Комедия книги - Иштван Рат-Вег

Маркиз Блэндфорд приобрел Боккаччо за 2260 фунтов стерлингов. За такую цену книги не продавались еще ни разу.

— Наших отношений, надеюсь, это не испортит? — обратился победитель к побежденному.

— Что вы! Я вам чрезвычайно благодарен за заботу о моем кошельке.

— То же могу сказать вам и я. При вашем упорстве я готов был идти до 5000.

На вечернем рауте собрались крупнейшие в Великобритании коллекционеры книг. В память о баталии на аукционе было решено основать клуб библиофилов и назвать его Роксберским. Цель: каждый из членов клуба берет на себя переиздание какой-либо библиографической редкости тиражом, равным количеству членов клуба. В момент основания их было 31. Место президента как бы в утешение было предложено графу Спенсеру. Позднее число членов выросло до сорока. Большими тиражами стали переиздаваться и книги, чтобы их могли приобрести и крупные библиотеки. Побежденному на аукционе графу Спенсеру судьба уготовила удовлетворение. Через пару лет для маркиза Блэндфорда раздался удар молотка на аукционе жизни. Библиотеку его постигла известная печальная участь: немым книгам наследники предпочли говорящие деньги, и библиотека, средоточие жизни скончавшегося коллекционера, перекочевала в аукционный зал. Перед тем как рассеяться по всему свету, книги Блэндфорда были вместе в последний раз. Когда очередь дошла до Боккаччо, вновь заходил вверх и вниз молоток. Книга отошла графу Спенсеру за 918 фунтов, то есть на полторы тысячи дешевле той цены, за которую в свое время она уплыла у него из-под самого носа… С тех пор, как в соревнование капиталов включились Соединенные Штаты, исход Роксберской баталии — 2260 фунтов — был перекрыт новыми рекордами. Самой дорогой книгой мира ныне считается изданная в 1455 году «Библия» Гутенберга. За один экземпляр ее, напечатанный на пергаменте, американец Уоллбер заплатил в 1926 году 350 000 долларов.

В настоящее время она находится в Вашингтоне, в Библиотеке Конгресса, где она защищена по крайней мере от личного тщеславия.

От библиомана и книгодура библиофил отличается тем, что читает. Поклоняется библиографическим редкостям и он, однако прежде всего влеком он их содержанием. Прирожденный книгодур, как мы дальше увидим, в книгу даже не заглядывает. Для него важно собирательство, им руководит не ведающая утоления страсть к коллекционированию. Ему, в сущности, безразлично, что собирать: с такой же неистовостью рыскал бы он в поисках платяных пуговиц или веревок с виселиц, подобно сказочно богатому англичанину сэру Томасу Тирвайту.

Навязчивые идеи встречаются, впрочем, и у библиофилов. Что, однако, не дает еще повода записывать их в книгодуры. На мелкие странности в Англии, стране и родине причуд, и вовсе не обращают внимания.

В 1733 году скончался в Вайтлсоне некий англичанин по имени Дж. Андервуд. Завещание его дословно гласило:

«1. Как только гроб с моим телом будет опущен в могилу, немедленно положите на него мраморную табличку с надписью:

NON OMNIS MORIAR J. UNDERWOOD[84] 1733.

2. После этого шесть джентльменов (следует перечисление фамилий) пусть громко и радостно споют над моей могилой последние четыре стиха из 20-й оды II книги Горация:

Absint inani funere naeniae

Luctusque turpes et querimoniae

Composce clamorem, ac sepulchri

Mitte supervacuos honores.[85][86]

3. Пусть на моих похоронах не бьют в колокола. Пусть не идут за моим гробом родственники и знакомые. Исключение — только для вышеупомянутых шести джентльменов.

4. Выкрасьте мой гроб в зеленый цвет. Он был всегда моим любимым цветом.

5. Во гроб положите меня в будничном платье. Под голову положите санадоново издание Горация, а в ноги — Мильтона в издании Бэнтли, в правую руку вложите мою любимую Библию на греческом, а в левую — моего Горация малого формата, под спину же — Горация Бэнтли.

6. После похорон пусть моя старшая сестра угостит наилучшим образом в доме моем тех шестерых джентльменов и каждому из них выплатит по 12 гиней.

7. Пусть после поминок эти мои друзья споют 31-ю оду 1 книги Горация. Спев же, пусть пьют и веселятся и больше не думают об Андервуде».

Поклонник Горация Андервуд — не единственный библиофил, который завещал похоронить его вместе с книгами. Итальянский поэт, писатель, философ Челио Кальканини (1479–1541), родом из Феррары, завещал свою библиотеку родному городу с условием, что он будет захоронен в читальном зале Феррарской библиотеки. Пожелание Кальканини было исполнено. Надпись над входом в библиотеку гласит: Index Tumuli Coelii Calcagnini, qui ibidem sepelire voluit, ubi semper vixit.[87]

Настоящего, отборного, чистокровного книгодура содержание книги не интересует. Он гонится за редкостью, необыкновенностью и иногда — за количеством. Чтобы книжные маньяки других стран не слишком чванились своей славой, начну с венгерского представителя этой породы.

Один из старейших ученых-букинистов Венгрии записал для потомков историю разбогатевшего каменщика по фамилии Ямницки, который, став неистовым коллекционером книг, кроме заглавий, ничего никогда не читал. Из страха перед женой добычу свою сносил он не домой, а в огромное помещение под лестницей вроде погреба, на дверях которого всегда висел замок. Этот Ямницки пробил в лестничной клетке небольшое окошко и через него забрасывал в подполье купленные книги прямо в упаковке. Он никогда не брал в руки ни одной из них. После смерти его едва удалось проникнуть в эту более чем странную «библиотеку», настолько дверь оказалась забаррикадирована пачками книг. В перевязанных бечевкой пачках наследники обнаружили ценнейшие венгерские книги XVI–XVII веков и не поддающиеся оценке первые печатные издания Венгрии.

Не искушенный в библиомании читатель, возможно, усомнится и, покачав головой, сочтет все это преувеличением. Какое там преувеличение! Мания старого венгерского мастера-десятника — ничто по сравнению с методами собирания книг одного пресловутого английского книгодура. Ричард Хебер (1773–1833) принадлежал к богатому английскому дворянскому роду. Книги начал он собирать в раннем возрасте, и потихоньку-полегоньку страсть эта овладела его душой. Он перестал общаться с людьми и не появлялся нигде, кроме библиотек, книжных лавок и книжных аукционов. Как только он узнавал, что где-то продается библиографическая редкость, приказывал немедленно запрягать и гнал лошадей хоть за четыреста миль — лишь бы быть первым. Как и все образцовые маньяки, одним экземпляром редкой книги он не удовлетворялся. Покупал и второй и третий экземпляры — только бы они не достались другому коллекционеру. Кроме Англии, его агенты рыскали в поисках добычи по всем крупнейшим книжным центрам Европы. И никто никогда точно не знал, сколько томов в его библиотеке. Одни оценивали ее в 150 000 книг, другие — в 500 000.

Это весьма странно. Так уж ли трудно подсчитать состав одной библиотеки? В данном случае то было действительно трудно. Книги свои Хебер разместил в восьми различных местах! Один из провинциальных и два лондонских его замка были забиты книгами от подвалов до чердаков. Когда книги перестали там умещаться, он арендовал дом в Оксфорде, чтобы своими приобретениями напичкать и его. Зарубежные покупки на родину он не привозил, размещая их в специально арендованных для того домах Парижа, Антверпена, Брюсселя и Женевы. Именно за границей и стало ясно, во что выродилась его страсть. Если в Англии, могло казаться, он и почитывал, то его зарубежные библиотеки явно были истинными книжными склепами, захоронениями книг. Попавшая туда книга прощалась с миром людей. Не удостаивал ее больше взглядом и сам хозяин. Бешеное желание обладать книгой гасло в нем сразу, как только он мог назвать ее своею. И что самое интересное: его нисколько не заботила судьба добытых им книг. В своем завещании он не только не распорядился ими, но не упомянул их ни единым словом. Наследники его были вынуждены организовать настоящие поисковые экспедиции на континенте, чтобы собрать воедино разбросанные книжные сокровища.

Естественно же, они стали добычей аукциона, каталог которого разбух до 2000 страниц, а сам аукцион длился 202 дня. Проданы они были за 56 775 фунтов стерлингов — несмотря на свою внушительность, сумма много меньше той, которая была выброшена на приобретение этих книг.

В конце жизни Ричарда Хебера произошла своеобразная встреча его с другим книгопомешанным. На одном из парижских аукционов продавалась библиотека Булара, насчитывавшая 600 000 книг, и Хебер оптом закупил все книги о путешествиях и исторические сочинения из этой библиотеки. Кто же он был, этот Антуан Мари Анри Булар, сумевший собрать крупнейшую частную библиотеку Парижа? Рядовой гражданин Французской Республики, нотариус, домовладелец, образцовый ученый, написавший несколько исследований. Когда же в его душе расправила крылья страсть к собирательству книг, разум его стал угасать точно так же, как и у его английского коллеги. В квартире книги, естественно, не умещались. Тогда пришла ему в голову счастливая мысль: квартиры, с которых жильцы будут съезжать, вновь не сдавать, а устраивать в них библиотеки. Так постепенно отказал он всем новым претендентам, и весь дом превратился в библиотеку. Но книги все прибывали, и Булар арендовал другой дом. Потом — третий. Потом — четвертый. И наконец — пятый.