Атлантида - Пьер Бенуа

— Вам придется, несомненно, испытать разочарование, — заметил я: — все говорит за то, что торговые сношения, происходящие в наши дни на этом пути, — очень незначительны.

— Посмотрим, — спокойно сказал он.

Этот разговор происходил между нами в то время, как мы подвигались вдоль монотонных краев лежавшей на нашем пути себхи22. Обширный солончак отливал бледноголубым светом под лучами встававшего солнца. Наши пять мехари, широко расставляя свои длинные ноги, бросали на его блестящую поверхность большие темноголубые тени, бежавшие рядом с ними. От времени до времени, на воздух поднималась птица, — единственная обитательница этих пустынных мест, — нечто вроде цапли неопределенной породы; встревоженная нашим караваном, она парила сначала над нами, словно подвешенная на нитке игрушка, а потом, как только мы уходили дальше, снова садилась на землю.

Я ехал впереди, внимательно следя за нашим маршрутом. Моранж следовал за мной. В своем просторном белом бурнусе, с высокой спагийской феской на голове и с висевшими на шее длинными четками из белых и черных шариков, с большим крестом на конце, — он являлся идеальным воплощением «белых отцов» кардинала Лявижери23.

После двухдневного привала в Темассинине, мы свернули в сторону, чтобы отклониться к юго-западу от пути, по которому шел Флятерс. Мне принадлежит честь открытия, еще до Фуро, важного значения Темассинина, как геометрической точки пересечения караванных дорог, и указания места, где капитан Пэн недавно выстроил форт. Здесь скрещиваются тракты, ведущие в Туат из Феццана и Тибести, вследствие чего Темассинин является, несомненно, будущим центром великолепного осведомительного бюро. Сведения, которые я собрал во время нашего пребывания там о злых умыслах наших врагов, оказались очень серьезными. Отмечу, кстати, что меня удивило полное равнодушие, с каким Моранж относился к моей деятельности политического следователя.

Все эти два дня он провел в разговорах со старым негром — сторожем гробницы, хранившей под своим гипсовым куполом останки высокочтимого Сиди-Муссы. Я очень жалею, что содержание его бесед с этим официальным лицом ускользнуло из моей памяти. Но, судя по восторженному изумлению, которое отражалось на лице темнокожего, я понял, насколько я был невежествен по части тайн, скрывавшихся в недрах неизмеримой Сахары, и как хорошо они были известны моему спутнику.

Если ты хочешь иметь понятие о той необычайной оригинальности, которую Моранж вносил, вообще, в свое экстравагантное поведение, то об этом будет интересно послушать даже тебе, уже привыкшему к делам и людям юга. Мы находились, точно говоря, в двухстах, приблизительно, километрах от нашего форта, в самом центре Великой Дюны, на страшной дороге, по которой приходится идти целую неделю, не встречая ни капли воды. В наших мехах ее оставалось до первого колодца всего на два дня, а ты знаешь, что над этими источниками, как писал Флятерс своей жене, «надо трудиться целыми часами, чтобы их откупорить и напоить животных и людей»… Но я уклонился в сторону. На этом пути мы повстречали караван, который шел по направлению на восток, к Гадамесу, и слишком забрался к северу. Горбы его верблюдов, сильно сократившиеся в объеме, красноречиво говорили о страданиях отряда. Совсем сзади плелся серый ослик, жалкое на вид длинноухое животное, которое спотыкалось на каждом шагу, хотя купцы его разгрузили, зная, что он должен издохнуть. Напрягая свои последние силы, он инстинктивно тащился за караваном, чувствуя, что в тот момент, когда он остановится, наступит конец и над ним громко зашуршат крылья плешивых коршунов. Я очень люблю животных, которых, по очень многим и серьезным причинам, предпочитаю обществу человека. Но мне никогда не пришло бы в голову сделать то, что выкинул Моранж.

Как я уже тебе сказал, наши мехи были сильно истощены, и наши собственные верблюды, без которых люди, находящиеся в бесплодной пустыне, обречены на гибель, шли без воды уже много часов. Моранж остановил своего дромадера, заставил его опуститься на колени, отвязал мех с водой и напоил ослика. Мне было, конечно, приятно увидеть, как запрыгали от удовольствия и счастья тощие бока несчастной скотины. Но на мне лежала ответственность за мой караван, и к тому же я заметил возмущенный вид Бу-Джемы и неодобрительные взгляды моих страдавших от жажды спутников. Я сделал Моранжу замечание. Если бы ты видел, как он его принял! «Я отдал то, на что я имел право, — ответил он. — Мы придем к колодцам Эль-Биода завтра вечером, около шести часов, а до тех пор, я знаю это наверняка, мне не захочется пить». И все это было сказано тоном, в котором я почувствовал в первый раз капитана. «Ему легко так говорить, — подумал я с раздражением. — Он знает, что и я и Бу-Джема раскроем перед ним свои мехи, когда ему захочется пить». Но я еще плохо знал Моранжа: до самого вечера следующего дня, когда мы добрались до Эль-Биода, он, действительно, не выпил ни одного глотка, отклоняя с упрямой улыбкой все наши предложения.

О, тень святого Франциска Ассизского! О, холмы Умбрии, столь ясные и чистые в лучах восходящего солнца!..

Точно такое же солнце поднималось над берегами бледносветлого ручья, падавшего полноводной струей из полукруглого углубления скалы, возле которой Моранж остановил наш караван. Неожиданно выступившая перед нами вода катила по песку свои волны, и в сиянии яркого дня, который 45 наполнял их светом, мы различали на дне маленьких черных рыбок. Рыба в глубине Сахары! Мы стояли, словно окаменев, перед этим парадоксом природы. Одна из рыбок попала на крохотную песчаную отмель и лихорадочно металась на ней, сверкая в воздухе своим белым брюшком… Моранж взял ее в руки, внимательно рассматривал несколько секунд, а затем осторожно пустил в свежую воду… О, тень святого Франциска! О, благодатные холмы Умбрии!..

Но я обещал не нарушать неуместными отступлениями ровное течение моего рассказа.

— Вы видите, — сказал мне неделю спустя капитан Моранж, — что я был прав, советуя вам до того, как вы доберетесь до вашей Ших-Салы, свернуть немного на юг. Что-то подсказывало мне, что Эгерейский массив не представляет ничего занимательного с той точки зрения, которая вас интересует. Здесь же вам стоит лишь нагнуться, чтобы поднять где угодно с земли камень, устанавливающий самым решительным образом, — вернее, чем это сделали Бу-Дерба, Клуазо и доктор Марес, — вулканическое происхождение этой местности.

Мы подвигались в тот момент по западному склону Тифедеста, вдоль двадцать пятого градуса северной широты.

— Я был бы действительно невежей, если бы вас не поблагодарил, — сказал я.