Спелое яблоко раздора - Марина Серова

— Что? — Я даже не сразу поняла, о чем он.

— У тебя есть мужчина, друг, жених?

— Нет, но какое это?.. — Договорить он мне не дал, а просто и стремительно наклонился к моим губам.

Это было так же неожиданно, как и ожидаемо. Ожидаемо с самого первого момента нашей встречи. Да, именно этого я и ждала…

Примерно через полтора часа я поняла, что нарушила негласный этикет сыщиков. Понимание было ужасно, это было предательство самой себя как профессионала, но не менее ужасным стало осознание того, что я просто не могла устоять. Такое случается иногда, а причину, по которой происходят подобные вещи, можно искать всю жизнь, но так и не найти. Я просто чувствовала: произошло то, что и должно было произойти. Наверное, я именно это знала, когда решила про себя, только впервые встретившись с ним глазами, что этот человек будет в моей жизни. Какой смысл теперь предаваться рефлексии?

Я приняла душ, стараясь привести в порядок не только свой внешний вид, но, если возможно, достичь хоть минимальной внутренней гармонии. Случившегося не исправишь, но это не значит, что… А тут я подумала, что это как раз и значит, что Сергея я не подозреваю ни в чем. У меня даже мыслей никаких нет на этот счет. Значит, остаются Артур и Лада. Господи, пусть только Сережа окажется ни при чем! Я вышла из ванной, приняв неожиданное решение, освобождавшее меня от дальнейших мук совести.

— Знаешь, — сказала я, усаживаясь на край кровати, где все еще лежал Сергей, — полагаю, теперь я должна просто отказаться от этого дела.

— Почему? — Он погладил меня по руке. — Из-за того, что с нами случилось? Но какая связь?

— Связь очевидна, Сережа, — вздохнула я. — Я нарушила кодекс чести. Это как у врачей клятва Гиппократа, как у монахов целибат…

— А, — понимающе кивнул он и улыбнулся. — Ты оказалась в постели с подозреваемым?

— Хуже, с клиентом! Меня могут лишить лицензии!

— А мы никому не скажем, — пообещал Сергей.

— Дело не в этом. Я просто не имею права вести расследование, да и смысла, если честно, не вижу. Я ничего не понимаю и не хочу понимать.

— Таня, это важно, — посерьезнев, проговорил Сергей. — Важно установить правду. Ты должна это сделать.

Замолчав, я закурила. Сергей тоже взял сигарету.

— Но я не могу, Сережа, потому что теперь ты мой любовник.

— Как мы можем исправить ситуацию? — спросил он, придвигаясь ко мне ближе. — Ну, мы можем что-то сделать, чтобы не менять наши отношения и чтобы ты могла с чистой совестью продолжать расследование?

Я задумалась. А если я задумалась, то означало, что Таня Иванова не так уж сильно изменилась, как может показаться.

— Значит, ты собрался писать заявление и отказываться от президентства? — уточнила я через несколько минут.

— Собрался, — подтвердил Сергей.

— Что ж, тогда я могу тебя не подозревать, если, конечно, у тебя не предвидится никакой другой выгоды, — добавила я многозначительно. — Если наоборот, скажи сразу, я ведь все равно узнаю.

— Никакой, честно. Если ты захочешь, я даже могу переехать из Москвы в Тарасов. Правда, пока только временно. — Он затушил сигарету и посмотрел на меня.

— Ага. — Я тоже притушила свою. — В таком случае я, пожалуй, продолжу расследование, если это так важно. Но нам придется скрывать наши отношения, чтобы избежать сплетен.

— Придется пойти на такую большую жертву, но только не сейчас! — проворковал Сергей и обнял меня.

— Нет! — решительно отстранилась я от него. — С этого момента я снова только сыщик. Не мучай меня, если хочешь, чтобы я довела это расследование.

— Но… — попытался было возразить Сергей.

— Никаких «но», Сережа, — еще решительней отвергла я его объятия, боясь, что если дам слабину, то опять на ближайшие часы напрочь забуду обо всех расследованиях, вместе взятых. — Нельзя смешивать работу и личные отношения, — учительским тоном проговорила я. — Это никогда не доводит до добра. Знаю по собственному опыту. Сейчас что-нибудь поедим, а потом я поеду: мне еще нужно заглянуть в одно место. Это важно. Только не обижайся. — Я погладила его по щеке, добавив уже мягче: — Лучше помоги мне, чтобы все это скорее закончилось.

— Как? — серьезно поинтересовался Сергей. — Скажи, что нужно делать.

— В данный момент просто отпустить меня. — Я встала с кровати и начала одеваться. — Кстати, Иван Иванович собирается обвинить Алекса в плагиате.

— Что? — Сергей даже подскочил. — Алекса?! Ничего глупее не слышал! Откуда ты это знаешь?

— От него самого. — Я сдержала улыбку, посмотрев на взъерошенного Сережу. — Я говорила, что для меня в этой истории есть темные пятна, и плагиат — одно из них. Именно это я и собираюсь выяснить в ближайшие дни. Буквально завтра.

— Что именно? Не скажешь?

— Нет, — улыбнулась я.

— Ты мне не доверяешь? — обиделся Сережа.

— Я думала, тебе известно, — ответила я, все еще улыбаясь, — что это не та категория вопросов, которые следует задавать сыщикам.

Подойдя к Сергею, я чмокнула его в губы и повторила:

— Я ужасно проголодалась. Ты идешь?

Он нехотя выбрался из постели и, натянув брюки, сел за стол. Мы перекусили, поболтали о каких-то пустяках, не касаясь темы расследования. Только один раз он спросил, прищурившись:

— Так кто же все-таки еще интересуется этим делом?

— Да так, один человек, — неопределенно откликнулась я. — Ну все, мне пора. Не отключай мобильный, я тебе позвоню.

— Буду ждать, — заверил он меня, проводил до дверей и поцеловал на прощание.

Многое в этой истории мне действительно было неясным, но самое, пожалуй, главное, что меня смущало, так это то, что я вообще взялась за это дело. Почему друзья Высотина так стремятся выяснить обстоятельства его самоубийства, раз уж полагают, что это было самоубийство? Ну мало ли из-за чего человек устал жить. Может, для него болезнь казалась страшнее, чем удавка? Может, нервы не выдержали? Да и вообще, расследовать самоубийство так же практически невозможно, как прыгать с самолета без парашюта. Вернее, прыгнуть-то можно, а вот на благополучное приземление рассчитывать не приходится. Мне тоже сейчас не приходилось рассчитывать на благополучный исход. Но уж с плагиатом-то я вполне могла разобраться и даже приготовилась к тому, что Высотин мог своровать стишок; по крайней мере, тогда бы можно было закрыть это дело, предположив, что именно боязнь стать парией в глазах коллег подтолкнула его к самоубийству. И меня даже не смущало проигранное в этом случае пари: уж с Григорьевым-то я как-нибудь разобралась бы. В общем, мне просто очень хотелось как можно скорее завершить дело. Но, увы, моим надеждам не суждено было сбыться.

Я позвонила Толику. Он оказался, как и обещал, на месте.

— Конечно, Таня, через пятнадцать минут буду в твоем распоряжении, — лаконично ответил патологоанатом.

— Отлично, встретимся у входа?

Я заказала такси и поехала к Толику. Конечно, время было не самое подходящее, как-никак десять часов вечера, но он дежурил, а я после «ужина» с Сергеем спать и вовсе не хотела. Словом, я вышла из машины у серого здания судмедэкспертизы и увидела под фонарем долговязую Толькину фигуру.

— Привет еще раз, — просиял он глазами из-под очков. — Выглядишь замечательно, хотя тебя явно что-то тревожит. Чем тебе может помочь твой скромный поклонник?

— Толя, — улыбнулась я и чмокнула его в колючую щеку, — ты как раз-то и можешь помочь. Я бы сказала — только ты один.

— Польщен! Зайдем ко мне?

Мы прошли темным коридором в его кабинет, как всегда, заваленный кучей бумаг, с зелеными стенами, оклеенными фотографиями собак и детей. Толя считал, что это расслабляет. Как у всякого патологоанатома, у него были свои странности.

— Так в чем дело? — Он сел за стол и сплел свои тонкие музыкальные пальцы.

— Толя, — я опустилась на стул напротив, — скажи, ты можешь узнать, как фамилия человека, который проводил судмедэкспертизу над телом некоего Алекса Высотина?

— Легко, — ухмыльнулся Толя. — Это я.

— Ты? — Я обомлела от удивления. На ловца, как говорится… — И что?

— Что? Выражайся, пожалуйста, яснее, — попросил он.

— Ну что ты можешь сказать как эксперт? Он сам того…

— Причина смерти — удушение электрическим шнуром, — беззаботно произнес Толик. — Суицид. Сам он, Танечка, сам. Можешь не сомневаться.

— Тогда взгляни сюда. — Я порылась в сумке и извлекла фотографии, врученные мне пару дней назад.

Толя поправил очки, взял фотографии и изучал их в течение нескольких, томительных для меня минут.

— А что тебя именно интересует? — пожал он плечами.

— Как это что? — ахнула я. — Разве ты не видишь у трупа на шее синяки?

— А ты, Таня, сама разве не увидела, что это два разных человека? Вот это Высотин, таким его привезли. Это было еще до вскрытия. — Он протянул мне две фотографии общего плана. — А вот это шея какого-то неизвестного субъекта.