Слабосильный брат мой... Неразумный брат мой... - Аркадий Пасман

— Что, разочарован? Зря. Считай, сегодня нам просто повезло. Но ты не думай, далеко не все задания похожи на это. Нас просто ожидали в другом месте и тогда, поверь, шуму было бы предостаточно. А пока — с боевым крещением тебя! — командир взглянул на по-прежнему вытянутое лицо Эми и настойчиво добавил: — Да не кисни ты! Говорю, все было нормально, всегда бы так. Успеешь еще пострелять. А сейчас спи, — и закрыл глаза.

Ночь еще лежала на земной груди тяжелым, плотным одеялом, но там, вдали, за горизонтом, уже разливался тонкой розовой полоской слабый дрожащий свет нового дня, навстречу которому бешено вращались ребристые шины бронетранспортера.

После первого ночного рейса Элфоса стали посылать на задания довольно часто — два, а то и три раза в неделю. Летать приходилось ночью и днем, в дождь и туман, и Эми даже устал от чехарды самолетов, вертолетов и машин, тем более, что поручения были несложными и, несмотря на многообещающие слова майора, довольно однообразными. Менялись только составы групп да места назначения, а задача была одна и та же — со всей возможной быстротой и осторожностью доставить в нужное место плотно закрытый ящик вместе с сопровождающим. Несколько раз Элфос пытался узнать, что же все-таки находится внутри, но ему очень недвусмысленно советовали не совать нос куда не следует, либо отвечали коротко: «Мыло». Так на отрядном жаргоне назывался и сам ящик, и его возможное содержимое. Иногда с задания группы привозили такие же по виду и по весу ящики, но чаще возвращались налегке.

Отлетав две недели, Эми прошел очередное обследование и получил недельный отпуск. Первые два дня он с удовольствием отсыпался, потом заскучал и стал с нетерпением ожидать нового вызова.

Очередное задание началось так же, как и предыдущие. Перегрузив на каком-то пустынном аэродроме «мыло» из самолета в вертолет, Элфос вместе с группой долго кружили на нем среди каких-то плоских холмов, поросших скудной растительностью. Наконец, вертолет пошел на снижение и через несколько минут приземлился на краю большой поляны, окруженной редким колком невысоких деревьев. Командир отдал приказ и все уже приготовились выйти, как вдруг снаружи послышались выстрелы, и пули загрохотали по обшивке вертолета. Сердце у Эми екнуло, но, подхватив отработанным движением винтовку, он следом за другими выпрыгнул через нижний люк вертолета и, быстро откатившись в сторону, огляделся.

Пули свистели где-то на уровне человеческого роста и особой опасности пока не представляли. Присмотревшись, Эми понял, что стреляют с противоположного конца поляны, и, тщательно прицелившись, выпустил несколько очередей по мелькавшим между деревьями фигуркам. Его товарищи тоже не теряли времени даром — несколько нападающих, нелепо взмахнув руками, рухнули на землю, остальные залегли и перенесли огонь на рассредоточившуюся группу.

Пули запели теперь гораздо ниже, заставляя Элфоса втягивать голову в плечи, часть из них впаивалась в землю в нескольких метрах от него, поэтому, дождавшись короткого перерыва в выстрелах, Эми мгновенным рывком перебросил свое тело на несколько шагов влево, где в грунте была выбита довольно вместительная ямка, перед которой, как по заказу, лежало несколько крупных кусков песчаника.

Расположившись в удобном укрытии, вице-сержант повеселел и, аккуратно вытерев оптику винтовки специальной тряпочкой, приник к прицелу.

Среди иссеченных пулями стволов не было видно ни души, ничего не шевелилось, только чудом уцелевшие кое-где толстые ветви мелко, словно испуганно дрожали.

Но вот Эми показалось, что одна из веток начала медленно поворачиваться в его сторону. Внимательно вглядевшись, он коротко выругался сквозь зубы и торопливо полез в подсумок. Выхватив оттуда обойму реактивных патронов, он лихорадочно вставил ее в винтовку и, почти не целясь, нажал на спуск.

Воющий грохот пронесся над поляной, сила отдачи отшвырнула Эми к краю ямы, но все-таки на какую-то ничтожную долю секунды он опоздал. Перед тем, как развалиться на куски, замаскированная базука успела выплюнуть из своего ствола ракетный снаряд, который с визгом прочертил воздух и, врезавшись в самую середину вертолета, превратил его в клубок пылающих обломков.

Оцепенев, Элфос глядел, как из пламени выскочил человек, похожий на живой факел. Головастик (об этом Эми догадался, увидев болтавшийся на его руке горящий портфель) пробежал несколько шагов и упал на землю, суча ногами. Он еще слабо дергался, когда раздался новый взрыв, и в воздух взлетел разламывающийся на глазах ящик. Он медленно, как бы нехотя, кувыркался над поляной и вдруг распался на дымящиеся куски, а наружу вывалилось и камнем полетело вниз голое человеческое тело…

Эми видел, как совершенно целым оно стукнулось о землю, но в ту же секунду загрохотали выстрелы и реактивные пули, впившиеся в тело, в мгновение ока превратили его в кучку обгорелых костей, перемешанных с землей. Потрясенный Элфос обернулся и успел заметить, что стрелял кто-то из своих…

Бой продолжался уже больше часа. Нападавшие медленно, но верно сжимали кольцо. Несколько раз они пытались подняться в атаку, но, сраженные меткими выстрелами боевиков, вновь вжимались в землю. Но все же кольцо постепенно сжималось, тем более что патронов у оборонявшихся оставалось все меньше. Эми как раз озабоченно думал об этом, в очередной раз перезаряжая винтовку, когда вдали послышался знакомый стрекочущий звук, и из облаков вывалились два боевых вертолета.

Дальше все происходило быстро и просто, как на учениях. Пока один вертолет, зависнув над поляной метрах в пятидесяти, бешеным огнем крупнокалиберных пулеметов обратил в бегство нападавших, другой приземлился около дымящихся кусков покореженного металла и примял на борт измученную группу. Сюда же занесли упакованный в пластиковый мешок обгорелый труп головастика, и винтокрылая машина взмыла в воздух. Там к ней присоединился первый вертолет, и, сделав крутой вираж, они легли на обратный курс.

Эми сидел на полу, устало откинувшись на выпуклую металлическую стенку, приятно холодившую его разгоряченную спину. Кто-то тронул Элфоса за плечо. Обернувшись, он увидел незнакомого пилота, который, дружелюбно улыбаясь, протягивал ему пузатую флягу. Эми благодарно кивнул и, закинув голову, стал жадно глотать холодную, отдающую железом воду. Попадая в рот, она как бы испарялась на шершавом языке и в пересохшем горле, не доходя до желудка, и чем больше он пил, тем больше хотелось. Элфос не мог остановиться, пока не высосал фляжку до дна. Только тогда ему полегчало, и он вновь откинулся назад, закрыв воспаленные глаза. И тут перед его мысленным взором вновь возник разваливающийся на куски ящик и летящее к земле человеческое тело…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

 После завтрака Эми направился в Медицинский Центр. В прошлый вторник, когда они возвратились в Отряд после столь неудачно завершившегося задания, он, уже переодевшись, заметил на левом плече здоровенный кровоподтек — след от пули или каменного осколка, контузии, не замеченной в горячке боя. Сперва Элфос решил никому не говорить об этом, но ночью плечо чертовски разболелось, а к утру сустав распух и побагровел. Пришлось обратиться к врачам.

Его как следует отругали за глупость и взяли в оборот. Уложив Эми в специальную кровать, над его рукой и плечом в течение трех суток почти непрерывно проделывали сложные манипуляции. Распыляли на кожу какие-то остро пахнущие аэрозоли, облучали лампами различной формы и цвета, ставили многочисленные уколы.

Особенно неприятной была одна процедура, во время которой из левого плечевого сустава Эми дважды с помощью толстой прозрачной иглы откачивали почти по полстакана грязно-бурой жидкости. Ночью дергающая боль почти не давала сержанту заснуть, несмотря на разноцветные порошки и таблетки, которыми его пичкали в палате, и он здорово вымотался.

Но вот спустя три долгих дня боль вдруг ослабла, а потом и вовсе прекратилась. Элфос лежал на белоснежной мягкой постели и блаженно улыбался. Время от времени он осторожно шевелил плечом все еще закованной в сентакрил руки и, не ощущая ставшей уже привычной резкой боли, улыбался еще шире.

Его посещало много людей, в основном врачи и ассистенты — словом, головастики, и некоторых из них Эми стал уже узнавать и даже (удивляясь сам себе!) по-настоящему уважать.

С самого раннего детства в нем воспитывали почтение перед силой мускулов, быстротой реакции, выносливостью тела, ведь из него готовили солдата, а долг настоящего солдата — выполнять приказы и действовать умело и хладнокровно. Действовать, а не думать, тем более не придумывать. Размышляют и придумывают пусть другие, они на это только и годны — выдумывать всякую всячину, голова-то большая, а вот все остальное — смехота да и только! Хлипкие, дохлые, худосочные — головастики, одним словом… Сколько раз их Эми еще пацаном гонял, сколько раз вместе с другими кадетами ловил зазевавшихся лицеистов и заставлял приседать или отжиматься, помирая от смеха. А сейчас он, может быть, впервые в жизни испытывал к не таким, как он, людям по-настоящему теплое чувство… Старый Эскулап ни в счет — он хоть и врач, но свой, не хуже любого игрока, а эти взять, например, Дока Филмайнда — на вид типичный головастик, только потолще, взгляд надменный, голос писклявый, а вот от одного его прикосновения легче делается, и глядит уже как-то по-другому, и веришь ему почему-то сразу…