали и умирали… — вспоминал о тех днях Иван Константинович Никонов. — Вижу, боец Александров встал, хватается руками за воздух, упал, опять встал, упал — и готов. Увижу, как зрачков не стало, — конец. Пришел Загайнов… принес несколько кусков подсушенной кожи с шерстью и кость сантиметров пятнадцать длины. Шерсть обжег и съел эту кожу с таким вкусом, что у меня в жизни ни на что больше такого аппетита не было. У кости все пористое