Королева бриллиантов - Элен Баррингтон

Ламотт была уже далеко. Она упорно шла следом за Бёмером. Её женская наблюдательность говорила, что этот человек совсем не похож на удачливого торговца, которому удалось продать бриллиантовое ожерелье или другую дорогую вещь. Он явно пребывал в каком-то странном оцепенении и, может, был даже не в своём уме.

Ламотт с интересом следила за ним, покуда старик не исчез из поля зрения. Всё могло быть ценным уловом. Она свернула в коридор, ведущий к апартаментам королевской невестки, точно рассчитывая место, где должна остановиться и повернуть назад, делая вид, что только что вышла из её личных покоев. Вдруг кто-то её заметит.

Случайный встречный непременно подумает: «Эта женщина, должно быть, птица высокого полёта. Она вышла от её высочества. Кто же она такая?»

Такая мысль была очень приятна.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Жанна Ламотт вознеслась на пене мутных революционных волн ещё до грозного шторма. Эта странная личность вошла в историю не только мошенничества, но и в историю Франции. Как же могла эта неприметная женщина устроить такой грандиозный скандал, нанести такой сильный удар по престижу королевской власти, причинить столько страданий французской королеве? Это удивительно! Она не могла похвастаться ни родовитым происхождением, ни воспитанием, ни учёностью, была дамой невежественной и к тому же очень жадной. Её поразительная наглость объяснялась только её природной сообразительностью и умением держать нос по ветру — больше ничем. В этом ей никак нельзя было отказать, как и в твёрдом убеждении, несмотря на ряд горьких разочарований, что можно ловить рыбку в мутной воде, если только удочка окажется в нужной руке. То есть в её собственной. Она всегда несокрушимо верила только в себя.

Хотя Жанна как могла хранила свой секрет, существовали двое свидетелей, которые знали, что её отец был простым крестьянином в Отейе. Но и здесь наблюдалось одно странное противоречие. Этот крестьянин из всех имён, существующих в мире, выбрал для себя имя Валуа и упрямо его держался, хотя люди и поднимали его из-за этого на смех. И было от чего смеяться. Валуа! Древнее королевское имя! Это было равносильно тому, если бы какой-нибудь бродяга в Англии взял себе громкое имя — Плантагенет!

Бывали времена, ныне почти забытые, когда имя Валуа гремело как трубный клич от Пиренеев до Нормандии, но всё это уже давно кануло в вечность. Последний известный Валуа при Людовике XIII был владельцем небольшого поместья в Гро Буа и занимался довольно рискованным делом — чеканкой монет. С его смертью пресёкся и род. Так кем же был этот крестьянин из Отейя, который носил аристократическое имя, которое никак не вязалось с его жалкой лачугой и запачканными грязью деревянными сабо?

За несколько лет до того, когда Бёмер продемонстрировал во дворце своё знаменитое ожерелье, одна знатная светская дама, мадам де Буланвилье, въезжая в карете в украшенные венками чугунные ворота своего поместья в Отейе, заметила на дороге двух девочек в деревянных башмаках, которые несли на спине по вязанке дров, сгибаясь под их тяжестью. Они были такими хорошенькими, что вполне могли вызвать к себе интерес со стороны незнакомых людей. Местный кюре, не скрывая иронии, объяснил мадам, кто они такие:

   — Эти детишки, мадам... должен сказать вам, большая несуразность в мире! Вы никогда не догадаетесь, какая у них фамилия, даже если будете ломать голову целый год.

   — Ну, наверняка, у этих ангельских крошек какая-то очень и очень простенькая распространённая фамилия — у меня в этом нет никаких сомнений.

   — Что вы, мадам! Напротив, далеко не простенькая и отнюдь не распространённая, — возразил священник, засовывая в ноздрю щепотку нюхательного табаку. — У этих девочек есть документы, удостоверяющие их происхождение. И представьте себе, они — Валуа!

   — Боже праведный, не может быть! — воскликнула мадам, не веря собственным ушам. — Просто невероятно! Как же всё это объяснить?

   — Очень просто, мадам. Эти детишки — потомки незаконнорождённого сына одного из принцев семейства Валуа. Может, это Генрих II. Таких неучтённых потомков королевских кровей на свете полно, только им ничего не известно о своём счастье.

Этот разговор почему-то не понравился мадам де Буланвилье, и она его резко оборвала. Как знатной даме, ей было неприятно думать о том, что на привилегии, которыми пользуется она, имеет право и какой-то незаконнорождённый ребёнок. Но всё же рассказ кюре не выходил у неё из головы. Мадам де Буланвилье вряд ли пожалела бы обычного ребёнка, но представитель семейства Валуа, пусть и незаконнорождённый, живёт в нищей деревушке? Ей пришла в голову мысль провести необычный эксперимент — взять к себе в дом старшую из сестричек и сделать из неё свою служанку. В её жилах течёт кровь Валуа, и королевские инстинкты рано или поздно наверняка проявятся. Как будет приятно иметь рядом с собой в доме такую девушку!

Можно себе представить, какие светлые надежды вселила в девочку такая неожиданная перемена. Для Жанны Валуа — соседи никогда не прибавляли к её имени аристократическую частичку «де» — жизнь всегда была очень тяжёлой, но она почему-то была уверена, что освобождение придёт, оно уже недалеко! Нельзя же быть Валуа просто так! И вот громкое её имя уже начало приносить первые плоды и принесёт ещё больше в будущем — в этом она была уверена твёрдо и бесповоротно.

Но пока ей приходилось преодолевать новые трудности. Новый дом оказался скучной тихой заводью, а мадам суровой занудой, к тому же ревностной христианкой-догматичкой. Будь она красивой дамой при дворе, Жанна её не только бы обожала всей душой, но и пыталась бы ей во всём подражать. Она частенько обманывала свою хозяйку, передразнивала её за спиной, причём с таким искусством, которое заставило бы покатиться со смеху всю труппу «Комеди Франсэз». Она понимала, что ей нужно учиться. Она знала, что существует такая школа, где обучают не только наукам, но и приятным светским манерам. Она хотела научиться говорить так же хорошо, как мадам де Буланвилье, а хорошие манеры всегда пригодятся. Она была не только усидчивой ученицей, но и смешливой обезьянкой, которая умела ловко всех передразнивать, подмечая особенности характера любого человека. Очень скоро у девочки от облика простой крестьянки ничего не осталось. Её воспитательница всё это замечала и от души радовалась, что благотворительность не прошла даром. Жанна умела разогнать скуку в доме своими едкими замечаниями. Многое она скрывала от своей благодетельницы. Жанна росла и всё активнее пользовалась своими способностями и пока ещё не столь ярко выраженными прелестями, чтоб уверенно проложить себе путь в будущее, и делала это с такой же непоколебимой решимостью, как и любой из рода Валуа. Она была настроена сама делать историю своей жизни, правда, в несколько иной манере.

Жанна была уверена, что что-нибудь да выйдет. Разве она не хороша собой, разве она не Валуа, разве она не быстра, как белка, разве у неё не острый, как игла, ум? Ради чего ей сидеть рядом с мадам и вычёсывать блох из шерсти её шпица? К черту! Брак, только брак — вот те ворота, через которые ей нужно пройти.

Тем временем её хозяйка, предвидя, что скоро девушка начнёт самостоятельную жизнь, сумела через свои связи при дворе выхлопотать ей мизерную пенсию в тысяча пятьсот франков в год как родственнице павшего в сражении Валуа. Это, конечно, были жалкие крохи, но Жанна быстро сообразила, что теперь резко меняется её положение в обществе.

По некоторым причинам и сама госпожа хотела теперь поскорее расстаться со своей воспитанницей: ей не нравилось, что та постоянно отлынивает от работы и лишь гордо расхаживает, как павлин. Теперь обе они мечтали об удачном замужестве — и хозяйка, и её подопечная.

Но вскоре Жанне стало ясно, что возможностей заняться любовью сколько угодно, а вот предложений выйти замуж совсем немного. Брак оставался таким далёким, как и небеса, и надежда на него меркла. Мужчины с каждым днём становились всё осмотрительнее, всё более робкими и, судя по всему, побаивались красивых молодых девушек с сияющими глазами и изрядной долей кокетства в характере, которых манило к себе обручальное кольцо. Наконец её добродетели или то, что она за них выдавала, были вознаграждены, хотя, конечно, не в такой мере, в какой она заслуживала. Жанна вышла замуж за рядового из отряда телохранителей брата короля, графа де Прованс, — Мирта Ламотта — и переехала из родного Отейя в скромный меблированный дом в Версале, который назывался «Бель имаж» («Прекрасный вид»). Её хозяйка вскоре умерла, а вместе с ней — все надежды Жанны на лучшее будущее. Она поняла, что может рассчитывать только на себя.

Если кто-нибудь считал, что теперь мадам де Ламотт, хозяйка «Бель Имаж», будет вести скромную домашнюю жизнь, штопать чулки своего рядового и готовить для него жаркое, то он сильно заблуждался. Месье Ламотт, добродушный муженёк, был готов в любой момент отойти на задний план, чтобы не мешать осуществлению амбициозных планов своей жёнушки. Очень добродушный муженёк. Прежде всего — это имя. Оно уже ей послужило. Теперь послужит ещё. Супруг — вполне привлекательный мужчина и отважный воин, и ему тоже нужен звонкий титул, и он будет его иметь. Решительно сжав губы, Жанна отпечатала себе визитки, на которых значилось её новое имя — графиня Ламотт-Валуа. Почему бы и нет? В стране с великим множеством различных титулов сойдёт любой, но почему бы им с мужем не иметь получше других? Поначалу такой титул его немного пугал, но он знал, что его знания и ум — не чета супруге, поэтому долго не сопротивлялся и согласился стать графом Ламотт-Валуа.