Маршал Рокоссовский - Анатолий Корольченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как позже вспоминал маршал Рокоссовский, «гитлеровцы вводили в бой сильные группы по 30–50 танков, сопровождаемые густыми цепями пехоты и поддерживаемые огнем и бомбардировкой с воздуха… Большие потери вынуждали врага вводить в бой новые и новые силы».
Поутру 16 ноября на позицию 10-й роты прибыл полковник Младенцев, приказал ротному командиру собрать в лощинке курсантов. Предупредил, чтобы спешили, дорога каждая минута.
Перед полковником стояло поредевшее подразделение. Был здесь и Панферов. Теперь он числился стрелком. Три дня назад во время налета авиации неподалеку от их позиции разорвалась бомба. Осколок размером в ладонь угодил в пулемет, искорежил его, сделал совершенно непригодным. Пришлось взять в руки не очень надежную самозарядную винтовку.
Полковник оглядел собравшихся курсантов, сдержав вздох, произнес:
— Свой лейтенантский экзамен вы сдали успешно и потому приказом Верховного Главнокомандующего всем вам присвоено первичное офицерское звание лейтенант. Можете крепить на петлицы кубари.
Курсанты прикрепили командирские знаки. Разглядывая друг друга, не скрывали победной радости, безобидно острили. Парней переполняло чувство гордости, сознание выполненного ими долга, непоколебимая уверенность в успехе предстоящего боя.
А он через час начался. Вначале налетели самолеты. Они выныривали из тяжелых осенних облаков, стремительно пикировали на цель и, сбросив свой груз, круто взмывали, чтобы снова обрушить на защитников бомбы.
Аркадий видел, как неподалеку от него, сидя на корточках, припал к стене траншеи Русанов. За ним лежал ничком на дне траншеи отделенный командир, всегда шумливый Волошин.
Потом ударила немецкая артиллерия. И Волошин приказал Аркадию подняться и наблюдать за полем боя. И он, теперь лейтенант, не посмел не выполнить приказ вчерашнего сержанта. Поднявшись, увидел как в сотне метров правей от него стреляла пушка в сторону немцев. «Ну, храбрецы!» — отметил Аркадий про себя.
В грохоте пальбы и разрывов он вдруг услышал незнакомые надрывные звуки, напоминавшие рев животного. Потом, став ротным командиром, он десятки раз будет его слышать и на себе испытывать силу немецких шестиствольных минометов, прозванных «ишаками». Теперь же рев вызвал у него настороженное любопытство. Он даже подался из окопа. И увидел, как у недалекого орудия заплясали огненные всплески, взметнулись комья земли, заклубился сизый дым. Орудие смолкло.
И тут же проскрипело и пророкотало снова. Аркадий услышал зловеще нарастающий свист. Он оборвался близким, совсем близким взрывом, какая-то сила ударила в него, выбросила из траншеи, и пронизавшая тело боль сменилась беспамятством.
Он пришел в себя, когда услышал далекий незнакомый голос:
— Товарищ лейтенант… Товарищ лейтенант… Вы живы?
Ему показалось, что это голос Володьки Русанова. Он хотел ответить и не мог. Не знал он, что его боевой товарищ лежит бездыханный неподалеку.
— Сейчас, миленький… Потерпи.
Проворные и сильные руки рванули полу шинели. Током пронзила боль.
Он не помнил, как женщина-санинструктор, взвалив его на себя, ползла по заснеженному полю, как, добравшись до лощины, они скатились по склону, где находились спасительные сани-розвальни.
Он пришел в себя, когда лежал на этих санях и пахучее сено, словно иголками, кололо лицо. Два человека с казачьими кубанками на голове ощупывали ногу. «Доваторцы», — отметил он.
— Ногу надо спасать, — сказал один.
Второй, не спрашивая, ножом распорол добротный яловый сапог, выбросил окровавленную портянку. Потом стащил с головы Аркадия шерстяной подшлемник и обмотал им ногу вместо портянки.
— Вези! — приказал ездовому.
Еще он помнил, как оказался в теплой избе, и врач в белом окровавленном халате поднес ему почти полстакана спирта.
— На-ка, выпей, согрейся. И начнем оперировать.
Он выпил, заснул, и хирург приступил к делу. В бедре обнаружили пять осколков. Вначале вытащили большой, тот, что перешиб кость, а потом еще три — поменьше. А до последнего так и не добрались…
Там, где сражались отважные курсанты, есть ныне братская могила. Лежат в ней семьсот воинов.
— А сколько же было курсантов в полку? — спросил я участника тех боев полковника Панферова.
— Тысяча триста, — ответил он…
«СТОЯТЬ НАСМЕРТЬ!»?
Под Москвой генерал Рокоссовский приобрел опыт руководства войсками в условиях превосходства сил противника, овладел умением добиваться в труднейших условиях намеченной цели. Все это позже дало ему право на оценку руководства войсками Ставкой и Генеральным штабом. Конечно же, цензура не допустила на страницы будущей книги эти «крамольные» высказывания, однако пришло время о них сказать.
Так, сомнительным по своей целесообразности, на взгляд маршала, являлось громогласное требование «Стоять насмерть!» Казалось, оно призывало воинов к отчаянному сопротивлению, даже самопожертвованию во имя защиты родной столицы, Родины. На самом же деле оно влекло за собой серьезные последствия — окружение боевых соединений, способных к активным действиям.
Вот что писал по этому поводу маршал Рокоссовский в рукописи и что не было опубликовано в книге:
«Всем памятны действия русских войск под командованием таких полководцев, как Барклай-де-Толли и Кутузов в 1812 году. А ведь как один, так и другой тоже могли дать приказ войскам «стоять насмерть» (что особенно нравилось у нас и чем стали хвастаться некоторые полководцы!). Но этого они не сделали, и не потому, что сомневались в стойкости вверенных им войск. Нет, не потому. В людях они были уверены. Все дело в том, что они мудро учитывали неравенство сторон и понимали: умирать если и надо, то с толком. Главное же — подравнять силы и создать более выгодное положение. Поэтому, не ввязываясь в решительное сражение, отводили войска в глубь страны.
Сражение у Бородина, данное Кутузовым, явилось пробой: не пора ли нанести врагу решительный удар? Но, убедившись в том, что противник еще крепок и что имевшихся к этому времени собственных сил еще не достаточно для подобной схватки, Кутузов принял решение на отход с оставлением даже Москвы.
В течение первых дней Великой Отечественной войны определилось, что приграничное сражение нами проиграно. Остановить противника представлялось возможным лишь где-то в глубине, сосредоточив для этого необходимые силы путем отвода соединений, сохранивших свою боеспособность или еще не участвовавших в сражении, а также подходивших из глубины по плану развертывания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});