Крепостной Пушкина 2 (СИ) - Берг Ираклий

А семья, которая по сути как в заложниках? Нет, бежать есть смысл при плохой ситуации, и то решиться не просто, чувство корня в людях весьма сильно. Это потом все станут индивидуалистами в качестве налога на прогресс, но здесь пока человек живёт семьей и родом.

В последнее время у меня появился бонус, добавляющий уверенности в надёжности своих людей. Личное знакомство с царём. Надо знать психологию русского крестьянина, чтобы вполне понимать значимость подобного факта. Когда барин с царём знается — это одно, а вот когда свой брат мужик… над ним самим словно корона появляется. Воздействие могучее, и не только по Прошке и прочим служащим заметное. После того как я по пьяни перекинулся парой слов с проезжавшим мимо государем, ребята стали какими-то… более серьёзными что ли. Что до последних событий, то они многое не знали, но мой поход во дворец не мог не произвести впечатления.

— Ну-с, — безжалостно заявил я Прошке, взявшего на себя роль кучера в тот день, — чаю напился, поедем теперь завтракать. Ящик только надо погрузить, да аккуратнее. Государев подарок!

Вот так вот. Знай наших. Во дворец ходил и чаи с царём распивал. Тот ещё подарки дарил. О моей роли при покушении на императора официально так и не было объявлено, а слухи скоро ушли в небылицы. К тому же столько всего происходило в городе тогда… Что руку злодея от государя отвел мужик — говорили, конечно, но кто именно? Наверняка не знал никто, а спросить прямо парни не решались. Но вот зачем-то пригласил к себе царь… Неужто правда?

— Задание тебе будет, Прохор, важное. Очень ответственное. Только тебе одному и могу поручить! — нанёс я главный удар по приезду домой. — Царица приглашает каждую неделю к ним ходить. Отказаться нельзя. Но и сидеть там пнем мне не годно. Нужно придумать что-то… Не с пустыми руками ходить. Подарки опять же. У царя дети, и девочки и мальчики, но я видел только царевен, числом три. Надо придумать им подарки, чтобы не совестно было. Ты, Проша, парень башковитый, вот и займись.

— Как? Я…

— Больше некому. Нужны подарки приличествующие. Не трястись ты так, до пятницы время есть. Думай! А меня ты знаешь, сумеешь угодить, так на себя чужого не возьму. Так и скажу им, мол, то человек мой… денег не жалеть. Совсем ничего не надумаешь, ну делать нечего тогда, помогу. Есть и у меня задумки. Быть может, вдвоём сдюжим, в грязь лицом не ударим. У тебя полная свобода самовыражения. Дерзай.

«Такие дела, парень, — подумал я глядя на окаменевшего Прошку, — свобода у тебя полная, но, кажется, оковы я на тебя надел.»

Глава 6

Степан. POV. Продолжение 5.

День не задался с самого утра. Для начала я больно ушиб мизинец правой ноги о ножку стола. Убедился заодно, что не гожусь в джентльмены. Затем порезался при бритье. Не сильно, но добавило раздражительности. Пролил кофе на деловое письмо, заодно и рубаху испачкал. Плюнул на все, расположился на диване и задумался, если можно так назвать хаотичное переплетение мыслей, что мелькали в голове хороводом, одна за одной, не давая толком ни за что зацепиться. И все тело словно зудело. Мрачность настроения искала выхода, но все-таки я понимал — в подобном состоянии самое лучшее не лезть никуда и ждать когда пройдёт. Так и лежал бревном едва не до обеда, пока не заявился всероссийский герой и не принялся докучать мне тошнотворными жалобами.

— Разве не этого вы хотели? Чем недовольны, Александр Сергеевич? Желания исполняются, радоваться надо.

— Видишь ли, Стёпа, представлялось мне это иначе.

— Человек почти всегда получает ровно то, что он хочет, — равнодушно пожал я плечами, — но редко так, как предварительно воображает.

— Да, я прекрасно помню, что ты у нас философ, и любишь повторяться как они.

Пушкину устроили овацию в театре. Поэт, видите ли, «не ожидал». Партер и ложи объединились в едином порыве, что само по себе редкость. Надежды на начало представления не оправдались. Актёры вышли всей труппой и со сцены добавили славословия в адрес героя.

— Актрисы с цветами стояли, Степан, с охапками. Где они их взяли сейчас? — от пережитого волнения он слегка заикался.

— Вам не понравилось?

— Не очень. Наталья была в восторге, впрочем.

— О! Вы были не один. Как я сразу не догадался. Видел ведь счет за платье… Вот почему вы не могли скоро уйти?

— Увы.

— Всегда говорил, что вы хороший муж.

— Иногда я сожалею об этом. Плохой бы сбежал под надуманным предлогом, оставив жену наедине со всем этим.

— Вы ошибаесь, плохой муж отправил бы жену домой, а сам остался.

— Что же мне делать?

— Ничего. Мирская слава быстротечна. И это пройдёт.

— Слова Соломона.

— Таки да.

— Тебе хорошо говорить, — недовольно возразил Пушкин, — а мне приходится сожалеть, что согласился на этот фарс. И нет, быстро не пройдёт. Александр Христофорович лично довёл, что иностранные награды уже в пути. Да и бог с ними, с наградами. Люди ведь верят. Не все, но верят. Отец в восторге переходящем в экзальтацию. Оду о спасении государя сочиняет. Матушка тоже… в ажитации. И я не знаю что хуже — когда глядят с затаённой насмешкой и завистью или с искренним почитанием? Нет, это омерзительно, брать на себя незаслуженное.

— Вы слишком честный человек, Александр Сергеевич. Для вас кажется неправильным то, что для большинства людей норма. Вспомните как Грибоедов красиво описал попойку с дракой и стрельбой. Чем всё закончилось?

— За третье августа мы брали батарею, ему дан с бантом, мне — на шею. — процитировал я нужные строки.

— Я — не они.

Здесь мой бывший барин был прав. Он человек особенный. А люди особенные только думают, что следуют каким-то «правильным» нормам и законам. На деле они всё совершают как хотят. Оттого мир к ним колюч, не оказывает должной (по их мнению) поддержки. Тем хуже для мира.

— Огонь вы прошли, Александр Сергеевич, воду, вероятно, тоже, пришло время для медных труб. Считайте это испытанием. Не ругайте себя.

— А кого мне ругать, как не себя?

— Один человек однажды задал вопрос: почему я? Ему ответили: почему вы? А почему мы? Почему вообще всё? Просто потому, что этот миг таков. — припомнил я удачную цитату из Воннегута.

— Не знал, что ты ещё и фаталист. — Пушкин нервно покривился, но задумался. И то хлеб.

— Мне ничего другого не остаётся как им быть, Александр Сергеевич. Стоик из меня слишком нетерпеливый. Послушайте доброго совета — отстранитесь. Кровь у вас горяча, я знаю. Но попытайтесь.

— Каким образом?

— Смотрите на всё так, словно со стороны. Как будто вы — не вы, а наблюдатель. В том числе и за самим собою. Что все происходящее — спектакль. И не только в театре, а везде. Роли расписаны, всяк их играет в меру таланта. Но всё это лишь игра.

— Весь мир театр?

— Именно. Не стал цитировать Уильяма нашего Шекспира, и так уже неудобно. Мысль же верна.

— Ты вновь говоришь загадками. Что неудобно? И как, тебе сия метода помогает?

— Да. За неимением лучшего, Александр Сергеевич. Жизнь — тлен.

— Что-то не очень на тебя похоже. — подозрительно прищурился Пушкин. — Кто ты таков и куда подевал моего Степана?

— О, нет. Я всё тот же, могу вас уверить. Иногда только…

— Что?

— Одолевает фатализм, как вы верно подметили.

— Тебе-то с чего хандрить? — поинтересовался Пушкин, для которого это были почти синонимы. — Только не вздумай уверять, что грустно от недостаточного признания заслуг. Во-первых, это тебе не свойственно, во-вторых, мне и так тошно. Упиться хочется и позабыть всё это, проснуться и узнать, что то был сон.

— Совсем наоборот, Александр Сергеевич. Мне грустно оттого, что заслуги мои переоценены. И говорю не об известном вам событии, а в целом. Вообще. И сам хорош я, нечего сказать. Знаете о чем я думал перед тем как вы пришли?

— Нет, о чем же? Как получить княжеский титул?