Каменное сердце - Пьер Пежю

И я — счастливый обладатель волшебной палочки — понял, что мне достаточно было расколотить все эти хрупкие штучки, чтобы вызвать самое чувственное напоминание о Жюльетте: ее аромат, ее духи, запах ее кожи.

Я завершил это планомерное разрушение, изо всей силы ударив по светильнику опалового стекла, так что на меня дождем посыпалась стеклянная мелочь. И наконец во мне и вокруг меня вновь настал беспредельный нежный покой. Жюльетта была здесь, в темноте. Я мог вдоволь надышаться запахом ее тела и волос. Да, она была рядом…

Вишневые косточки, яблоки, шляпки гвоздей, флаконы, зеркала: я в самом деле за эти несколько месяцев познал до тех пор мне неведомые желание и наслаждение. Тем не менее мне совершенно не нравился человек с тростью, подкованной железом, меня нисколько не привлекала молотобойная психология!

А в то утро я испытал наслаждение, принявшись рвать собственные рукописи, и сразу понял, что это наслаждение того же рода. Мне доставляло истинное удовольствие, проглядев текст по диагонали, мять и комкать страницы, а потом бросать их в огонь — пусть даже это замедляло положение библиотеки в гроб. Среди всей этой мельтешни суетились литературные персонажи. Каждый в смятении жаловался, твердил свою реплику.

Как ни странно, мне показалось, что в этой невидимой смуте я различил слова, которые сам однажды вложил во время одной из своих целительных бессонниц в уста девочки-беглянки: «Нет! Нет! Та душа, о которой вы говорите, — чужачка! Мерзкая чужачка! Если все так, я хочу, чтобы я могла ее бросить, отделаться от нее. Да, я хочу вырвать из себя эту душу!»

Да что я мог в ней найти, в этой Лейле? И какое мне дело до безработного бродяги по фамилии Шульц, способного пробормотать что-нибудь вроде: «Кто где-то там мог написать такую бездарную историю?»

Этих двоих я ни в ящик не заколотил, ни в преисподнюю своей печки не бросил. Роковая небрежность, последствия которой я не замедлил ощутить на себе.

Крушение

Съежившись в ледяной каше, Лейла прижалась к покрытому инеем кузову машины, стоявшей с выключенными фарами. Ей удалось спрятаться, но она уже слышала ругань пытавшихся ее догнать нечесаных и растерзанных братьев Косто. Хоть они и были мертвецки пьяны, но желание заполучить эту девку и ярость от того, что добыча от них ускользнула, гнали их вперед, и бежать они могли очень быстро. Когда рядом приоткрылась дверца, Лейла вздрогнула, но, не раздумывая, втиснулась в спасительную щель и сжалась в комочек между сиденьями, а чья-то рука тем временем осторожно дверцу затворила. Она услышала безнадежный стон мотора, его стариковскую одышку, и сердце у нее заколотилось. Водитель никак не мог завести машину. Лейла боялась, подняв голову, увидеть, как к запотевшим окнам снаружи прилипнут ряхи братьев, торчащие из шерсти приплюснутые к стеклам носы. Они начнут вовсю колотить по крыше и с хохотом трясти эту развалюху, а потом вытащат ее отсюда за ноги и поволокут обратно в прицеп.

Внезапно машина незнакомца оглушительно взвыла, дернулась назад и с кастрюльным грохотом тронулась с места. Выкручивая руль, водитель задел рукой волосы Лейлы, и она еще сильнее сжалась. В едва нагретом салоне стоял резкий запах человеческого тела, супа и грязи. Вскоре за мокрыми стеклами потянулись фасады домов. Лейла понемногу начала приподниматься, встала на колени среди целой кучи хлама, потом села, но, едва пристроив попку на заднем сиденье, подалась вперед, втиснув верхнюю часть тела между спинками.

Человек, который вел машину, был плохо выбрит, на голову натянута вязаная шапочка, на плечи наброшено одеяло.

— Спасибо! Меня зовут Лейла… Какое счастье, что вы оказались там… Понимаете, я давно их знаю… Они, как напьются, прямо звереют.

Против света она видела только щеку водителя, но из прямоугольника зеркала заднего вида на нее смотрели голубые глаза, утонувшие в складках смуглой лиловатой кожи.

— Ну что ж, в таком случае они, наверное, крепко выпили, — только и сказал он.

Ему хотелось выглядеть ироничным, но Лейла поняла, что он просто-напросто очень устал. Когда девушка стала его благодарить, он прибавил: «Вот и хорошо, что ты здесь».

Они довольно долго ехали, пока не добрались до почти пустой стоянки у супермаркета, где водитель резко затормозил и встал между двумя проведенными на асфальте белыми линиями, среди сотен других незанятых мест.

— А меня зовут Шульц, — сказал голубоглазый, повернувшись к Лейле, и та увидела, что он старше, чем ей показалось поначалу. — Ты живешь в одном из прицепов? Я часто там бываю, когда стемнеет, но тебя никогда раньше не видел… Ну что, я сделаю кофе… Может, ты тоже хочешь…

Он выудил из рассыпающейся свалки банку с остатками коричневого порошка, бутылку воды и чайник, пристроил между сиденьями газовую плитку, подперев ее рычагом переключения скоростей. Пока вода уютно булькала, Лейла, уставив черные глаза в блекло-голубые глаза Шульца, простодушно рассказала ему, кто она такая и как она решила уехать с… тут она немного поколебалась, потом сказала «с другом…», и как все сразу же плохо обернулось. Про своих преследователей она сказала Шульцу, что это старые знакомые, которые на время ее приютили, ну да…надо быть осторожнее…но они начали к ней приставать, да, потому что надрались в стельку…и хотели затащить ее в свою мерзкую постель!

Согнувшись вдвое и яростно ударяя кулаками по рулю, Шульц издал нечто напоминающее мучительно затянувшийся глухой лай. Успокоившись наконец, он провел ладонями по лицу и сказал:

— Словом, ты сбежала! Детский поступок! А родители? У тебя ведь есть родители, и они волнуются! Ну что ж, в конце концов, кое-чему это тебя научило, ты поняла, что уже не ребенок… Когда я тебя подобрал, за тобой гнались парни… Ты мне скажешь, что, может, этим двум бородатым без разницы, ребенок ты или нет… Ну, давай, пей кофе. И осторожнее, этими стаканчиками можно пальцы обжечь.

— Мы должны были поехать на юг, сначала в Марсель, где у моего друга есть знакомый в одном баре, потом в Испанию, а оттуда в Танжер… У него были деньги. А я бы потом заработала. Я толком не знаю, о чем он думал, но мне бы еще хотелось уехать одной, и уехать далеко, поглядеть на мир… Понимаете?

— Я прежде всего понимаю, что планы вроде твоего никогда ни к чему хорошему не приводят. Хотя попробовать надо… Мало ли что… Столько всякого плохо кончается. Или, вернее, в любую минуту может не так обернуться. Вот только что для этих двух крутых парней тоже все не так обернулось. Не так, как они хотели. Да, стоило посмотреть, как они бесились!

Шульц засмеялся и снова закашлялся.

— Вы больны?

— Грудь саднит. И жар у меня. Надо бы купить аспирин.

Он объяснил Лейле, что у него нет никакого крова, кроме этой машины. Тот еще приют…

— Надо бы хоть проветрить здесь, — сказала Лейла, — и прибрать немного. Вся машина провоняла!

Она уже перелезла через спинку и устраивалась на переднем сиденье. До этого она кое-как расчистила себе местечко, стараясь не опрокинуть плитку, на которой стоял чайник. Салон заполнялся паром. Шульц, так и не выпутавшись еще из одеял и многослойной одежды, ощупал собственную черепушку, поспешно сдернул шапочку и горестно покачал головой. Они выпили кофе, обхватив податливые стаканчики обеими руками, чтобы вобрать в себя побольше тепла. Тучные белые бабочки садились на ветровое стекло и медленно там умирали, лепясь одна к другой. Вскоре их стало так много, что они заслонили собой безобразный пейзаж, состоявший из бетона, ржавчины и разнузданных надписей.

— И куда ты теперь собралась? — спросил Шульц.

— Наверное, поеду в Марсель одна. Я знаю, как называется этот бар: «Восточный»… «Восточный Бар»… Там я найду старого друга Карима, дядю Джо.

Лейла, до тех пор чем-то очень озабоченная, внезапно расслабилась и сказала:

— Я доберусь автостопом. А там посмотрим. Мне обязательно надо уехать! Я больше не могу торчать на одном месте. Мне все равно торопиться некуда…

— Если хочешь, могу тебя немного подвезти. Мне тоже некуда спешить! Так почему бы не покатить к югу — все лучше, чем кружить здесь. Хотя бы настолько, насколько хватит этого чертова мотора. И до тех пор, пока мне будет на что купить бензин!

— Прежде всего мне надо забрать рюкзак. Он остался в прицепе.

— У этих двух бандитов?

— Днем они спят… А выспавшись, отправляются обделывать свои делишки. На самом деле они не такие ужасные. Помню, когда я была маленькая, они мне казались красивыми, намного красивее, чем мои братья…

— Ты была в них влюблена?

— Не знаю…

— Тебе и в голову не приходило, что они превратятся в эти кучи мяса, замаринованного в красном вине! Вот видишь, внешность тоже меняется…

На заснеженную площадку с трейлерами они въехали вскоре после полудня. Земля побелела, навесы, крыши, брезент, железо, доски, мусор, выломанные из машин сиденья — все сделалось белым, чистым, опрятным, приятно однообразным. Но все было погружено в глубокую спячку мертвых вещей и окоченевших тел, тел, отогретых дешевым вином и снова окоченевших.