Парадоксы гениев (СИ) - Казиник Михаил Семенович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стихотворение называется «Рифма». И посвящено рифме.
Рифма — главная героиня стиха. Она как прекрасная женщина, которая вдруг изменила, умолкла, онемела. И даже улетела НАВСЕГДА! Парадокс (для детей: чудо) этого стихотворения в том, что реально рифма не только не улетела или умолкла, а, наоборот, обнимает поэта и его стихотворение, как любимая женщина. Обратите внимание не только на традиционные рифмы, но и на рифмы внутренние. С ПЕРВЫМИ (традиционными) рифмами все ясно. Они играют друг с другом, как дети. А вот со вторыми… внутренними… С музыкой…
1 Рифма, звучная подруга (звУчная подрУга) 2 ВДОхновенного ДОсУга, (досУга) (ДО) (ДО)Но и это еще не все:
3 ВДОхновенного труДА, (ДО) (ДА) (теперь прочитайте, что творится со слогами на «Эль») 4 Ты УмоЛкЛА, онемеЛА; 5 Ах, УжеЛЬ ты УЛЕтеЛА, (мало того, что игра с «Эль», так еще и с «У») 6 ИзмениЛА навсегДА! (ЛА) (ДА) 7 В прЕжни дни твой миЛЫй ЛЕпет (началась игра с «Е») 8 УсмиряЛ сЕрдЕчный трЕпет, 9 УсыпЛЯЛ мою пЕчаЛЬ, (продолжается игра с «ЛЯ» и «Эль») 10 Ты ЛАскаЛАсь, ты манИЛА, (начинается игра с «И») 11 И от мИра уводИЛА 12 В очарованную даЛЬ. 13 Ты, бываЛО, мне внимаЛА, (внутренняя рифма) 14 За мечтой моей бежаЛА, 15 Как посЛУшная дитя; 16 ТО, свОбОдна и рЕвнива, («О» играет с «Е») (СВО — Е) 17 СвОЕнравна и ЛЕнива, («О» играет с «Е») (СВО — Е) 18 С нЕю спОрила шутя. («О» играет с «Е») 19 Я с тОбОй не рАсстАвАлся, («О» играет с «А», а в слове тАбой безударное «О» тоже звучит как «А») 2 °CкОлькО рАз пОвинОвАлся («О» играет с «А») (ООА, ООА) 21 Резвым прИхотям твоИм; («Е» играет с «И») 22 Как любовник добродушный, (А-О, А-У) 23 Снисходительно послушный, (ААА-У, потому что все «О» безударные, читаются как «А») 24 Был я мучим и любим. (объяснение всех звуковых игр: мучим и любим)Дальше я не занимаюсь звуковыми играми (хотя они продолжаются), потому что мы подошли к золотому сечению стиха и главной мысли пушкинского трактата.
Поэт обращается к рифме и предполагает, что случилось бы, если бы ей удалось отправиться в далекие времена двух греческих поэтических гениев — Гесиода и Гомера (Гомер — Омир). На горе Олимп тогда находились все греческие боги, о которых великий Гомер рассказывал истории в своих гениальных поэмах «Илиада» и «Одиссея». Как вы помните, Гесиод, Гомер (да и все поэты Древней Греции) не знали рифм, а писали гекзаметром — особым шестистопным ритмом. Количество слогов в строке должно быть обязательно равно 17.
Сам Пушкин в честь перевода Гнедичем «Илиады» на русский язык написал прекрасный гекзаметр:
Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи; Старца великого тень чую смущенной душой.Итак, Пушкин со своей подругой рифмой отправляется в далекую эпоху гекзаметра и…
О, когда бы ты явилась В дни, как на небе толпилась Олимпийская семья! Ты бы с нею обитала, И божественно б сияла Родословная твоя.Итак!!! Прибыли!!! Золотое сечение стиха!!!
Взяв божественную лиру, Так поведали бы миру Гезиод или Омир…Пушкин проводит феноменальный эксперимент. Как зазвучали бы стихи Гомера (Омира) или Гесиода после пушкинского подарка. Он зарифмовывает миф.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Такого в точности мифа нет у древних греков. Пушкин создает собственный миф. Но герои его рассказа те же, и часть событий описана у греков. Дальше — пушкинская фантазия.
За то, что Феб (Аполлон) убил Пифона, Зевс рассердился на бога солнца и отправил его в Фессалию к горам Тайгета к царю Адмету на целых восемь лет пасти овец. Это подлинный момент из мифа. Дальше читайте пушкинский стих, где гениальный русский поэт представляет нам, как бы звучал рассказ об этом событии у Гесиода или Гомера. В рифму!
Феб однажды у Адмета Близ тенистого Тайгета Стадо пас, угрюм и сир. Он бродил во мраке леса, И никто, страшась Зевеса, Из богинь иль из богов Навещать его не смели — Бога лиры и свирели, Бога света и стихов. Помня первые свиданья, Усладить его страданья Мнемозина притекла. И подруга Аполлона В тихой роще Геликона Плод восторгов родила.Все ясно? Никто не осмелился прийти к Фебу. Кроме богини памяти Мнемозины. Память не позволила ей забыть Аполлона (Феба). Она «притекла» к богу-пастуху и после объятий родила «плод восторгов», то есть плод любви.
Еще одна деталь. В начале стихотворения Рифма — подруга поэта, а в конце улетевшая Рифма превратилась в богиню Мнемозину и в роще Геликона родила от бога света «плод восторгов». А бог света — поэт нашел сбежавшую Рифму — богиню памяти в роще вдохновения!
Вот и соединились древнегреческая поэзия и мифология с европейской силлабо-тонической системой стихосложения.
И, главное, с рифмой.
Вот как восторженно звучали бы стихи древних греков, если бы Пушкин со своей любимицей Рифмой прибыл к ним 2000 лет назад.
Пушкинское чудо!!!
Глава-расследование
О чем никак не осмелится сказать Гоголь? О Лизаньке Маниловой из гоголевских «Мертвых душ» и… о ее литературном прототипе
К. Рудаков. Иллюстрация к поэме А. Пушкина «Граф Нулин»
Когда мы читаем описание взаимоотношений Лизаньки Маниловой с ее супругом, то дважды спотыкаемся о странную гоголевскую фразу. Для того чтобы оценить ее, нам нужно перечитать фрагмент гоголевского текста. Сделаем это:
Жена его… впрочем, они были совершенно довольны друг другом.
Вот первое препятствие! Гоголь хотел что-то сказать о жене Манилова Лизаньке и вдруг!!! прервал сам себя. Мол, стоит ли, если они были «совершенно довольны друг другом». Но зачем тогда Гоголю нужна эта странная прерванная им же фраза: «Жена его… впрочем…»? Читаем дальше и получим чудное описание семейной идиллии, да такое, что мы на время забываем о странной гоголевской фразе, вызывающей некоторое подозрение в чем-то невысказанном:
Несмотря на то что минуло более восьми лет их супружеству, из них все еще каждый приносил другому или кусочек яблочка, или конфетку, или орешек и говорил трогательно-нежным голосом, выражавшим совершенную любовь: «Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек». Само собою разумеется, что ротик раскрывался при этом случае очень грациозно. Ко дню рождения приготовляемы были сюрпризы: какой-нибудь бисерный чехольчик на зубочистку. И весьма часто, сидя на диване, вдруг, совершенно неизвестно из каких причин, один, оставивши свою трубку, а другая работу, если только она держалась на ту пору в руках, они напечатлевали друг другу такой томный и длинный поцелуй, что в продолжение его можно бы легко выкурить маленькую соломенную сигарку. Словом, они были то, что говорится, счастливы.