Из переписки Владимира Набокова и Эдмонда Уилсона - Владимир Набоков

Я обнаружил два великолепных русских глагола: примелькаться и приедаться. Как бы ты их перевел?

Всегда твой

Эдмунд У.

__________________________

Кембридж Бостонский

23 ноября 1943

Дорогой Кролик,

на некоторых [зубах. —А. Л.] выступили маленькие красные вишенки-абсцессы — и человек в белом халате остался доволен, когда не стало ни их, ни зубов, исторгнутых из малиновых десен. Мой язык ощущает себя во рту подобно человеку, вернувшемуся домой и обнаружившему, что вся его мебель куда-то запропастилась. Вставная челюсть готова будет только на следующей неделе — и я теперь оральный калека. О том, чтобы ехать на Кейп-Код (заявил дантист) не может быть и речи. Ужасно обидно.

Я лежал в постели и глухо стонал, чувствуя, как мороз наркоза постепенно сменяется жаром боли; работать я не мог, и хотелось только одного — хорошего детектива, и в эту самую минуту в комнату вплыл «Вкус меда»{37}. Мэри была права, детектив мне тоже ужасно понравился, хотя энтомологические описания, разумеется, — сплошное вранье (в одном месте автор спутал Пурпурного императора с ночной бабочкой Император). Но написан детектив отлично. Интересно, Мэри сообразила, почему имя сыщика раскрывается в самом конце? Я сообразил.

Я был так расстроен и так мучился от зубной боли, что мои пометки на полях твоей корректуры{38} получились какие-то очень уж сварливые. Замечательно, что есть человек, который способен писать о русской литературе так, как ты. И все же твой Тютчев мне понравился меньше, чем все остальные. Ты беседовал с ним так, словно сопровождал его по дороге на почту, или сидел за чаем chez la petite princesse N-sky[50], или — под розовыми каштанами на европейском курорте, — но ты не побывал у него дома и не проговорил с ним всю ночь напролет.

У Хаусмана действительно есть с ним сходство, ты совершенно прав, — но откуда взялся этот штукатур де Виньи? У Хаусмана есть что-то про мертвеца, чей плащ — весь земной шар; совершенно буквально — гигантская роба. И это еще одно связующее звено с Тютчевым.

Старый добрый Лафлин пишет мне, что предложил тебе приписать к стихотворениям несколько слов. Я по-прежнему надеюсь, что ты справишься и со всем остальным.

Будь добр, пришли замечания к моим переводам.

Когда мое лицо отражается в какой-нибудь сферической поверхности, я часто замечаю свое странное сходство с Ангелом (воителем) — теперь этот же эффект достигается и обыкновенным зеркалом.

Самые теплые пожелания вам обоим от нас обоих. <…>

__________________________

Уэллфлит, Масс.

23 ноября 1943

Дорогой Владимир,

очень были огорчены, узнав, что ты мучаешься зубной болью. Не давай им вырывать слишком много зубов — в Америке любят вырвать побольше. У меня сохранилось несколько зубов, которые отлично мне служат, а между тем дантисты уже много лет назад настаивали, чтобы я их удалил. Ужасно жаль, что вы не приедете на День благодарения. Может, приедете на следующей неделе, перед нашим отъездом (в воскресенье)? Думаю, нам с тобой и в самом деле надо поговорить: 1) о твоих тютчевских переводах; 2) о том, как вести себя с Лафлином и 3) о задуманной нами книге.

Лафлин написал мне льстивое письмо с просьбой о предисловии. Он мне не простит, если я уговорю тебя не давать ему переводы, и может отказать в публикации книги Фицджеральда{39} — вот почему мне хочется уладить этот вопрос в первую очередь. Впрочем, он в любом случае может отказаться печатать Фицджеральда, и тогда препятствий не возникнет. Ты просто вернешь ему аванс из тех денег, которые получишь от другого издателя.

Большое тебе спасибо за твой комментарий к моей статье. Он мне очень помог, и я кое-что исправил. Уикс пишет, что хочет получить всё на этой неделе, поэтому посылаю ему твои тютчевские переводы. Говорит, что сможет дать под них две страницы, и я надеюсь, что войдут все. Есть несколько строк, которые, мне кажется, стоило бы доработать — там имеются кое-какие английские огрехи, но эту правку можно будет внести и в корректуре. В целом же переводы прекрасны, и теперь англоязычный читатель впервые сможет оценить, что собой представляет Тютчев.

Только что прочел «Шинель» и хочу теперь почитать твой перевод этой повести. <…> Прочел также маленький сборник эссе о русской поэзии твоего друга Ходасевича — превосходно. В одном из них{40} он устанавливает связь между «Домиком в Коломне», «Пиковой дамой», «Медным всадником» и историей, которую Пушкин рассказал у Карамзина, а кто-то записал и опубликовал. Это настоящий шедевр, нечто вроде литературного детектива, к чему я и сам питаю склонность.

У меня много соображений о нашей совместной книге — надеюсь обсудить их при встрече. Если ты потратился на зубных врачей, позволь мне одолжить тебе денег, чтобы ты смог к нам приехать. Я разбогател — впервые в жизни.

Всегда твой

Эдмунд У.

P.S. Не думаю, что у Гоголя даже следует переводить словом even, это, скорее, in fact или as a matter of fact. У Диккенса это тоже есть. Тут же и словом употребляются у него в том же тоне, не правда ли? Микобер и другие персонажи Диккенса говорят примерно так же, как человек, который рассказывает историю капитана Копейкина. Эти фразы Гоголя — авторский эквивалент так сказать (тому подобное) комического повествователя. Сходным образом собственный стиль Диккенса имеет много общего со стилем Микобера. Гоголь хочет, чтобы создалось впечатление, что он и сам недалеко ушел от придурковатых и болтливых людишек, которых так любит изображать.

__________________________

8 Крейджи-сёркл

Кембридж

10 декабря 1943

Дорогие Мэри и Кролик,

надеюсь, что сейчас вы уже в Нью-Йорке. Выходные получились на зависть, вот только контракт с Лафлином остался лежать в твоем кабинете (или в другом, более подходящем месте) — во всяком случае, я его с собой не взял и не припоминаю, чтобы ты его мне давал. Все это не столь уж важно, но на заметку взять следует. <…> Я напишу ему еще одно письмо, где будет сказано, что в конечном счете я бы предпочел не включать «Шинель» в гоголевский сборник. Тогда мы сможем поместить ее в том нашей классики. Я перечитал Вий, и, честно говоря, большого энтузиазма он у меня не вызвал — это одна из наиболее слабых гоголевских вещей, поверь мне!

По-моему, некоторые подробности Тегеранской конференции просто восхитительны, ну, например: «Сталин свободно общался со своими гостями через переводчика», или: «Сталин поднял свой бокал и трезвым взглядом оглядел собравшихся». Судя по фотографиям, совершенно очевидно, что на конференции присутствовал не настоящий Сталин, а один из его многочисленных двойников — гениальный ход со стороны Советов. Возможно даже, это был не живой человек, а экспонат из Музея восковых фигур, поскольку так называемый переводчик, некий мистер Павловск (!), который запечатлен на всех фотографиях в качестве своеобразного Puppenmeister'a[51], несомненно, руководил движениями наряженной во френч куклы. Обрати внимание на отутюженную стрелку на брюках псевдо-Дядюшки Джо на экспонате №3. Такие отутюженные брюки бывают только на восковых фигурах. Думаю описать, как в действительности обстояло дело, ведь, согласись, придумано виртуозно, особенно когда манекен передвигался с места на место и выпивал 34 тоста, резким движением поднося бокал к губам. Мистер Павловск — истинный маг и чародей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});