Бойся Кошек - Эдгар По

Так вместе они и шли и она показывала ему то, что, как ей казалось, заслуживало особого внимания: покосившийся старый дом, в котором некогда жили ее предки; мрачный, аристократического вида особняк, в котором на протяжении столетий проживала семья ее матери; старинная рыночная площадь, на которой несколько веков назад целыми дюжинами сжигали заживо ведьм. Она ни на секунду не переставала оживленно комментировать увиденное, хотя он не понимал и десятой доли из всего сказанного ею, продолжая тащиться рядом, проклиная свои сорок пять лет и всем сердцем ощущая игривое преимущество ее беззаботной юности. Она говорила и ему казалось, что и Сурбитон, и вся Англия остались где-то далеко позади, почтив другой эпохе мировой истории. Голос ее ласкал в его душе нечто безмерно старое, то что дремало где-то в глубине его естества, убаюкивал поверхностные слои его сознания. Также заставляя их погрузиться в сон и одновременно взывая к пробуждению нечто гораздо более древнее. Подобно городу со всей его тщательно отработанной и выверенной претензией на современную активную жизнь, верхние пласты его разума постепенно размягчались, немели, теряли былую чувствительность, зато все более давало о себе знать то, что доселе пребывало в глубоком сне. Громадный Занавес покачивался из стороны в сторону и был готов в любое мгновение взмыть ввысь.

Наконец он стал лучше понимать суть происходящего. В нем оживало понимание духа и настроения всего этого города, и девушка эта, несомненно, являлась верховной жрицей происходящего. Именно она определяла судьбу того, чему суждено было свершиться. В мозгу его проплывали новые мысли и возникали их свежие толкования, а он все шел рядом с ней и никогда еще этот живописный, чуть покосившийся городок, мягко раскрашенный лучами предзакатного солнца, не казался ему столь прекрасным и манящим.

Правда, его несколько встревожил и озадачил один непонятный случай — сам по себе совершенно незначительный, но оттого еще более необъяснимый, вызвавший у сопровождавшей его девушки приступ откровенного ужаса и сорвавший с ее губ пронзительный крик. Везин всего лишь указал рукой в сторону завитков сизого дыма, курившегося над кучами опавших листьев и замысловато извивавшегося на фоне красных крыш, после чего побежал к стене, жестами призывая ее последовать за ним, чтобы вместе полюбоваться прорывающимися сквозь бурую массу язычков пламени. Однако, едва взглянув на тлеющие листья, девушка вздрогнула словно от неожиданности, выражение ее лица разительно изменилось, она повернулась и опрометью бросилась бежать, успев прокричать лишь какие-то разрозненные слова, из которых ему удалось уловить лишь то, что ей страшно и хочется как можно скорее покинуть это место, а заодно увести и его самого.

Однако, уже через пять минут она была, как и прежде, совершенно спокойна и счастлива, словно не случилось ничего такого, что могло бы потревожить или смутить ее, так что вскоре они оба забыли про этот досадный случай.

Потом они любовались зрелищем развалин крепостной стены, вслушиваясь в звуки причудливого городского оркестра, который он слышал в день своего приезда. Как и прежде, он испытал трепетное волнение, что, возможно, отчасти помогло ему мобилизовать свой неуклюжий французский язык. Стоя рядом с ним, девушка также чуть подалась вперед. Здесь они были совершенно одни. Движимый безотчетным, не знающим раскаяния импульсом, он принялся что-то лепетать, толком не понимая, что именно — о его странном восхищении ею. Уже при первых его словах она легонько спрыгнула со стены, приблизилась к нему и с улыбкой на губах остановилась, едва не касаясь его коленей. Шляпку она никогда не носила и теперь солнце слегка ласкало ее волосы, щеку и краешек шеи.

— О, я так рада! — воскликнула она, мягко хлопнув в ладоши перед его лицом. — Так рада! Ведь раз вам понравилась я, то вам не может не понравиться то, что я делаю, и то, чему я принадлежу.

Он уже начал сожалеть о том, что столь неожиданно утратил контроль над собой. Что-то в ее словах вызвало у него очередной приступ безотчетного страха, как у моряка, пускающегося в плавание по неизведанному и опасному морю.

— Я хочу сказать, что и вы поучаствуете в нашей настоящей жизни, — мягко добавила она, словно заметив его смятение и желая теперь задобрить своего спутника. — Вы вернетесь к нам.

Невинное дитя давно уже целиком подчинило его себе; он чувствовал, как его все больше захлестывают волны ее власти; от нее исходило нечто такое, что попросту лишало его способности что-либо воспринимать и вселяло глубокое осознание силы ее личности. Он не сомневался в том, что вся эта изящная грация таила в себе внушительную, величавую, неизведанную им доселе мощь.

Он снова увидел ее, словно идущую сквозь дым и пламя, в окружении разбушевавшейся, неукротимой стихии, и вновь рядом с ней была ее ужасная мать. Все это едва уловимо проскользнуло в ее улыбке, во всем облике чарующей невинности.

— Я знаю, что так оно и будет, — повторила она, удерживая его магией своих глаз.

Кроме них на старинном крепостном валу не было ни души, и осознание того, что она подчиняет его себе, наполнило его кровь сладостным, чувственным упоением.

Сдержанная небрежность и простота ее манер вызвали в нем новый взрыв безудержного очарования, и все, что еще оставалось от былого мужского естества, резко восстало наперекор этому жутковатому слиянию, заставив вспомнить о себе со всей яростью давно забытой юности. И все же в груди продолжало зреть жгучее желание взмолиться перед ней, молить ее забрать все то, что еще оставалось от его ничтожной личности и продолжало отчаянно биться за спасение собственного «я».

Девушка снова остановилась и, встав рядом с ним, облокотилась о край стены; она глядела на темнеющую вдали равнину, застывшая недвижимо, словно каменная статуя. Он же обеими руками цеплялся за остатки собственной смелости.

— Скажите, Ильза, — произнес Везин, бессознательно подражая мурлыкающей мягкости ее голоса, хотя и понимая, что говорит вполне искренне, — в чем состоит смысл этого города, — и что это за настоящая жизнь, о которой вы тогда сказали? И почему люди день и ночь подсматривают за мной? Скажите, что все это значит? Объясните, наконец, — добавил он чуть более поспешно, с некоторой страстностью в голосе, — что вы на самом деле такое — вы сами?

Она повернула голову и посмотрела на него из-под полуопущенных век; слабый румянец, тенью скользнувший по ее лицу, выдавал нараставшее напряжение.

— Мне кажется… — пробормотал он, смущенно заикаясь под ее пристальным взглядом, — что у меня есть право знать это…

Внезапно она широко раскрыла глаза.

— Значит, вы меня любите? — мягко спросила девушка.

— Клянусь вам, — порывисто воскликнул он, одновременно чувствуя, что его тело вздымается силой невидимого прилива, — что я никогда прежде не испытывал… я никогда не встречал девушку, которая бы…

— В таком случае, у вас действительно есть право знать, — спокойно прервала она его сбивчивое признание, — ибо любовь объединяет все секреты.

Она сделала паузу и Везин почувствовал, будто его пронзило обжигающее потрясение. Слова девушки словно приподняли его над землей, он испытал прилив лучезарного счастья, за которым сразу же, как по некоему чудовищному контрасту, пришла мысль о смерти. Он знал, что она в упор смотрит на него, и тут же услышал ее голос.

— Настоящая жизнь, о которой я говорю, — прошептала она, — это старая, очень старая жизнь наших душ, жизнь, которая протекала давным-давно и к которой вы также принадлежите, как принадлежали до сих пор.

В глубине его сознания колыхнулась слабая волна воспоминания. Слыша ее слова, он инстинктивно осознавал, что она говорит сущую правду, хотя пока и не вполне улавливал ее истинный смысл. Он слушал ее и его нынешняя жизнь словно утекала куда-то вдаль, оставляя ему ту личность, которая была намного старше и громаднее его, нынешнего. Именно это ощущение потери, безнадежной утраты его сегодняшнего «я», наводило на мысли о смерти.

— Вы прибыли сюда, — продолжала девушка, — с целью отыскать ее, и люди почувствовали ваше присутствие. Они ждут, каким же будет ваше решение — покинете вы их, так и не найдя ее, или же…

Она неотрывно смотрела ему в глаза, хотя лицо ее начало постепенно меняться, словно увеличиваясь в размере и темнея от числа прожитых лет.

— Их мысли постоянно бередят вашу душу, отчего вам кажется, что они наблюдают за вами, хотя глаза их здесь абсолютно ни при чем. Намерения и устремления их внутренней жизни взывают к вам, домогаются вас. Когда-то, давным-давно, вы тоже были частью единой с ними жизни, и сейчас они хотят, чтобы вы снова вернулись к ним.

Везин слушал эти слова и его робкое сердце захлестывали волны накатывающегося страха; но глаза девушки удерживали его в тенетах радостного упоения, а потому он не испытывал ни малейшего желания спасаться бегством. Она завораживала его, причем воздействие ее почти не затрагивало его нынешнего естества.