ОСКОЛКИ ЧЕСТИ - Лоис Буджолд

Его голос, доносившийся из темноты, звучал с необычной страстностью.

- Вообще-то я думала об этом только с точки зрения пленной. Я так понимаю, с захватчиками мне повезло.

- Они - отбросы армии. Но вы должны поверить мне - их меньшинство. Хотя я терпеть не могу и тех, кто закрывает глаза на эти вещи, а ведь они-то как раз не в меньшинстве… Не обманывайтесь. Справиться с этой заразой нелегко. Но меня вы можете не бояться. Обещаю.

- Я… уже поняла.

Некоторое время они сидели в тишине, пока ночь не выползла из низин, чтобы закрасить последние остатки небесной бирюзы, а водопад, освещенный лишь сиянием звезд, не заиграл жемчужными бликами. Она уже было подумала, что Форкосиган заснул, но он пошевелился и снова заговорил. Она почти не различала его лица в темноте - лишь отблески зубов и белков глаз.

- Ваши обычаи кажутся мне такими свободными, такими мирными. Невинными, как солнечный свет. Ни скорби, ни боли, ни непоправимых ошибок. Страх не делает мальчишек преступниками. Никакой глупой ревности. И никакой навек потерянной чести.

- Это лишь иллюзия. Даже у нас можно потерять честь. Просто это происходит не за одну ночь. Это может занять многие годы, она будет исчезать по крупицам, по капелькам. - Она немного помолчала, окруженная доброжелательной темнотой. - Я была знакома с женщиной… Она была моим хорошим другом. Тоже служила в астроэкспедиции. Она не… очень легко сходилась с людьми. Казалось, все вокруг нее уже нашли свою платонову половинку, и чем старше она становилась, тем сильнее боялась остаться в стороне. Ударилась в прямо-таки трогательную панику.

В конце концов она связалась с человеком, обладающим непревзойденным талантом превращать золото в свинец. В его присутствии она не могла произнести такие слова, как «любовь», «доверие» или «честь», не получив в ответ остроумной издевки. Порнография дозволялась; поэзия - никогда.

Так случилось, что, когда освободилось место капитана их корабля, они были в одном звании. Она вкалывала как проклятая ради этой должности, просто в лепешку готова была расшибиться… ну, вы-то знаете, как это бывает. Должность командира - редкий шанс, все стремятся его получить. Ее любовник уговорил ее отказаться от командования в его пользу, пустив в ход обещания, впоследствии оказавшиеся лживыми - если конкретно, он обещал ей детей - и, разумеется, получил свое капитанство. Исключительно ловкий махинатор. Вскоре они порвали друг с другом. Сдержанно, без всяких сцен.

После этого у нее не хватало духу завести другого любовника. Так что, наверное, ваши барраярские блюстители традиций в чем-то правы. Таким неумехам… необходимы правила, ради их же собственного блага.

Долгое время тишину нарушал лишь вкрадчивый шепот водопада.

- Я… знал одного человека, - донесся из темноты его голос. - Однажды, когда ему было двадцать, его женили на знатной девушке восемнадцати лет. Брак по сговору, но он был счастлив тогда.

Он часто подолгу отсутствовал - почти все время проводил на службе. Она оказалась свободна, богата и одинока в столице, среди людей… не то что бы порочных, но намного старше ее. Богатые паразиты, их прихлебатели и подхалимы. За ней ухаживали, она потеряла голову. Но, по-моему, не сердце. Она завела любовников, как делали это все вокруг. Оглядываясь назад, я понимаю, что она не испытывала к ним никаких чувств, кроме тщеславия и гордости своими завоеваниями, но тогда… Он создал в своем воображении ее вымышленный образ, и когда этот идеал разлетелся вдребезги… У этого парня был жуткий характер. Вспыльчивость всю жизнь была его проклятием. Он решил драться на дуэли с ее любовниками.

У нее их было двое - или она была у них двоих, я так и не разобрался. Ему было плевать, кто из них выживет, его не волновало, что его могут арестовать. Видите ли, он вообразил, что его обесчестили. Он назначил им обоим встречу в безлюдном месте с промежутком примерно в полчаса.

Он надолго умолк. Корделия ждала, едва дыша, не зная, стоит ли поощрять его к продолжению рассказа. Тут он снова заговорил, но теперь речь его звучала бесстрастно и торопливо, словно он жаждал поскорее покончить с этим.

- Первый был таким же упрямым молодым аристократом, как и он сам, и сыграл весь спектакль по правилам. Он хорошо владел двумя мечами, бился весьма искусно, и едва не убил м… моего друга. Его последние слова были о том, что он всегда мечтал быть убитым ревнивым мужем - но только лет в восемьдесят.

К этому времени небольшая оговорка уже не удивила Корделию. Она подумала лишь, не был ли ее рассказ столь же прозрачен для него. Похоже, что так.

- Второй был государственным министром, человеком в летах. Тот парень уже не мог драться, хотя он несколько раз сбивал противника с ног и снова поднимал. После… после того, первого, погибшего с шуткой на устах, это было почти невыносимо. Этот умолял его о пощаде. Наконец он просто заколол его, оборвав на середине фразы. И оставил их обоих там.

Он заехал к жене, чтобы рассказать ей, что он сделал, и вернулся на свой корабль - ожидать ареста. Все это произошло за один вечер. Она была в ярости, ее гордость была задета - будь ее воля, она сама дралась бы с ним на дуэли - и она покончила с собой. Выстрелила себе в голову из его табельного плазмотрона. Никогда не думал, что женщина способна избрать для этого такое оружие. Понимаю - яд, или взрезанные вены, или что-нибудь в этом духе. Но она была истинной фор-леди. Лицо сгорело полностью. У нее было самое прекрасное лицо, какое только можно себе представить…

Все обернулось очень странно. Все решили, что двое ее любовников убили друг друга - клянусь, он вовсе не планировал этого - и она от отчаяния покончила с собой. Никто даже не спрашивал его ни о чем. - Форкосиган заговорил медленнее, напряженнее. - Он прошел через весь тот день как лунатик, или актер, произнося реплики и совершая движения, которых от него ожидали, и в конце концов и от его чести осталась только притворство, пустая оболочка. Все было не так, все лишено смысла. Так же фальшиво, как и ее любовные связи. За исключением смертей. Они были реальны. - Он помедлил. - Так что, у вас, бетанцев, есть одно преимущество. Вы по крайней мере позволяете другим учиться на ваших ошибках.

- Я… скорблю о вашем друге. Но ведь… это произошло давно?

- С тех пор прошло уже более двадцати лет, но временами… Говорят, старики помнят события юности более ясно, чем то, что было на прошлой неделе. Может, он стареет.

- Понятно.

Корделия приняла эту историю как некий странный колючий подарок - слишком хрупкий, чтобы его бросить, и слишком ранящий, чтобы держать. Форкосиган снова умолк и улегся на траву. Она обошла дозором поляну, прислушиваясь к тишине леса - тишине настолько глубокой, что рев пульсирующей в ушах крови полностью заглушал ее. Когда она завершила обход, Форкосиган уже спал, дрожа и ворочаясь в лихорадке. Она позаимствовала у Дюбауэра одно из обгоревших одеял и укрыла его.

ГЛАВА 4

Форкосиган проснулся часа за три до рассвета и заставил Корделию поспать хотя бы пару часов. В серых предрассветных сумерках он снова разбудил ее. За это время он успел вымыться в ручье и избавиться от колючей четырехдневной щетины, использовав одноразовую упаковку депилятора, которую он приберег на этот день.

- Вы должны помочь мне с этой ногой. Я хочу вскрыть и промыть рану, а затем снова перевязать. До вечера я продержусь, а тогда это уже не будет иметь значения.

- Верно.

Форкосиган стянул ботинок и носок, и Корделия заставила его поместить ногу под быструю струю водопада. Она сполоснула его боевой нож и быстрым глубоким надрезом вскрыла страшно распухшую рану. У Форкосигана побелели губы, но он не шелохнулся и не издал ни звука. Зато Корделия вздрогнула от ужаса. Из разреза хлынули кровь и гной, вынося странные зловонные сгустки, вмиг смытые потоком. Корделия постаралась не думать о новых микробах, попавших в рану из-за этой процедуры. Придется обойтись временными мерами.

Она смазала рану явно неэффективной антибиотической мазью и заклеила ее остатками пластповязки из тюбика.

- Вроде полегчало. - Но он споткнулся и чуть не упал, едва попробовал идти. - Ладно, - пробормотал он. - Теперь пора. - Он торжественно извлек последнюю таблетку болеутоляющего и еще какую-то маленькую голубую пилюлю, проглотил их и выбросил пустую аптечку. Корделия машинально подняла ее, затем сообразила, что положить ее некуда, и украдкой снова отбросила в сторонку.

- Эти штуки действуют великолепно, - объяснил Форкосиган, - но когда эффект кончается, ты падаешь, словно марионетка с обрезанными ниточками. Теперь у меня есть часов шестнадцать.

И действительно, к тому времени, когда они разделались с плитками полевого рациона и подготовили Дюбауэра к дневному переходу, барраярец не только выглядел вполне нормально, но и казался вполне отдохнувшим, свежим и полным энергии. Никто из них не упомянул о ночном разговоре.