Другие времена, другая жизнь - Лейф Перссон

Типично, подумал Бекстрём. Чертова выскочка. Только начнешь с ними по-человечески… Протянешь палец — оттяпает всю руку.

— Да, — подтвердил он вслух, — начальник бюро. Я ведь так и сказал.

— Я могу ошибаться, — пояснила Хольт, — но начальник бюро отдела — не шишка. Это низшая руководящая должность. Вроде инспектора у нас, если сравнивать.

«Я ведь так и сказал», передразнила она мысленно. Ничего ты не сказал, толстомордый.

— Как бы то ни было, он мертв, — мрачно подытожил Бекстрём.

До чего же бабы любят, чтобы за ними оставалось последнее слово! Слава богу, он не женат.

— Где, когда и как? — спросил Ярнебринг и посмотрел на Бекстрёма ободряюще. Сдвинется он когда-нибудь с места или нет?

— Вот именно, вот именно… — Бекстрём вновь обрел уверенность. — Место преступления — квартира покойного. Точнее — гостиная в его квартире на Родмансгатан, и в этом пункте сомневаться не приходится.

Вийнблад покивал с умным видом, хотя к нему никто не обращался, а Бекстрём даже головы не повернул в его сторону.

— Теперь время, — продолжил Бекстрём. — Если верить свидетельнице, вся история разыгралась вчера около восьми вечера, может, в четверть девятого. — Бекстрём обвел взглядом присутствующих: нет ли у кого возражений? Все молчали. — Причина смерти — одно или несколько ножевых ранений грудной клетки в области… в общем, со спины. Вийнблад?

Вийнблад утвердительно покивал головой:

— Я сегодня буду у судебных медиков, что еще они скажут, но у меня тоже такое впечатление. И нож мы, похоже, нашли.

— Ну вот. — Бекстрём откинулся в кресле и сложил руки на животе. — Остается только два вопроса: кто убийца и, разумеется, какой у него мотив. Что касается мотива, у меня есть некоторые соображения, однако подождем немного: я попросил Вийнблада сначала кое-что проверить. Так что остается только найти преступника, и мне кажется, это не займет много времени. — Бекстрём хитро оглядел собравшихся.

Приятно слышать, подумал Ярнебринг. Он работал в следственном отделе, где команда была куда более профессиональной.

В небольшой комнате для совещаний отдела тяжких уголовных преступлений собралось в это утро всего девять человек — гораздо меньше, чем обычно бывает на первой оперативке по делу об убийстве. Старший следователь Бекстрём, его маленький оруженосец Вийнблад — эксперт-криминалист, Ярнебринг, Хольт, один из сотрудников Бекстрёма, имя которого было Альм, но иначе как Дуболомом его никто не называл, вольнонаемная секретарша Гунсан — ей была поручена регистрация всех материалов предварительного следствия — и, наконец, три молодых дарования из полиции правопорядка. Сотрудники уголовки рассчитывали, что они займутся делами, хотя и сугубо второстепенными, но необходимыми, ведь никто их до сих пор не отменял. Судя по тому, как дарования чуть не подпрыгивали от рвения, этот коварный замысел был им неизвестен.

— Вот и все, — заключил Бекстрём и захлопнул папку. — Вопросы есть?

— Будем работать в выходные? — спросил Ярнебринг.

— Мне очень жаль, — сказал Бекстрём, пытаясь изобразить скорбную мину. — Сам знаешь, как у нас с финансами после убийства этого соссе на Свеавеген.[12] То есть об оплате переработки и речи не идет.

Во всяком случае, вам-то не перепадет, ублюдки, подумал Бекстрём — на себя он уже заполнил платежный формуляр.

— Так что увидимся в понедельник. Если что случится, дам знать.

Как же, как же, мысленно ухмыльнулся он, обязательно дам знать, только тебя мне и не хватало.

— Да? — обратился он к Вийнбладу, поскольку тот поднял руку.

— На вскрытие пойдешь?

Вопрос вовсе не был странным: со времен Дальгрена вошло в обычай, что кто-то из старших следователей обязательно присутствовал на вскрытии.

— Спасибо, что напомнил, но у меня срочные дела, — сказал Бекстрём. У него были совсем иные планы. — Увидимся позже.

4

Сбор сведений о личности потерпевшего — главная ось, вокруг которой постепенно раскручивается колесо следствия. Поэтому Ярнебринг и Хольт единодушно решили начать с его сослуживцев.

Сначала они поговорили с начальником отдела ЦСУ — Центрального статистического управления, где работал Эрикссон. Тот был совершенно потрясен. Если верить его словам, Эрикссон был не только идеальным работником, но и замечательным человеком, которого любили все. Профсоюзный активист, заинтересованный и болеющий душой за свое дело.

Кто из сотрудников знал его лучше других? Может быть, с кем-то он общался и вне работы?

Начальник отдела назвал две фамилии, эти люди работали в том же подразделении, что и Эрикссон. Больше он никого не мог вспомнить. Насчет того, общались ли они помимо службы, лучше спросить у них. Он сам с Эрикссоном вне службы никогда не виделся.

— Даже в городе никогда не встречал, — вдруг добавил он после некоторого размышления.

Хольт опрашивала мужчин, Ярнебринг — женщин, хотя вполне достаточно было бы выборочно опросить пару сотрудников.

Никто не сказал худого слова об Эрикссоне. С порученным делом справлялся хорошо, хотя профсоюзная деятельность требовала много времени. Никто лично с ним не общался, не сталкивался с ним где-то вне работы, и никто не мог вспомнить, с кем он дружил или, по крайней мере, встречался. Всегда был корректным, поддерживал определенную дистанцию, был очень вежлив, но не заискивал, чувствовалось, что знает себе цену.

Негусто, подумал Ярнебринг.

Негусто, подумала Хольт.

Они уже собирались возвращаться, когда наконец-то клюнуло. Склонившийся над ксероксом вахтер в холле медленно проводил их глазами — каждый настоящий следователь понимает, что означает такой взгляд.

Ярнебринг замедлил шаг, улыбнулся и дружелюбно кивнул. Он знал этот тип людей, им нужно время, чтобы на что-то решиться. Среднего роста, худой, лысоватый блондин, сутулый, отметил Ярнебринг автоматически.

— Я слышал, Эрикссона убили, — сказал дежурный, даже не взглянув на них. Он собирал какие-то бумаги в картонную коробку.

— Вы его знали, — произнес Ярнебринг без малейшей вопросительной интонации.

— М-м-м, — промычал дежурный и кивнул.

— Давайте встретимся внизу в кафетерии минут через пять, — предложил Ярнебринг.

— Хороший кофе в Доме радио, — сообщил их будущий свидетель. — Там спокойнее. Дайте мне десять минут.

Через четверть часа они пили кофе за самым дальним столиком, хотя кроме них в кафе никого не было. Хольт начала беседу с полицейского трюка.

— С фильтром или без? — спросила она, улыбаясь, когда их подопечный, неопределенно пошевелив тощими, желтыми от никотина пальцами, начал шарить по карманам.

— Лучше с фильтром, — ответил тот, и она неведомо откуда извлекла на свет божий красно-белую пачку «Мальборо» и зажигалку. Дальше все шло как по маслу.

Она же не курит, подумал Ярнебринг с удивлением. Он был почти уверен, что она не курит.

— Что он был за человек, Эрикссон?

— Надеюсь, разговор останется между нами, — сказал вахтер, пригладив редкие волосы.

Ярнебринг кивнул, Хольт кивнула. Дежурный задумчиво затянулся сигаретой и тоже кивнул.

— Что он был за человек… — задумчиво произнес их свидетель, — э-э-э… даже не знаю, как сказать…

— Попробуйте, — предложил Ярнебринг с улыбкой, больше напоминающей волчий оскал.

— Людей много проходит… Я ведь скоро уже тридцать лет здесь работаю… — Вахтер криво ухмыльнулся, покачал головой и стряхнул пепел.

Ярнебринг и Хольт терпеливо ждали. Ага, подумал Ярнебринг, клюнуло. Леска побежала с катушки.

— Что за человек был Чель Эрикссон?.. Я бы сказал так… Из всех людей, что я повидал за свою жизнь, это слово к нему подходило меньше всего. Никакой он был не человек, а гнида. — Он несколько раз кивнул, как бы подтверждая сказанное, вид у него был чрезвычайно довольный. — Дерьмо он был, не человек, а дерьмо, причем дерьмо выдающееся, — вот кто он был.

— Надеюсь, это не вы его укокошили, — весело сказал Ярнебринг.

— Ну нет. — Вахтер покачал головой. — Я тут ни при чем. Но и ребенку было ясно, что рано или поздно это случится, непонятно только, почему так поздно. Он у нас лет десять работал. Зажился, зажился, черт его побери! — Он смотрел на них, и глаза его сияли от удовольствия.

— А что в нем было плохого?

— Лодырь, махинатор, трус, подхалим, хвастун, наглец, стукач, вор и вообще дерьмо, у него даже изо рта пахло. Других недостатков у него, кажется, не было, во всяком случае, сразу на ум не приходят.

— Симпатичный человек, — отозвался Ярнебринг.

— Эрикссон был не человек, а гнида, — подытожил бывший коллега убитого. — Но не дурак. Нет, не дурак. Хитер был, сукин сын.