Весь этот свет - Макгвайр Джейми

– Есть два озера, – заметила мамочка.

– Люди, приезжающие на озеро, обычно едут туда на день или ночуют в палатках. Это же не Миссури. Мы не на озере Тейбл Рок, от которого до Брэнсона десять минут езды. Это не одно и то же.

– Все получится, если мы будем себя рекламировать. И если город будет с нами сотрудничать.

– Как это будет выглядеть? Не спорь, и так все ясно. Крайне рискованно и безответственно начинать такой бизнес, учитывая, что мы уже целый месяц не можем оплатить текущие счета.

Папа посмотрел на меня, видимо, только что вспомнив о моем присутствии, и пожалел о своих последних словах.

– Я могла бы найти работу, – предложила я.

Папа хотел было что-то сказать, но мамочка его опередила.

– Кэтрин могла бы работать вместе со мной в гостинице «На Джунипер-стрит».

– Нет, дорогая, – сердито возразил папа. – Ты довольно долго не смогла бы ей платить, а значит, это бессмысленно. Взгляни на меня. Ты же знаешь, что это плохая идея, ты ведь знаешь.

– Утром я позвоню в банк. Салли даст нам ссуду, уверена, она не откажет.

Папа стукнул кулаком по столу.

– Проклятье, Мэвис, я сказал нет!

Мамочка гневно раздула ноздри.

– Это ты довел нас до этого! Если бы ты выполнял свою работу, тебя бы не сократили!

– Мамочка, – пробормотала я.

– Это все твоя вина! – продолжала она, не обращая на меня внимания. – Мы того и гляди останемся без гроша, и ты должен был позаботиться о нас! Ты обещал! А теперь ты целый день сидишь дома, в то время как я единственная в семье зарабатываю деньги! Нам придется продать дом. Куда мы пойдем? И как меня угораздило связаться с таким неудачником?

– Мамочка! – завопила я. – Хватит!

Дрожащими руками она пригладила растрепавшиеся волосы, повернулась на сто восемьдесят градусов и бросилась вверх по лестнице, хлюпая носом.

Папа посмотрел на меня снизу вверх, в его взгляде ясно читались смущение и чувство вины.

– Она не со зла, принцесса.

Я села и тихо проворчала:

– Она всегда не со зла.

Папа криво усмехнулся.

– Она просто вся на нервах.

Я потянулась и взяла папу за руку. Ладонь у него была влажная от пота.

– Только она?

– Ты же меня знаешь, – он подмигнул мне. – Упасть просто, гораздо труднее снова подняться. Я все улажу, не тревожься.

Он потер плечо, и я улыбнулась.

– Я не тревожусь. Схожу в кафе «У Браума» и спрошу, не нужны ли им сотрудники.

– Не спеши. Мы все обсудим еще раз в следующем месяце. Возможно.

– Я не против помочь.

– Что ты ела на обед? – спросил папа.

Я просто покачала головой, и отец нахмурился.

– Лучше пойди и приготовь себе что-нибудь. Я схожу наверх и успокою твою мамочку.

Я кивнула, с тревогой наблюдая, как папа тяжело поднимается из-за стола. Он сделал шаг и едва не потерял равновесие. Я схватила его за руку и поддержала.

– Папа! У тебя солнечный удар?

– Возьму это с собой, – сказал он, беря со стола стакан воды.

Сунув руки под мышки, я смотрела, как он медленно поднимается по лестнице. Он казался постаревшим и немощным. Любая дочь хочет видеть своего отца исключительно непобедимым героем.

Когда папа поднялся наверх, я прошла в кухню и открыла холодильник. Тот натужно загудел, я поискала в нем мясо и сыр. Мяса не было, зато я нашла последний кусочек сыра и немного майонеза. Вытащив добычу из холодильника, я огляделась в поисках хлеба, но ничего не нашла.

На буфете стояла целая коробка соленых крекеров, так что я выдавила остатки майонеза, разломила сыр на маленькие кусочки и постаралась распределить майонез и сыр на максимальное количество печений. Мамочка так переволновалась, что забыла купить продуктов. Я невольно призадумалась: сколько еще пройдет времени, прежде чем у нас вообще не останется денег на еду.

Я села на папин стул, который скрипнул под моим весом, отправила в рот первый крекер и стала с хрустом жевать. Папа и мамочка больше не ругались. Она даже не плакала, хотя, будучи в расстроенных чувствах, постоянно заливалась слезами. Я начала гадать, что происходит и почему мамочка не на работе.

Большая люстра у меня над головой закачалась, потом жалобно загудели трубы. Я вздохнула: очевидно, папа набирает ванну, чтобы помочь мамочке успокоить нервы.

Я прикончила свой нехитрый обед, ополоснула тарелку, а затем вышла на веранду. Эллиотт уже был там. Он сидел на качелях, держа в руках два больших шоколадных пирожных, завернутых в прозрачную пленку, и две бутылки колы.

Он протянул мне и то, и другое.

– Десерт?

Я присела на качели рядом с ним, впервые с момента его ухода чувствуя покой и счастье. Развернула пирожное и вгрызлась в него, застонав от удовольствия.

– Твоя тетя испекла?

Эллиотт сощурил один глаз и улыбнулся.

– Она врет тетушкам в своей группе взаимопомощи, будто это ее рецепт.

– А это не так? В прошлом она уже пекла для нас такой десерт. Все соседи не переставая нахваливали шоколадные пирожные Ли.

– Это рецепт моей мамы. Тетя Ли очень обо мне заботится, так что я ее не выдаю.

Я улыбнулась.

– Не проболтаюсь ни одной живой душе.

– Знаю, – кивнул Эллиотт, перебирая по земле ногами, чтобы раскачать качели. – Это мне в тебе и нравится.

– Что именно?

– Ты кому-нибудь рассказала, что мой дядя потерял работу?

– Конечно нет.

– Вот видишь. – Он откинулся на спинку качелей и завел руки за голову. – Ты умеешь хранить секреты.

Глава третья

Эллиотт

Я пришел в гости к Кэтрин на следующий день и на следующий после него. Мы виделись ежедневно на протяжении двух недель. Ходили за мороженым, гуляли в парке или просто бродили. Если ее родители и ругались, Кэтрин была вне дома и не видела этого. Я ничем не мог ей помочь, разве что составить компанию, но она искренне радовалась даже такой малости.

Все утро я подстригал газоны, пытаясь закончить все ранее оговоренные подработки до начала грозы, ведь с юго-запада на Дубовый ручей надвигались темные тучи. Наверное, Кэтрин сидела на качелях у себя на веранде, как делала каждый день, и ждала, когда я загляну к ним во двор.

Всякий раз, когда я забегал домой выпить воды, дядя Джон сидел перед телевизором и смотрел новости, слушал метеорологические прогнозы касательно атмосферного давления и направления ветра. С периодичностью в десять минут на протяжении последнего часа вдалеке громыхал гром, с каждым разом становясь все громче. Расправившись с последней лужайкой, я прибежал домой и принял душ, схватил фотоаппарат и пошел к дому Кэтрин. Я старался делать вид, что вовсе не тороплюсь.

На ней была тонкая блузка, красиво оттенявшая ее сияющую кожу. Она теребила обтрепанный край джинсовых шорт тонкими пальцами с обкусанными ногтями. Я с трудом дышал в теплом, влажном воздухе и обрадовался, когда вдруг повеяло прохладой. Небо окончательно потемнело, и заметно похолодало. Листья в кронах деревьев зашелестели под резкими порывами ветра, который мгновенно сдул волны жара, танцевавшие над асфальтом всего несколько минут назад.

Мистер Кэлхун выскочил из дома, поправляя галстук.

– Принцесса, у меня пара собеседований. Увидимся вечером.

Он рысцой сбежал с крыльца, круто остановился, вернулся и чмокнул дочь в щеку. Затем он многозначительно посмотрел на меня, добежал до своего «Бьюика», сел в машину, задом выехал с участка и быстро укатил.

Качели слегка подпрыгнули, а цепи дрогнули, когда я сел рядом с Кэтрин. Я начал отталкиваться ногами от пола, и мы стали раскачиваться вперед-назад. Кэтрин сидела молча, ее длинные, изящные пальцы привлекли мое внимание. Мне хотелось снова дотронуться до ее руки, но еще хотелось, чтобы на этот раз она прикоснулась ко мне первой. Цепи умиротворяюще поскрипывали. Я запрокинул голову и стал смотреть на раскинувшуюся под потолком паутину, а еще заметил кучку мертвых мошек в висевшем на крыльце фонаре.

– Фотоаппарат? – спросила Кэтрин.