Ретроспект: Пепел - Виктор Моключенко

- Развитие непреложно. Вслед за человеком спиралью разума должны восходить другие виды. В случившемся вы видите только мрачную сторону - гибель, разрушение, пепел мира и осколки ваших надежд. Но вы упускаете другую сторону – пепел это погребальная жертва разума во имя жизни.

Стержнев потирая лоб вышагивал перед монитором со схемой пульсара:

- Жертва во имя жизни? Более трехсот тысяч человек превратились в пепел ради чьего-то непонятного замысла!

- Люди, а не кеноиды изобрели атомную бомбу, и ударь по Севастополю атомное оружие, все было бы напрасно. Вспыхнувшая ненависть к врагу, вбитая идеологий, стала последней каплей в цепной реакции перехода. Люди создали столь мощную волну ненависти, что она проломила истончившиеся к тому времени пространственные перегородки, и вы провалилось сюда, в Агарти.

- Но этого, этого не может быть… - прошептал обмерший Стержнев.

- Во вселенной случается все, даже то, чего быть не может в принципе. Роду не хватало последних фрагментов для сопоставления причин возникновения Зоны и гибели Севастополя, но теперь все стало на свои места. Нет никакого оружия пространственного сдвига - ваши мысли, несущие разрушение и притянувшие выворотников, куда страшнее.

- Бог мой – прошептал Альберт – все эти годы ответ был прямо под носом, но близорукость ума не давала увидеть и признать очевидное - мы причина произошедшего. Выворотники только звенья смыкающейся цепи закономерностей. Но что теперь? Как вернутся - население мертво и на обратную частоту нам не хватит мощностей…

- Жертва не была напрасной – покивал Журбин – умершие выбросили в агонизирующий мир «код человека», это стало шоком для умирающей планеты, прививкой от смерти: вновь стало восходить и заходить солнце, планета начала свое вращение вокруг сместившейся оси, последние представители животного мира потянулись на «полюс человеков» и продолжили воспроизведение рода. На пепле взошла трава, а там где был город, вырастут цветы.

Григорий повернул к Стержневу бледное лицо:

- Если выворотники прорвали ткань мироздания не только к нам, но во множество отражений, то ответ должен быть где-то здесь, на Агарти. Нужно искать остатки их городов, гробницы и схроны.

Стержнев закивал:

- Мне нужно готовиться к вечернему докладу, рассказать городу обо всем что узнали. Мы ждали армию, но развитое сознание, оказывается, куда сильнее. За столь короткое время сообща мы сумели развязать клубок тайн и приоткрыть дверь в неизвестное. Теперь осталось самое малое – пройти над бездной…

Ночное небо переливалось едва заметной светящейся вуалью. Интенсивность поля была сбавлена. Доктор что-то долго и безуспешно втолковывал техникам, но в итоге махнул рукой и перенастроил генераторы сам. Удушающая «петля» неожиданно отскочила от стен города и теперь едва ощущалась. И когда закончился триумфальный доклад Стержнева, Звездочет расположился на верхнем ярусе амфитеатра, поближе к звездам, и, выпуская струи дыма, принялся изучать незнакомые созвездия. Рядом появилась отбрасываемая заревом тень и добродушно прогудела:

- Не угостишь контрабандой старого друга?

Звездочет молча протянул Вишневскому пачку сигарет, тот блаженно вдохнул табачный аромат и прижмурился:

- Вот теперь верю.

- Во что?

- В то, что страна изменилась. Все-таки научились делать что-то и для людей, в том числе и толковые сигареты.

 Звездочет ухмыльнулся:

- Вообще-то  нет, эти производятся в Зоне, путники делают. Так и называются «Путние». Но снаружи тоже неплохие.

- Надо будет попробовать – прогудел Вишневский, пряча пачку в нагрудный карман – ты не против?

- Да нет, бери. Для таких вот случаев и ношу. Сутки назад точно так же курил с Кречетом, лидером путников, а теперь  вот с тобой. Скоро это войдет в привычку. Ты знаешь, а Стержнев ничего, с виду сноб, а какую речь дал в массы! Даже шокирующее известие о разнице в десять лет сумел преподать как невиданное достижение.

- На первый взгляд может показаться, что у нас военная диктатура, опирающаяся на научную мысль. Но главное это выживание, а для этого необходима дисциплина и порядок. Узнав о «невиданных достижениях Земли» и «руке помощи протянутой сквозь время» люди воспрянули духом. И это не преувеличение: одно то, что ты смог сюда пробиться через все круги ада, стоит многого. Да взять хоть Журбина: это же какую голову иметь надо, чтобы перенастроить генераторы на максимальный КПД за счет уменьшения энергопотребления! Кстати, о голове - он сейчас смотрит Мистраля вместе с кеноидами, целый консилиум организовали. Мистралем его назвали уже тут, подобрав, как и прочих, без памяти. Настоящего его имени, кто он и откуда, не знает никто.

- Хватит петь мне рулады, старина. Лучше скажи, что будем делать дальше.

- Поскольку Доктор решил вопрос с «петлей», возьмемся за поиск реликтов. Определить возраст руин невозможно. В одном и том же месте анализ показывает то миллионы, то тысячи, то десятки лет. Со временем тут полный бардак, его невозможно определить даже по звездам. Созвездия вроде и наши, а вроде и нет. Начнем со Збигнева, он археолог, сейчас гостит у Мак-Грегора на «Рузвельте», может, что и подскажет. Заодно посмотришь на Севастополь.

- 06 - 

- Брама, о тебе говорили то же самое – хохотнул Корма – знатно же тебя звездануло, все мозги набекрень.

- Можно подумать, тебе меньше досталось. Едва ноги унесли, не помнишь разве?

- Такое не забывается – Корма засунул пальцы за ремень – пойдем, примем по пять капель для успокоения, а то опять буйствуешь. Хотя оно и правильно, у самого иной раз руки чешутся - налезло всякой шушеры, шагу ступить нельзя. Будь моя воля, всех бы взашей выгнал.

Брама поднялся и направился вслед за Кормой. При виде его внушительной фигуры бойцы как-то странно бледнели, Самум еще раз окинул взглядом стенд с приказами, погрозил пальцем дневальному и вышел. Попадающиеся облезлые, ободранные, словно мартовские коты, сталкеры живо рассасывались по углам, стараясь не попадаться на глаза. Трофима на привычном месте, в предбаннике, не было, не иначе как куда-то запропал, потому Брама поправил ремень грозы и шагнув внутрь закашлялся от резкого табачного дыма, что висел едкой сизой пеленой, деря горло и заставляя слезится глаза. Он выругался, хватанул воздуха и заревел:

- И какая же сволочь шмалит «Прилуки»? Или вы выйдите сами, или я вас вынесу!

Несколько сталкеров торопливо затолкли бычки в банках из-под консервов и, протиснувшись боком, шмыгнули наружу. Бар был в курсе - Брама опять не в духе. Бармен поднял скучающий мутный взгляд и прогундосил:

- Ну вот, опять то же самое - будут быть морды, и ломать столы.

- И челюсти тоже - пообещал Брама облокотившись на скрипнувшую стойку и уставившись на скопище бутылок за Барменом – и как ты умудряешься доставать столько товара? Плесни-ка «лозы», а то и правда, нервы шалят.

- Какой «лозы»? Виноградной что ли? Кончилась. Водки могу.

Брама печально вздохнул, и Бармену сразу стало неуютно – за этим часто следовало мордобитие с выносом тел. Но  путник приоткрыл рот, словно уставившись на какую-то диковину и Бармен рискнул скосить глаза. Путник рассматривал плакат с изображением пышногрудой рыжей девицы в неглиже так, будто видел его впервые.

- Так что давать?

- Пива – отрезал Брама, еще раз вздохнул, шлепнулся за столик в углу и облокотился, поддерживая буйну голову. Самум пристроился рядом, также заказав пива. Глухо звенели ложки, дым торопливо убегал во включенную вытяжку, сбившиеся стайками сталкеры о чем-то шептались, а особист не спускал глаз с входа, будто кого-то ожидая. Бармен принес пиво в высоких запотевших стаканах, что само по себе было довольно необычно, но объяснимо - за время похода на Экс-один военные вполне могли пригнать несколько машин с провизией. Но такие, более чем нескромные плакаты – сплошная аморальщина и разложение нравственного облика. Бармен переминался с ноги на ногу и Брама, смакуя холодную пенную жидкость, поднял удивленные глаза, чего мол тебе старче? Самум помедлил и положил на стол блеснувшую «искру». Глаза Бармена расширились, блеснули нездоровым блеском, и он обронил севшим голосом:

- Пять, нет, восемь тысяч. Пиво за счет заведения.

Самум кивнул, не отводя от Бармена взгляда, за спиной которого успела собраться толпа ротозеев. Сталкеры таращились на «искру» делая круглые глаза и шепотом переругивались. Бармен засунул поднос под мышку, схватил тлеющий пульсирующий огонек дрожащими руками и засеменил в недра подсобки, где его терпеливо ждал сталкер, вошедший туда чуть раньше. Особист поднялся, многозначительно окинул сталкеров взглядом, и они живо расселись на места. Вскоре он вернулся, неся увесистый рюкзак, в котором что-то звякало, и поставил на стул рядом с Брамой. Тот уже успел осушить и его бокал, подумав, что грешно брезговать после боевого товарища, и взгляд был уже веселее. Особист не обратив на исчезновения пива внимания, хмурился, оглядываясь на подсобку, а потом, не поворачиваясь, произнес: