Сумеречный сказ - Кайса Локин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если ж любишь ты меня, как и раньше, если ж жизни нет тебе средь предателей мерзких, если ж сердце покоя не знает рядом с обманщиками подлыми, то поклянись душой и телом, что верен будешь мне до конца.
Долго думать не стал молодец и сразу ниц пал пред Ярославой.
— Что скажешь, то и сделаю, лебёдушка моя. Не видать мне радости и счастья, пока не будешь ты отомщена. — Голос его ненавистью полнился, а очи сверкали злобой.
— Тогда слушай и запоминай, — опустилась дева рядом с ним и завела пугающие речи: — Не была я ведьмой никогда, не знала ни слов ворожбы, не проводила обрядов злых, не насылала порчу ни на кого. Только одинокая была, а потому лакомая для гнилых сердец. Михайло ко мне со словами гнусными приходил через день, ложе разделить приглашал. Да только всякий раз я его прогоняла, всем сердцем тебя любя. Но Михайло отказов не принимал. Решил он тогда меня извести да земельку мою себе забрать, коль сама ему в руки не далась. Да только не прост наш глава и жена ему под стать досталась. Злые они люди, Игорь, очень злые. Поверишь ли мне, что тайны все познала, когда на дно отошла?
— Поверю, голубка моя, поверю каждому слову твоему. — Крепко Игорь её руки хладные стиснул.
Вздохнула тяжко Ярослава, на озеро взглянула и поведала правду о старосте деревни:
— Помнишь наверняка сказку страшную про обряд тёмный о невесте для хозяина вод здешних?
— Конечно, — кивнул Игорь. Часто в детстве ему матушка эту быль рассказывала, запрещая к глубокому озеру приближаться.
— Правда всё то, о чём бабки шепчутся, — грустно вздохнула Ярослава, на гладь смотря. — Долго ли, коротко ли, но от отца к сыну в семье Михайло ларец один передаётся. Жизнь он оберегает, сундуки богатством наполняет, дела разрешает. Лежат на дне ларчика цветочки малые бадьяна дикого и кусочек палицы старой. Цветы уж иссохли, но силу былую по-прежнему хранят. Над водяным власть имеют, ведь с его головы тот бадьян сорван. Палицы кусочек пропитан кровью водного хозяина, потому-то и исполняет водяной все желания. Доколе стерегут в семье Михайло дары эти — не знаю, не рассказал мне хозяин сих вод.
— Откуда ж он взялся такой? Неужто всю свою жизнь в этом озере и живёт?
Кивнула Ярослава и пояснять принялась:
— Когда не было здесь ещё селения, обитал тут водяной. А как повадился люд дома строить, так удумал хозяин злой пакости чинить. Точно человек, бродил по деревне да ужасы воротил: мужиков честных в озере топил, баб и девок по ночам навещал. Боялись его шибко и пощады просили — тогда-то и придумал водяной обряд кровавый. Так долго продолжалось, пока…
— Пока счастью старосты угрожать не стали, — перебил её Игорь, сказку вспоминая.
— Верно, — кивнула Ярославу. — То предок Михайло был. Избил он палицей царя вод и загнал его в озеро, вырвав с головы бадьян — считай, что власть над существом получил, коль кусочек плоти схватил. С тех пор и лишился воли водяной, ведь пуще любого сокровища ларчик берегут в семье Михайло и потерять страшатся. Много зим уж прошло, но не забыл ни сын от отца сказку ужасную, ни водяной позора своего. Злится он, Игорь, пуще прежнего желает отмщения да избавления от власти окаянных.
Диву дался Игорь от рассказа сего: не подумал бы никогда, что сказка всегда правду лишь молвила. Одначе в истине слов любимой сомневаться не думал, токмо спросил:
— Кто ж рассказал тебе это всё, соколица?
Печально на него Ярослава взглянула.
— У водяного жён целый двор, долго живут водяницы при нём. Они-то мне всё про него и рассказали. Должно же мне про мужа будущего всё знать, — отстранилась Ярослава и на камень присела, себя за плечи обнимая. Сердце её тоской наливалось, как вспоминала, что возвратиться на дно придётся, а там только тьма, рыбы да чудо-терем, в коем водяной-суженый её вместе с остальными жёнами обитает.
— Отчего ж он не забыл про позор свой давний? — Игорь рядом с Ярославой присел, ласково прядь волос за ухо убирая — не пугал его облик её дивный.
— Всякий от подчинения избавления желает. — С тоской дева посмотрела на любимого. — Послушай: водяной обещал меня к тебе навсегда отпустить, ежели ларец тот принесёшь. Знал он, что ты сюда придёшь, а я каждый день токмо здесь и слоняюсь — не хочу вниз возвращаться. Коли не справишься, так не видать нам совместного счастья. Лика твоего светлого более не увижу, женой водяного стану да рыб с лихвой нарожу. Решайся, милый, решайся. Сроку дня три, а там прощай, сокол мой ясный. — Наскоро Ярослава уста любимые поцеловала и прыгнула в воды холодные.
Мучился думами тяжёлыми Игорь два дня и две ночи. Матушка от него не отходила: заметила, что с сыном неладное творится. Горевала, места себе не находила, да не стерпела и хотела на себя уж руки наложить, да только Игорь успел выбить из ладоней старческих нож.
— Что сделали, то сделали, — словно прорычал он, на мать хмуро глядя. — Вы, матушка, с самого начала против Ярославы были. Теперича счастливы, верно?
— Игорь! Что же ты такое молвишь! — пуще прежнего разрыдалась Лада.
— Полно. Винить я вас не стану — лучшего, видимо, желали. Но об одном только попрошу: сегодня ночью тихо в избе сидите и не выходите, что бы ни случилось. Впрочем, вы и так этому уже научились.
Затряслась женщина, слёзы ручьями потекли, к сыну потянулась, но тот уж вышел прочь. Поняла в один миг Лада, что задумал Игорь худое для каждого в деревне, кто стоял мирно, не думая перечить обряду кровавому. Выбежала она в сени и принялась сына отговаривать:
— Дитятко моё ласковое, — припала Лада к сердцу его, — любовь твоя страшна и коварна, она ведь не сказка моя, а очень опасна. Нет больше Ярославы твоей. Пойми это, смирись и дальше живи, полной грудью дыши. Не вернётся к тебе утопленница.
— Коли не дали мне счастливым быть при жизни, так в Навь с ней
