Крепостной Пушкина 2 (СИ) - Берг Ираклий

— Почти угадали. Что нужно скорее искать вам дом. Что нужно оформить кучу бумаг, на ювелирную мастерскую, на оружейную, на трактир. Вы не знаете, но вы купили трактир, Александр Сергеевич. Что нужно готовить сюрпризы для царя-батюшки и царицы-матушки. На кону стоит…вам покамест лучше не знать. Что близок выход нового номера нашего журнала, что покупка типографии осложняется из-за жадности и неторопливости доброго её владельца. Что за всеми нужен глаз да глаз. Что желающих занять денег и напоить горькой все больше. Что… В итоге мне надоело перечислять и я принял истинно мужское решение.

— Какое же? — полюбопытствовал поэт.

— Позавтракал остатками ужина и лёг на диван.

Пушкин невольно рассмеялся.

— Совсем забыл поблагодарить тебя за вино.

— Не за что.

— Нет, правда. Два ящика шампанского в начале весны. Мог обойтись и одним. Ты ведь любишь рассуждать об экономии.

— Экономия должна быть экономной. Но разве два ящика — это много?

Апатия испарилась, словно и не было её. У Пушкина какой-то дар приводить меня в чувство.

— Даже если ты сумел купить их по старой цене, то двенадцать франков за бутылку составят двести восемьдесят восемь за две дюжины. Рауль, бескорыстный Рауль продаёт по двадцати. Я взял себе две. Бутылки. Видишь — я тоже умею считать и не столь расточителен как думают некоторые.

— Вы его пили, Александр Сергеевич?

— Что, вино? Конечно.

— Из загадочных ящиков, имею ввиду?

— Нет, зачем? Я ведь сказал…Подожди, ты хочешь сказать…?

— Не хочу, а уже сказал, ваше высокородие. «Не за что» означало, что я не отправлял вам никакого вина, господин статский советник.

— Как не отправлял⁈

— Никак не отправлял. Это чья-то шутка, Александр Сергеевич, и хорошо если шутка. Но смысла в ней я не вижу. Вино необходимо проверить. Вдруг там яд. Или слабительное. Или простая вода. Уксус. Серная кислота.

— Степан, ты хорошо себя чувствуешь?

— Гораздо лучше, чем до вашего прихода. Чем вас смущают мои варианты? Всего лишь перебираю версии. Знаете, а поедемте к вам, да сами посмотрим?

Я предпочёл бы, чтобы непонятное вино Пушкин переслал ко мне, но видя как бледнеет от гнева Сергеевич, решил возглавить процесс. Мало ли чего выкинет порывистый и горячий поэт. Потому мы отправились к Пушкиным.

Весь путь занимался минут десять, не более того, но этого времени мне хватило, чтобы понять причину своего странного состояния. Подобно всем недовольным, я хотел большего, чем мог себе позволить. Это бесило и подталкивало к срыву. Жизнь в этом времени была чем-то похожа на ссылку, то есть полна ограничений. Местным хорошо, они не знают многого из того, что знал я. К чему привык. Хотелось тупо посмотреть телевизор. Услышать знакомые голоса, переключать каналы. Залипнуть в интернете на пару суток. Баночного пива, «сникерсов», «рафаэлло» и фанту. Всё это я не любил и практически не употреблял, но вот захотелось и всё тут. Прокатиться на машине с нормальной скоростью, подышать воздухом с парами бензина, сменить одежду на нормальную. Сбросить сапоги и выбрать кроссовки. Шампуней и мыла. Зубную пасту. Включить свой плей-лист часов на двенадцать. И людей. Это главное. Людей моей эпохи, с которыми не нужно бояться сболтнуть лишнее слово. Говорить с ними, говорить, говорить о всякой ерунде вроде футбола или вечного повышения цен, о новых фильмах, книгах, работе. Я был согласен даже слушать бред как поссорилась Ольга Б. С Викторией Б. и все вместе они поссорились с прочими Б. по поводу чей крокодил краше. Хотелось в цирк и зоопарк, в пабы и торговые центры. Прыгнуть с парашютом, нырнуть с аквалангом, пострелять по банкам из полуавтоматического. Мороженого и сигарет. Целофановых пакетов и футболок с принтами. Хотелось всего и сразу. Вероятно, я банально устал, а отдых подразумевает тот или иной комфорт, чего здесь получить я не мог настолько, насколько необходимо.

«Ничего, — сказал я себе, — это временная слабость. Пройдёт. Человек ко всему привыкает и живёт в любых условиях. Нечего ныть и жаловаться. Могло быть много хуже. Хоть в мужика попал, а не Наталью Гончарову, например. Во была бы ситуация. Или в собаку. Или просто умер. Нельзя раскисать.»

— Жениться тебе надо, сын Афанасиевич.

— Вы сговорились, Александр Сергеевич?

— С кем? Ничуть. По тебе всё видно, я все-таки разбираюсь в людях. Тоскуешь. Это, Стёпушка, оттого, что жены у тебя нет.

— Вам виднее. — вежливо заметил я.

— И не возьмёшь ведь крестьянку, ясное дело. Куда такому молодцу баба деревенская. Тебе подавай нечто особенное. Да, задачка.

Я так же вежливо промолчал. Приехав и поднявшись в квартиру Пушкиных, мы увидели что-то напоминающее растревоженный улей. Прислуга, чья численность утроилась по сравнению с осенью, изо всех сил изображала бурную деятельность. Всё эти Марфы и Параши с Иванами хлопотливо носили мебель, картины, вазы, мыли полы, покрикивали друг на друга, толкались.

— Готовитесь к параду, Александр Сергеевич? Командовать которым будете вы?

— Да, что-то в этом роде. — с нотками смущения отозвался Пушкин.

Наталья Николаевна встретила нас с присущим ей жизнелюбием. Каким-то образом она прекрасно ориентировалась в творившемся кругом хаосе, твёрдо указывая что и куда нести, что кому делать и выглядела очень довольной. Решив, что от добра добра не ищут, мы прошли в кабинет Пушкина. Там он показал мне записку, полученную вместе с шампанским.

— Это не мой почерк, — вынес я вердикт, хорошенько рассмотрев бумагу, — и стилистика не моя. Странно, что такой человек как вы не понял это сразу.

— Да, текст показался странным.

— Только показался? «Уважаемый Герой России и Спаситель Императора, ваш ничтожный холоп спешит сложить к вашим ногам это презренное вино, дабы вы имели достойную вас возможность напоить им тех кто покажется вам достоин поздравить вас с повышением», — прочёл я начало вслух. — какое-то издевательство, а не письмо.

— Гхм.

— Нет, действительно черт знает что. Как вы могли допустить, что подобное могло выйти из-под моего пера?

Пушкин смутился ещё больше.

— Не обижайся, Степан.

— Не обижаюсь, просто недоумеваю. Как?

— Подумал, что ты так шутишь, — развёл руками поэт, — разве это невозможно? Ты ведь все время шутишь, Степан, отчего бы и не подумать?

— Бумага плохая. Дешёвая. Нет, я не мог послать вам такое, Александр Сергеевич. Никак не мог. Но кто же тогда? Позволите осмотреть вино?

Пришлось Пушкину оторвать двух «дармоедов» лакеев от их бурной деятельности, и вот уже через несколько минут они внесли ящики.

— Знаете, господин статский советник, это не шампанское. Этикетки приклеены криво и плохо.

— Вижу.

— Я не знаток игристых вин, как и вин в целом, но, что в шампанском не должно быть осадка — знаю. А в этих бутылках он есть.

— И это верно, Степан.

— Так как же вы могли подумать, что…

— Потому и зашёл к тебе, — развёл руками поэт, — сказать, что шутка неудачная. Но если это не ты, тогда не знаю. Как проверить вино на яд?

— Вы все-таки допускаете?

— Странно как-то. Если это шутка, то наивная. Ни один человек из общества не признает в этом напитке шампанское уже по внешнему виду.

— Давайте рассуждать логически. — предложил я. — Допустим, что некто вздумал пошутить. По каким-то ему известным причинам, он решает прикрыться мною. Этот некто плохо знает меня, вернее, не знает вовсе. Но слышал. Или видел, но в состоянии когда я не смог произвести достаточно комплиментарное впечатление. В глазах этого некто, я — возомнивший о себе холоп. Не ухмыляйтесь, Александр Сергеевич, именно так. Этим можно объяснить странности. Мужик изображающий из себя человека благородного — смешон, или должен быть смешон. Вчера водку из корыта хлестал, а сегодня вина ему подавай, да подороже. Ему и подали. Продали бурду под видом элитного вина. Дурак и не заметил.

— Предположим. Что из этого следует?

— Могу только догадываться. Записка, столь странная, видимо тоже несёт собою роль элемента подтверждения того, что писана холопской рукой. На что рассчитывал отправитель, вот в чем вопрос.