Ретроспект: Пепел - Виктор Моключенко

Судя по бегающим глазам сталкера было видно, он сам не прочь быстрее убраться от опасного соседства. Он взялся их провести по краешку гибельного марева, но лезть в Шахты не подписывался. Несколько лесников, вскинув рюкзаки, бесшумно скользнули в мокрую траву, стараясь не тревожить мыслительную связь менталов. Трак, прощаясь, кивнул, смиряясь с выбором лесников, получив приказ не задерживаться. И не отзовись голем, он бы, не колеблясь, пошел с ними. За этот длинный день он успел привыкнуть к этим немногословным, собранным ребятам. В Зоне нет времени на какое-то особое проявление расположенности и чувств – тут, в основном, стреляют. Но как сказал Ирис – сердце просто знает. Нырнув в очередную колдобину БТРы устремились вдоль лесополосы в сторону Сухой Ложбины.

Некоторое время лесники прислушивались к чужому лесу. Он был другой, не такой как на Глуши – угрюмый и настороженный, рассматривал сотнями глаз, жгучи спины недобрым тяжелым взглядом. Топаз и Грета привычно шли по сторонам, готовые молниеносно среагировать на опасность появившуюся из вязкой тишины, нарушаемой завыванием ветра да ударами тяжелых капель.  Аргус с Ирисом двигались впереди, прокладываю путь. Собственно, каждый из них мог вести отряд даже с закрытыми глазами, ощущая хищное биение аномальный полей, дав в этом фору голему. Приборы это костыли разума, и если их нет рядом, приходится использовать то, что есть.

Долгое соседство с кеноидами пробудило дремавшие способности к сверхчувствительности. И это было отнюдь не то грубое сенсорное восприятие, которое обыватель далекий от понимания тонких материй считал вершиной возможностей. Симбиотическая эволюция лесников шагнула намного дальше, нежели пресловутая экстрасенсорика, самый внешний и потому замеченный и подтвержденный наукой уровень воздействий. По сути это не какая-то особая космическая энергия, а физический уровень взаимодействия, обыкновенное электромагнитное поле живого организма, которым некоторые научились осознанно управлять. Изменения лесников коснулись плана чувств, дав возможность чувствовать и воспринимать мир намного глубже и тоньше, коснулось плана мысли, ускорив скорость мыслительных процессов на несколько порядков, что прямо сказывалось и на скорости рефлексов и на умении интуитивно находить оптимально возможное решение. Но при этом они не становились какими то особыми «сверхлюдьми», цивилизация достаточно натерпелась из-за идеи сверхчеловека и превосходства одних рас над другими, что бы вторично наступать на те же грабли. Изменения происходили медленно, часто даже не заметно для них самих, принимаясь как неизбежный факт приспособляемости разума к условиям Зоны. Была ли это ирония судьбы или над всем этим довлело провидение чьей-то незримой воли, куда более совершенной и могущественной, нежели недальновидный человеческий разум, останется еще одной загадкой, которых в Зоне хватает с избытком. Но идея Журбина о симбиотическом сотрудничестве двух разумных видов воплотилась в жизнь сама собой, исподволь, без каких либо подвижек или шагов с его стороны. Просто совершилось как данность, как очевидный факт – на Земле появилась новая ветвь разума, пока еще молодая, но куда более гуманная чем наша, человеческая. Возможно, так и должно быть - семя жизни, засеянное Творцом на множестве звездных систем должно порождать разум, бесконечно восходящий по спирали развития, смыкаясь между собою в цепи единства. Но то удел далекого, звездного Ефремовского будущего, с его одой лучистому человечеству преодолевающему время и пространство, но которое начиналось здесь, с малого зернышка доверия и принятия.

Впереди медленно вырисовывалось, проступая, проявляясь в сером тумане, словно на фотопленке, угловатое здание зияющее темными провалами подернутыми покрывалами паутины. Колючий ветер швырял в лицо противную морось, словно отталкивая, гоня прочь от этого мрачного, забытого Богом и людьми места. Где-то в подлеске хрипло, с надрывом прокричала какая-то птаха и медленно бредущий Аргус, мокрый от холодной росы, облепленный колючими семенами замер, и в головы прыгнул образ длинных черных коридоров. Остро пахнуло опасностью, автоматы взлетели в руки, хотя стрелять было некуда. Отточенный годами ночных караулов и вылазками северной стороной рефлекс брал свое, хотя далеко не каждую опасность можно увидеть глазами и скосить свинцовой очередью. Бывают вещи куда более опасные, нежели голодная шкилябра или химерник, могущие выпить ум или душу, оставляя тело пустой оболочкой. Лесники рухнули в мокрую траву и, извиваясь змеями, поползли в сторону серого куба. С возникновением Зоны быстрота разворачивания ириниевых приисков велось с размахом. Широта славянской души не разменивалась пустяками: и если велась стройка, так непременно всесоюзная, если строился коммунизм, то только всемирный и на века. Никто не знал, что произошло,  военные уходили среди ночи, бросая технику, грузя людей в товарняки и гоня на ту сторону Периметра, слушая, как лопаются вдогонку подпорки и обрушиваются прорубленные в болотистых землях тоннели. Ходили слухи, будто они пытались вернуться и взять Шахты под контроль. Ириний, практически неистощимый, экологически безопасный источник энергии был слишком ценен, ценнее, нежели жизнь отдельно взятого человеческого индивида.

Кеноиды не таясь шли впереди, оставляя в заиндевевшей траве проторенные мощными телами темные дорожки, хотя жаркий знойный июнь подходил к средине. Шахты жили иной жизнью, стоя над привычными законами. И если где-то и была преисподняя, то она выглядела именно так – серо, угрюмо и стыло. Несомненно, где-то здесь должен быть свой цербер, охраняющий проход на ту сторону, не его ли мертвое прикосновение чуяли насторожившиеся кеноиды? И нигде не видно часовых, и это очень подозрительно. Конечно, дисциплина у бандитов никакая, но в таком гиблом месте даже у них ушки должны быть на макушке. Они хоть и обдолбаные пыльцой, но далеко ведь не дураки.

Внезапно из ушей словно выбило пробки и, вырвавшись из вязкой пелены, они покатились по траве. Их оглушило густым запахом омытого дождем леса и сребристой росы. Они не мешкая прильнули к бетонным стенам, судорожно хватая горячий воздух. От кеноидов во все стороны валил пар, но они, словно не замечая перемены, замерли неподвижными лохматыми глыбами, уставившись в темные проемы.

- Ирис, что это было? – прошептал Кипарис, водя кончиком ствола по молчаливым провалам стен.

- Пока не знаю, позже разберемся. Нам внутрь.

- Тебе виднее, не зря вас собирал Доктор перед походом. Видать сказал что-то важное. Отдышались?

Кеноиды, уловив движение мысли ведущего, прыгнули в проемы и лесники устремились вслед за ними. Не зря их звали лесниками, они перемещались подобно теням беззвучно и молниеносно даже в переполненном аномальном лабиринте. Меж раскиданных строительных козел и груд стройматериала темнели следы от кострищ, валялись растоптанные окурки, и пахло чем-то приторным. Лесники пронеслись по этажам, перепрыгивая через груды разбитой в щепы сколоченной из ящиков нехитрой мебели, умудряясь при этом не наступать на усевавшие пол гильзы. Горицвет присев подобрал несколько медных кругляшей, и, вертя в пальцах, посмотрел на покрытые кровью стены.  

- Что? – повел за его взглядом влетевший в комнату Кипарис.

- Не совпадает – коротко обронил Горицвет, водя васильково-синими глазами по испещренным очередями стенам – следы от выстрелов не совпадают с брызгами крови.

- Не понял – Кипарис осторожно уселся на грубый ящик из-под раствора, стараясь не притрагиваться к разводам.

- Кровь человеческая и стреляли тоже люди. Из калаша - но не друг в друга. Прошло полчаса или еще меньше.

- Судя по гари, тут такая перепалка стояла, что мы в любом случае должны были услышать. Но не услышали.

Аргус скользнул в комнату и нервничающая Грета виновато вильнула хвостом. Хрустя крошевом кирпича уже не таясь, не скрываясь в проемах разбитых окон, вошел хмурый Ирис, закидывая за спину автомат:

- Внизу тоже все в кровище, стены будто из пультивизатора кто красил, ровненько так. Настоящая бойня, но тел нет.

- Упыри? – предположил Кипарис и кеноиды при его упоминании тут же оскалили клыки.

- Они трясутся над каждой каплей – отрицательно покивал ментал – а тут прямо этюд в багровых тонах с полутонами.

- Смотрите, как идут очереди - потрогал пальцем выбоины Горицвет – будто кого-то догоняя. Стрелявшие пытались во что-то попасть, но оно перемещалось очень быстро. В Зоне так могут только упырь или шкилябра. Но оба этих варианта отпадают. Упыри не стали бы так полосовать и проливать драгоценную кровь, шкилябра могла, но следов не оставила.

Горицвет хотел добавить что-то еще, но в головы прыгнул образ помещения заставленного грубыми ящиками, между которыми беззвучно перемещались лесники. Топаз остался с бойцами прочесывать подвал, держа незримую связь, и Хмель поднял глаза, смотря через него на хмурого ментала: