Ретроспект: Пепел - Виктор Моключенко

- А энергия? Ее должно уходить целая прорва, а у вас каждый тоннель освещен как новогодняя елка.

- Ее хватает - вздохнул Вишневский - ириния целые залежи, а вот людей мы теряем. Вначале тут творится такой хаос, страшно вспоминать. Небо в огне, горящий город, взрывы… мне тебя очень не хватало.

- Сам знаешь, я был в генштабе, старался послать помощь, но путч смешал все карты. В Москву вошли танки, к вам были срочно переброшены пару дивизий, но возникла Чернобыльская Зона - Трепетов провел взглядом группу детей в сопровождении взрослых -  Когда рванул Севастополь, наверху все чуть с ума не сошли, никто не допускал мысли, что на нас нападут столь наглым образом. Каким образом могучий Черноморский флот оказался нейтрализован, пропустив к берегам юсовский авианосец? Как? Но все это померкло в свете вашего перехода.

Вишневский горько ухмыльнулся:

- У нас еще будет время для воспоминаний, вы теперь тут надолго, может быть навсегда. Привыкайте.

Площадь была намного больше, чем казалась на первый взгляд: во все стороны концентрическими кругами тянулись длинные ряды каменных скамей, способных вместить все население города. Крипта поравнялся с Трепетовым и тронул его за локоть, рассматривая сиреневые всполохи антенн-репульсаторов:

- Командир, моим людям надо отдохнуть, было бы неплохо втолковать им суть ситуации. Пойми правильно, за время правления Семецкого способность к критическому восприятию действительности у них малость притупилась.

- Хорошо, действуй. Смотри, как у Меренкова горят глаза при виде вашей экзы. Твои люди нужны в ясном осознании происходящего и здравом рассуждении. Неизвестно как тут все повернется. В общем, сам понимаешь.

Крипта кивнул и постулатовцы, грохоча окованными в сталь ногами, вместе с Меренковым повернули в другой коридор, на расселение и исследование их диковинных экзоскелетов. Ну что же, меньше народу больше кислороду. Встречных становилось все больше, они улыбались какой-то рассеянной улыбкой, словно за что-то извиняясь. Может за то, что прибывшие тоже оказалась здесь. Тоннели были на удивление однообразны: окрашены в мягкие бежевые тона не раздражающие глаз, но обстановка была скудной. Но это не удивительно, если вспомнить слова капитана что почти все они находили в руинах Севастополя. Часть интерьера составляла мебель сделанная из мягкого пластичного металла, по всей видимости, заменяющего пластмассу и дерево. Вишневский, словно прочитав их мысли, прокомментировал:

- Литейные цеха ниже. Залежи кирония прямо под нами. Металл такой, не проводящий электричества.

Из тоннеля вышла группа солдат, сопровождающая гражданских, отдав честь, а Вишневский изменил тему:

- Нас ведь похоронили, так? Не отвечай, по глазам вижу что так. В чем то они правы - это мало чем отличается от смерти. Нам повезло, что Полина попала на тебя, никто другой бы не поверил.

- Нам куда? – Звездочет заинтересованно изучал светящийся гофрированный кабель, закрепленный под потолком и дающий ровное свечение, почти такое же, как в бункере Шумана. Если не присматриваться, то можно представить что они шли под залитым солнцем небом по белому круглому коридору.

- К Стержневу, там и перекусите. Не переживайте, места у нас много и мешать вы не будете. Полину мы не увидим самое меньшее несколько суток – у нее масса информации, ученым надо все надо обработать. Ее браслет вроде универсального самописца, собирает всю доступную информацию. Особенно нас интересуют данные в момент прокола.

- Вроде големов? – Верес подмигнул разинувшему рот мальчишке, которого куда-то вела за руку женщина.

- Големы? – Вишневский скосил глаза на Звездочета и тот кивнул, присматриваясь к сети подземных коммуникаций:

- Средство позиционирования, детектор и личный секретарь. Все в одном флаконе - сделано в СССР. Думаю, все это умеют и ваши машинки, но вряд ли они обладают зачатками интеллекта.

- Наука так далеко шагнула за эти два года? Хотя удивляться не приходится – агартийские ресурсы позволяют это с лихвой. Материала и сырья намного больше, нежели мы можем исследовать.

- Два года? – Звездочет остановился и в него врезался рассматривающий отходящие от коридора комнаты-отсеки Шуня - так ты еще не в курсе? На Земле прошло уже десять лет.

Вишневский оказался крепче своего подчиненного, хотя рука открывающая дверь дрогнула. Гости прошли во внутрь и оказались в большом помещении, где вокруг круглого стола, на котором стояли подносы, были расставлены стулья по количеству прибывших. Стержнев, высокий, худой, словно живая иллюстрация своей фамилии, посмотрел на вошедших и, сверкнув благородной сединой, указал на стол:

- Рад вас приветствовать, садитесь. Ешьте и не отнекивайтесь – после прохождения «петли» пробуждается зверский голод. Поговорим за едой, я буду рад составить компанию, встаю рано, с первыми петухами, но еще не завтракал.

- Так уже ближе к вечеру – протянул Шуня, с подозрением уставившись на содержимое подноса.

- Время ученого не делится на утро и вечер: его разум должен постоянно быть в бодрости, лишь по необходимости отвлекаясь на еду, сон и прочие естественные потребности тела. Садитесь же.

Он первым присел к столу и с готовностью пододвинул к себе один из подносов.

- Уважаемый ...эээ – протянул Верес.

- Альберт Бенедиктович – Стержнев вопросительно посмотрел на разведчика и обвел глазами гостей.

- Не обижайтесь, Альберт Бенедиктович, но я сам люблю смотреть на еду, а не она должна смотреть на меня.

- Вот вы о чем – засмеялся Стержнев – это ракообразные. Их размеры потрясают, даже одним можно насытиться. Но, увы, в здешнем белке присутствуют мутагены и деактиватор их убирает. Шевеление это остаточное действие, у нас даже поговорка есть – если еда движется, ее можно есть.

Гости принялись за еду, которая была пресной, но вполне съедобной. Если не смотреть на страшное ее шевеление, то можно забыть что они на Агарти, а не на Земле. Звездочет тайком погоревал, что к ракам нету пива, но, подумав из чего бы оно могло здесь производится, бросил на Стержнева заинтересованный взгляд:

- Раки, рыба, если, конечно, это рыба - образцы местной биосферы. Но хлеб, простые пшеничные лепешки, откуда они? Это не сорная трава, чудом уцелевшая и виденная только в окрестностях города. Ведь остальное, один огромный пустырь, сплошное пепелище.

- Это земные образцы – Альберт Бенедиктович отложил салфетку – все простое имеет такое же простое объяснение. Во время фазового сдвига город, настоящий Севастополь, был почти полностью разрушен. Кое-где уцелели отдельные здания, деревья. Кто-то любил кормить птиц, и остатки зерна сохранились в карманах. Случайность, счастливая, величайшая случайность. Когда мы опомнились после приступа всеобщей паники, комитет, первым делом, произвел опись всего, что осталось от Земли. Горстка зерна была настоящим сокровищем, благодаря которому у нас есть хлеб, рис. Их не так много как бы хотелось, но хватает. Плантации занимают значительные площади, гидропоника и свет дают остальное. Требуется приложить только руки и усилия.

- Вы так просто обо всем этом говорите…

- Вы не видели, что происходило после перехода, потому все это кажется вам адом. Все познается в сравнении. Выживание - наша главная задача, исследование мира и поиск причин приведших к переходу – вторая, не менее важная.

- Альберт Бенедиктович – Верес обвел взглядом высокие алебастровые своды – но как вам удалось за столь короткий промежуток времени построить город? В то, что все это выдолблено в монолитной породе вручную, я не поверю.

- Вы уже заметили множество энергетических проявлений не известных на Земле. Не думаю, что это возможно даже в самых передовых лабораториях. Все дело в пространстве - его метрика слишком рознится с нашей, настолько, что сам факт нашего существования в здешних условиях абсурден до крайности, но мы живем. Наука крайне капризная особа, факты зачастую подтягиваются к голословной теории. По одной из них - дело в иринии, безопасном и неиссякаемом источнике энергии, из-за обладания которым здесь некогда произошла война, ведшаяся оружием, расщепляющим не только биологическую плоть, но сам ее энергетический эталон-первокод.

 При этих словах Григорий, сидевший дальше всех и склонивший голову под заклепанным металлическими блестками капюшоном, вздрогнул, но никто кроме Доктора этого не заметил.

- Все это так, Альберт, но все не случайно, кроме случайностей.

- Петр Степанович, вы ли это? А я смотрю лицо вроде знакомое, сколько лет прошло, а я все помню тот дельфинарий.

- Много, Альберт, но прошлое вспомним потом, погодя. С глазу на глаз, если позволишь.

- Ах да, ириний – спохватился Альберт Бенедиктович – его открыли уцелевшие моряки с авианосца. Мы нашли их измученных голодом. Тогда бесформы еще не проснулись, и, минуя видимые глазу аномалии можно было ходить в относительной безопасности. Вишневский видел причину всех бед в ненавистных янки, которые, впрочем, не отрицали факт нападения, но к причинам фазового перехода были непричастны. Оружие пространственного смещения он не нашел, и убивать их не стал. Мы все оказались в одной лодке, все мы люди. Долгое время ненависть боролась с гласом рассудка и последний одержал победу. Как только мы отыскали и расселили уцелевших, я с моей группой обложился местными образцами и начал исследования. А исследовать было что – любой астроном не то, что руку, голову отдал бы на отсечение, за опровержение всех представлений о небесной механике.