Встречи на московских улицах - Павел Федорович Николаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И. А. Ефремов, 1934
Ефремов сразу и навсегда покорил своих товарищей по экспедиции обширными познаниями, мужественностью и целеустремлённостью. В маленькой партии царила обстановка непринуждённости, дружеской сплочённости и нескрываемого обожания её руководителя. Вот каким виделся Иван Антонович Новожилову в те далёкие дни:
Он беспредельно галантный,
Двадцать восьмой уже год
Этот герой элегантный
Жизнью планеты живёт.
Боною Симбой за силу,
То есть по-нашему – львом,
Назван герой мой красивый
В обществе милом своём.
Ровного в росте и силе
Симбе великому нет.
Вот здесь в сравнительном стиле
Дан его лучший портрет.
Несмотря на шутливый тон приведённых четверостиший, чувствуется неподдельное уважение их автора к своему начальнику, даже некоторое преклонение перед ним. Последнее вызывает обостренное восприятие личности Ефремова и помогает Нестору Ивановичу дать блестящее предвидение судьбы Ивана Антоновича: «Ум у него обострён. Вдаль его вьётся дорога!»
По-видимому, автору стихотворного портрета Ефремова были известны некоторые подробности его биографии: раннее сиротство, три класса дореволюционной гимназии, Гражданская война, через которую подросток прошёл воспитанником 2-й роты автобазы 6-й армии. С красноармейцами он совершал большие и утомительные переходы. Но суровая романтика революции не заглушила читательских пристрастий подростка, который жил в мире, сотканном из ярких образных представлений, навеянных книгами и дополненных собственной неуёмной фантазией. Предметом его грёз был Чёрный континент.
– Ещё с детских лет я безотчётно любил Африку, – вспоминал позднее писатель. – Детские впечатления от книг о путешествиях с приключениями сменились в юности более зрелой мечтой о малоисследованном Чёрном материке, полном загадок. Я мечтал о залитых солнцем саваннах с широкими кронами одиноких деревьев, о громадных озёрах, о таинственных лесах Кении, о сухих плоскогорьях Южной Африки. Позднее, как географ и археолог, я видел в Африке колыбель человечества – ту страну, откуда первые люди проникли в северные страны вместе с потоком переселившихся на север животных.
Этим грёзам не суждено было осуществиться, но они стали тем живительным источником, который вызвал к жизни блестящую дилогию писателя – «Великая Дуга», своеобразную дань юношеской мечте.
В шестнадцать лет Ефремов сдал экстерном экзамены на аттестат зрелости. На это время приходится и страстное увлечение юноши наукой и путешествиями. В двадцатые годы Иван Антонович побывал во многих экспедициях, результатом которых явился его первый научный труд – «Описание местонахождений древнейших земноводных». В 1931–1932 годах Ефремов участвовал в двух дальневосточных экспедициях. В 1933 году вышел его «Геологический очерк Западной половины Озерного района Приамурья», а в следующем он экстерном окончил ленинградский горный институт.
Такая целеустремлённость, такой накал энергии, конечно, выделяли Ефремова в его маленькой партии, и подчинённые ему люди уважали в своём начальнике его необыкновенный творческий порыв и силу воли. Нестор Иванович тонко заметил во внешнем облике Ивана Антоновича редкую сосредоточенность, подчинение всех желаний какой-то большой цели, некоторую замкнутость и холодность:
Режущим холодом стали
Взгляд его глаз напоён.
Отблеск волненья, печали
В нём навсегда погребён.
Тёплая ласка блистаний
В этих очах не цветёт.
В них не прочтёте мечтаний,
В них лишь увидите лёд.
По любительским фотографиям, сохранившимся от этой экспедиции, трудно сказать что-то определённое о выражении лица Ефремова – снимки слишком мелки. Но у Арсеньева случайно оказалась фотография Ивана Антоновича более раннего периода. Ефремов сидит, подперев голову рукой, в правом углу рта – большая трубка, брови высоко подняты, глаза устремлены прямо на зрителя, общее выражение лица холодное, жёсткое.
Совершенно другими красками изображает Новожилов второго члена экспедиции – A. A. Арсеньева. Портрет Алексея Александровича диаметрально противоположен облику его волевого и целеустремлённого начальника, он нежен и лиричен:
Перед вами юноша прелестный,
Строен, привлекателен и мил.
Как Парис всемирный (больше местный),
Полный обаянья, юных сил.
Ни одна из жительниц Могочи
В плен взята игрою его глаз,
Ни одна, тоскуя дни и ночи,
Видела в очах его алмаз.
Участники Верхне-Чарской партии прозвали Арсеньева Чингисханом, находя в его лице нечто восточное. Поэтому 19 августа 1934 года, в день именин Алексея Александровича, ему было поднесено стихотворное поздравление, написанное Ефремовым, и рисунок, сделанный Лесючевской. Алексей Александрович изображён на нём в тюбетейке, полосатом халате, перехваченном широким зелёным поясом, и в мягких красных сапогах. Он возлежит, облокотившись на левую руку, на пёстрой восточной тахте. Вокруг рабыни – белые, жёлтые и чёрные. Текст поздравления гласил:
В день ангела, светлейший хан,
Примите наши пожеланья
Петрографический туман
Вам променять на жён лобзанья.
И Лейтца строгий окуляр,
С теченьем лет вас окривящий,
На ветра свист, степной пожар,
На скачку с саблею блестящей.
Какая скука – ортоглаз
И призмы Николя вращенье,
Сердца прекрасных дам о Вас
Хранят иное представленье.
В кругу почтительных рабынь
И жён нагих и робко-страстных,
В палатке на краю пустынь
Вы возлежите так бесстрастно.
И так чарующе хорош
В подушках профиль Ваш разбойный,
За поясом гиссарский нож,
Блестящий в полумраке знойном.
В степи отвагою полны,
Войска стоят, готовясь к славе,
Ну, право, Вы не рождены
Для изученья древней лавы.
Арсеньев, как и другие участники экспедиции, находился под обаянием Ефремова, дружеские связи с которым сохранял всю жизнь. Вспоминая далёкие годы, он говорил о том, что часто видел Ивана Антоновича рассматривающим открытку с картины художника Чоросова «Дены-Дерь» («Озеро горных духов»). Его привлекали в этой работе таинственность горного пейзажа и необычайная колоритность полотна.
Настоящее имя художника было Григорий Иванович Гуркин. Он происходил из ойротского рода Чорос, по которому и взял псевдоним. Талантливый ученик Шишкина, Гуркин всю свою жизнь отдал изображению родной ему природы Горного
