Колымское эхо - Эльмира Нетесова

—        У меня тут мать. Ее одну не брошу,— на­стырно твердила женщина.

—         Варя, а разве для себя пожить не хочешь?

—        Как это?

—         Ну, в квартире, с удобствами, ни о чем не заботясь. Ведь для чего-то каждая из вас копит деньги. Вы их с собой на тот свет не заберете. Гам они не нужны. Так хоть здесь с толком при­мените. Купите квартиру, меблишку, заживете человеком. Может, замуж выйдете. А на могилу к матери приезжать можно. Главное, помнить ее в душе, как многие живут, не лишая себя элементарных удобств. Зачем же каждый день мордовать себя?

—        А куда Султана дену? Он же пропадет один без меня!

—        Султан уже взрослый. Его пора отпустить на волю, самому пора жить. У вас он как в клет­ке мучается. Испортите зверя. Он уже взрос­лый. Чего на хлебе сидит. Ему пора мясо, да с кровью, досыта,— говорил Игорь Павлович. Волк, глянув ему в глаза, свирепо зарычал.

—        Зверюга! Тебе же лучшего желаю,— отвер­нулся Бондарев. И вспомнил:

—        Вот тогда, при Сталине, волчьи шкуры сда­вали в госпромхоз. Деньги за это имели непло­хие, люди носили волчьи шапки, рукавицы. Даже куртки шили. Сейчас ничего нет. Живые бегают стадами. Разве это правильно? — возмущался Игорь.

—        А о ком заботиться? Нас тут жалкая горсть осталась. Порвут кого в клочья и никто не узна­ет. Вон в прошлом году на меня стая насела. Еле отбилась.

—        А я слыхал, двоих контролеров порвали. Мужиков. Те приехали старателей проверить, их добычу. А где им взяться? Некому нынче золото мыть. Не до него. Самим бы прожить хоть как- то. Эти же зашли в хату и спрашивают:

—         Где ваши мужчины? Золотишко моют? Мы с Настей глаза вылупили. Какие мужики, где они у нас увидели старателей? Да мы мужиков уже сколько лет не видели. Смех разобрал, глядючи на проверяющих. Они же не поверили. Полезли по балкам и оврагам. Ну и напоролись на хоро­шую стаю. Оружие у них, может, и было. А вот пользоваться вряд ли им умели. Прижучили их сразу кучей. И разнесли так, что мы ничего не услышали. Только потом узнали, по башма­кам и курткам, что загубили контролеров волки. Сожрали вместе с документами. Эх-х, дурье!

Да разве можно самим ходить по незнакомым местам? Мы уж сколько лет тут живем, а на такое не решились бы.

—         Волк — серьезный зверь,— согласился Бон­дарев и, вспомнив, рассказал:

—         Послали мы проверку к старателям. Что- то уж очень мало золота сдавать они стали. Вздумали их проверить. И сразу две группы послали в разные направления. Ну, и что дума­ете, обоим не повезло. Одни в овраге чуть не утонули. Глина под ногами поехала и сбросила с себя на самое дно. Кое-как живыми выбра­лись. Вторых волки в болото загнали и там со­жрали по одному. Ни одного из них не спасли. И все равно присылали к нам комиссии и после тех случаев. Даже женщин посылали. Этих-то зачем? А пару раз сотрудников безопасности подкинули. Ну, этих не сожрать. Они наглей волков. Все как один стрелять умели метко. Уло­жили с пяток зверюг, те и отступили. Поняли, лучше не связываться и уносить ноги, покуда живы. С тех пор в тот овраг не совались стаи. Побаивались новой встречи.

—        А кого из своих боялись? — спросил Иванов.

—         Приисковиков опасались. Особо Тимура. Он золото не мыл, в столовой работал кавказ­ский черт. Но всегда и всюду ходил с ножом, на какой десяток волков нацепить можно и сделать шашлык. Он никого не боялся. Сам навстречу стае выходил. Один. И его, даже ни разу не покусали. А сам всегда с трофеями возвращал­ся. Но хитрый, как змей,— рассмеялась Варя и продолжила:

—         Он и пальцем не шевелил. А золота уво­лок больше любого старателя. Тимур положил у порога чугунную решетку и велел всем тща­тельно мыть и вытирать об нее подошвы сапог, чтоб не марать полы в столовой. Ну, мы слуша­лись. Оказалось, он в конце дня промывал всю грязь и столько золота собирал с наших сапог, что нам и во сне не снилось. А потом это золото ложил в банки с клюквенным вареньем. Оно единственное проходило, рентген его не брал, а Тимурий, набрав, сколько ему надо, навсегда уехал с Колымы. Озолотился по макушку, во­время остановился. А может, кто-то его предуп­редил и уехал навсегда. Вместе с поварихой смотались. Ох, и довольные были люди! Но, правду сказать, обеды у них всегда были вкус­ными и дешевыми. На этих никто не обижался. Они тоже не сетовали. Вот ни у кого столько ума не хватило, под самым носом КГБ спокойно золото имел каждый день. А ведь работал не­мало, целых три года. Никогда ни с кем не ру­гался, со всеми шутил, смеялся. И уехал другом каждому.

—        Сталин был жив тогда?

—        Даже не помню. Но Тимурию все были по фигу. Сообразительный человек. Второй такой не появлялся.

—        Хитер мужик! — крутнул головой Игорь и продолжил:

—        Всякое слышал, но не такое.

—         Да что там Тимур? Он как приснился. Был недолго и будто испарился. После него узбеки появились. Ну, это совсем не то. В столовой грязь, цены высокие. Люди к ним походили не­долго и ушли.

—        А сами узбеки долго были? — поинтере­совался Игорь Павлович.

—        Через полгода разорились и уехали, про­клиная все. Никто их не признал, даже сама Колыма.

—        Как так? — удивился Игорь.

—        Эту столовую то проливные дожди зали­вали, то снегом засыпало по самые не балуй. Один раз их еле живыми выволокли наружу. Больше рисковать не стали. Да и верно, не по климату им наши места. Никто о них не вспоми­нал и долго не помнил.

—        А потом кто работал в столовой?

—        Закрыли ее, расформировали. Узбеки ее так обосрали, что туда уже никто не хотел идти работать. Так и назвали проклятым местом, где нормальным людям делать нечего. Всяк своим обходился. Оно так удобнее и сподручней.

—        Ну, женщины, понятное дело. А вот мужи­ки, им как?

—        Зэкам на трассу баланду привозили все­гда. А семейные и детные перебивались как могли. Конечно, впроголодь жили. Но что поде­лаешь? Это лучше чем в бараке или в землянке ютиться. В избе хоть что-то на человечьи усло­вия похоже и дети здоровее стали. Моя мамка хоть и постарела сильно, в доме все ж выров­нялась. Не допекали ее ломота и хромота. А вот мужик — отец мой — сдал совсем. Колыма его окончательно добила,— вздохнула Варя тяжело.

—        Варя, здоровье может подвести где угод­но, не обязательно на Колыме. Вот я в своей деревушке жил, на материке. Вдвоем с братом одни штаны носили, босиком по снегу бегали. И ничего с нами не случалось, никто кроме ма­тери не болел. А она всю жизнь на спину жало­валась. Из-за нее смерти себе просила. Тут же,  обутый, одетый, так простыл, что уже сколько времени в постели валяюсь. Тут дело в возра­сте, в нервах, да мало ли от чего может прихва­тить. Вот тот Тимурий с Кавказа, какой в вашей столовой работал, совсем к климату не был при­способлен, а небось, не болел?

—        Никогда! — подтвердила Варя, добавив:

—         Некогда ему было. Он работал. Да и харак­тер у человека крепкий, не гнилой. Хотя не худой и не полный. А в студеной воде вместо бани вы­моется и ничего. Никакая красота не одолевала, ни сопли, ни слюни. А мы чуть что расклеились. Сколько лет на Колыме живем, а все не приспо­собились. Закалки не получилось, хоть тресни.

—         Знаешь, Варь, у нас в редакции старая женщина уборщицей работает. Она и сторож, и дворник заодно. Сутками вкалывает. К дедо­вой постели боится подходить. Как ляжет, так ребенок рождается. Вот так десяток наваляли. Нищета непроходимая, а дети, один другого луч­ше. Я это к чему клоню, детей надо было ро­жать. И чем больше, тем лучше.

—        Сашок, голубчик, они тоже разными полу­чаются, хотя в одной семье живут. Глядишь, какой-то с десятка обязательно кривым будет. Как по закону пакости, обязательно паршивый уте­нок вылупится. Даже мамка так говорила, чем больше нянчишься, тем горбатее дитя.

—        Игорь, ты со своим сыном много возился?

—        Когда? Я его только спящим видел. Толь­ко при отъезде лицо увидел. И сразу сомненье взяло. А мой ли он? Ну да что теперь? Я не возился, как другие. Все некогда было, да и не мужичье дело детей растить. Это когда уже взрослым станет...