Старина четвероног - Джеймс Смит

…Вот что вызвал своим появлением первый целакант! Беспокойство, неприятности, упорный труд. Впрочем, это неизбежные спутники любого достижения… Подобные крупные события всегда упираются в роковой барьер мелочей. И лишь после того, как улеглись первые волны и я смог взглянуть на все как бы со стороны, происшедшее чудо предстало моему взору в ослепительном ореоле. Поистине величайшая радость — первому копаться в ожившей окаменелости.

Впрочем, теперь это было позади. Меня уже ждали новые задачи: найти еще экземпляры, отыскать родину этих поразительных рыб. Далекое прошлое неожиданно вышло из моря у самого нашего порога, но здесь ли оно родилось? С самого начала я в этом сомневался, но мало сомневаться, надо знать точно. На все рыболовецкие суда Южной Африки были разосланы фотографии целаканта с обещанием вознаграждения за новые экземпляры, и я каждый день ждал новостей. Попробовал заговорить с руководством колледжа о возможности организовать экспедицию, однако в тот момент мое предложение не встретило поддержки, а сгущающиеся тучи войны и начало грозы в сентябре 1939 года вообще положили конец мечтам об экспедиции. Кому какое дело до целакантов, когда падают бомбы? Гораздо важнее было разгромить фашизм.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ВОЛНА

НАРАСТАЕТ

Глава 6

Глубоководный отшельник? —

Н е т!

Когда улеглось волнение, вызванное открытием, стали возникать новые проблемы. И первой из них был вопрос о месте обитания целаканта.

Целаканты существовали неизмеримо раньше любой обезьяны и человека и благополучно здравствовали на протяжении всех тысячелетий, пока развился современный человек. Й, однако, вплоть до 1938 года ни один ученый не только их не видел, но даже не подозревал об их существовании. Как уже говорилось, все были уверены, что целаканты вымерли самое малое 50 миллионов лет назад, и в сознании ученых — исключая нескольких узких специалистов — они занимали какую-то очень скромную полочку. Теперь, потрясенные открытием, ученые всего мира стали ломать себе голову: как такая крупная и необычная по виду рыба все это время могла оставаться вне поля зрения.

Особенно правдоподобной казалась всем теория, выдвинутая сотрудником Британского музея доктором Э. Уайтом, который вскоре после сообщения о находке напечатал статью (о ней упоминалось выше), где заявлял:

«Этот целакант, хотя его и поймали на глубине всего 75 метров, почти наверное был пришельцем из более глубоких районов моря, куда он вынужден был отступить под влиянием конкуренции с более активными современными типами рыб. Следовательно, можно предположить, что в труднодоступных глубинах океанов обитают и другие реликтовые формы».

Я никогда не мог понять, почему это. воззрение могло найти сторонников. Мне было достаточно одного взгляда на целаканта, чтобы отвергнуть любое предположение, будто он обитает «в труднодоступных глубинах». И однако же многие ученые мира поспешили приветствовать теорию Уайта вздохом облегчения. Как же — все становится ясно!

Просто поразительно, как широко распространилась эта нелепая (во всяком случае, для меня) теория. Ради нее ученые пренебрегали фактами. Например, печать всего мира сообщила, что первый целакант был пойман траулером в районе Ист-Лондона на глубине 75 метров. Об этом же говорилось в моей монографии и многочисленных других публикациях. Хорошо известно, что в южноафриканских водах траулеры давно ведут лов на глубинах до 500 метров и даже больше, и все же один видный зарубежный ученый вскоре после открытия целаканта писал, что рыба была поймана «южноафриканским траулером, который вел лов на глубинах, превышающих обычные». А всего несколько лет назад дорогостоящая экспедиция специально искала целакантов на больших глубинах океана..

Лично мне мысль о том, что цел акант — обитатель больших глубин, кажется совершенно' необъяснимой. С первого же раза, когда я увидел его, эта замечательная рыба всем своим видом сказала мне так же отчетливо, как если бы по-настоящему могла говорить:

— Посмотри на мою твердую мощную чешую. Ее пластины налегают одна на другую, так что все тело покрыто тройным слоем. Посмотри на мою костистую голову, на крепкие колючие плавники. Я так хорошо защищен, что мне никакой камень не страшен. Разумеется, я живу в каменистых местах среди рифов. Можешь мне поверить: я крепкий парень и никого не боюсь. Нежный глубоководный ил — не для меня. Уже моя синяя окраска убедительно говорит тебе, что я не обитатель больших глубин. Там нет синих рыб. Я плыву быстро только на короткое расстояние; да мне это и ни к чему: из укрытия за скалой или из расселины я бросаюсь на добычу так стремительно, что у нее нет надежды на спасение. А если моя добыча стоит неподвижно, мне не надо себя выдавать быстрыми движениями. Я могу подкрасться, медленно карабкаясь вдоль ложбин и проходов, прижимаясь для маскировки к скалам. Посмотри на мои зубы, на могучие челюстные мышцы. Уж если я кого схвачу, то вырваться будет нелегко. Даже крупная рыба обречена. Я держу добычу, пока она не умрет, а потом не спеша закусываю, как это делали подобные мне на протяжении миллионов лет.

Обо всем этом и еще о многом поведал целакант моему глазу, привыкшему наблюдать живых рыб.

Наши знания о жизни на больших глубинах в общем- то далеко не полны, но обитателей абиссали поймано немало, и ученые получили достаточно четкое представление о внешности обитателей этих холодных и мрачных мест. Вид глубоководных рыб свидетельствует о мало приятной жизни, почти всем им присуща черная окраска, ракообразным и другим позвоночным — красная. Среди подвижных обитателей абиссали нет синих особей.

В общем, целакант никак сюда не подходит. Достаточно взять его чешую: глубоководным рыбам такая броня не нужна. Кстати, далеко не доказано, что рыбы абиссали или хотя бы их предки отступили туда, спасаясь от конкуренции с другими видами в верхних слоях океана. Известно, что даже маленькие, хрупкие рыбки осваивают огромные области. Рыбы вообще склонны мигрировать и искать новые места, как и все живые существа.

Известные нам глубоководные виды произошли от предков, которые жили на обычных глубинах. Большинство глубоководных рыб, разумеется, специально приспособлены к особым условиям их обитания, однако их родство с обитателями сублиторали прослеживается очень четко, и среди этих родственников вряд ли можно выделить таких, которые были бы приспособлены для «конкуренции» больше, чем предки глубоководных. Жителей абиссали отличают очень мягкие ткани, легкие кости, огромные или атрофированные глаза; их большие челюсти оснащены длинными зубами, часто зазубренными. Они, надо полагать, очень хорошо чувствуют себя дома, и нет никаких оснований считать их слабыми и потому побежденными изгнанниками.

Когда был пойман целакант, трал одновременно принес несколько тонн акул. Как известно, куток, полный рыбы, поднимают лебедкой, затем его развязывают, и улов вываливается на палубу. Лишь самые выносливые рыбы остаются в живых при подъеме кутка, а падение на палубу и вес всей груды приканчивают многих оказавшихся внизу рыб. Известно также, что когда на поверхность поднимают глубоководную рыбу, пусть даже не сдавленную сетью, она чаще всего погибает задолго до того, как ее извлекут из воды.

Когда наш целакант попался в трал, он оказался в самом низу целой горы пойманной рыбы, и прошло некоторое время, пока разобрали тонны лежавших сверху акул. Тем не менее он после всего этого остался настолько бодрым, что хотел цапнуть капитана за руку. Вся команда на протяжении многих часов после замета развлекалась живым чудищем. Словом, никакая глубоководная рыба не пережила бы таких испытаний. А кто-то называл целаканта хилой, вырождающейся рыбой…

Все эти очевидные свидетельства не позволяли мне согласиться с тем, что рыба живет на больших глубинах. Казалось совершенно невероятным, чтобы целакант или его древние предки были вынуждены «отступить» из-за «конкуренции» с другими рыбами. Я не знаю ни одной современной или вымершей рыбы, которая была бы страшна целаканту — «охотнику рифов». Скорее наоборот, он — подобно еще более крупному хищнику, морскому судаку, — представляет собой страшного врага для большинства рыб, обитающих в зоне рифов. Словом, я поручился бы за него в любой его схватке даже с самыми подвижными соперниками; не сомневаюсь, что и ныряльщик, плавая среди рифов, не был бы в восторге от встречи с целакантом. Оглядываясь теперь назад, я еще более, чем когда-либо, недоумеваю: как могло большинство ученых согласиться с мыслью, что целакант — житель абиссали..

Но одного лишь моего недоверия к версии «труднодоступных глубин» было, разумеется, недостаточно, чтобы решить загадку. Первый вопрос: обитает ли целакант в том районе, где был пойман? Может быть, он просто очень редок, а может быть, его встречали и раньше, но не сообщали об этом? Многие люди не заявляют в музеи о необычных животных, боясь показать себя невеждами. Из-за этого пропадает немало редкостей. Нужно какое- нибудь выдающееся событие, чтобы победить нерешительность; недаром всякий раз, когда пишут о «новой находке», за этим следует поток аналогичных сообщений. Когда в Ист-Лондоне впервые экспонировали цела- канта, многие заявили, что уже видели таких рыб раньше. Один человек рассказал, что несколько лет назад нашел подобную рыбу на берегу севернее Ист-Лондона. Он ничего не смог с ней поделать: она была очень велика и уже разлагалась. Рыбак с траулера вспомнил, как давным-давно в море у Натала они вытащили шесть больших рыб, в которых он теперь признал целакантов. Его капитан велел выбросить их обратно, так как сомневался, что кто-нибудь станет есть столь необычную рыбу. Рассказывались и другие подобные истории, но из-за отсутствия каких-либо надежных доказательств, вроде чешуи или фотографий, невозможно было проверить достоверность этих сведений.