Земные наши заботы - Иван Филоненко

— Во–первых, мы не опоздали с благоустройством села. И не ждали, когда нам кто–то что–то сделает, — свою строительную бригаду сколотили. Пусть и немного, но десять — двенадцать домиков в год она нам ставила и сегодня продолжает ставить. Неплохо, правда же? А понадейся мы на дядю–подрядчика, может быть, тоже без молодежи остались бы…

— А может, первенствующую роль тут все же сыграли производственные условия? Когда упорядочен труд и отдых человека, когда работа ему нравится, то уж с бытовыми неудобствами он легче мирится, да и устранить их в его силах: дом свой он сам сделает, построит или перестроит…

— Я говорю не только о доме. Мы начинали с жилья и всего того, что в деревне нужно: детский сад, школа с интернатом, магазин, а чтобы на улицах в грязи не утопать, дороги прокладывали… Но одновременно с этим и производство устраивали: сначала на машинном дворе избавились от грязи, на фермах порядок навели, к производственным участкам повели дороги. Это повышало нам и эффективность производства, и его культуру. А главное, человеку легче работалось, а значит, и жилось все веселее. Сделали это — наметили и сделали другое.

— Всюду так, в любом хозяйстве что–то делается, улучшается, — нарочно обобщал я, чтобы не догадался председатель, о каком колхозе речь веду. Не хотелось, чтобы тут что–то личное примешивалось, да и ни к чему собеседника в неловкое положение ставить, понуждать его на сравнение своего хозяйства с хозяйством коллеги и товарища.

— Конечно, и делается, и улучшается… — Сергей Иванович задумался. Посмотрел на меня: мол, и я тебя изучаю, друг ты мой заезжий, в суть дела хочешь вникнуть или ждешь, чтобы я в поддавки с тобой поиграл? И такие встречаются среди вашего брата…

И отшутился:

— Значит, скоро в передовые все вырвутся.

— Без молодых–то сил?

Согнал улыбку председатель, пошел по кабинету к двери и обратно.

— Дело не в постройках… — Продумано, все у него было продумано. — У одного моего коллеги и гараж такой же, и фермы посовременнее. А пока через двор к тому гаражу или к ферме человек пройдет–проедет — матюгами изойдет. В хорошем гараже — грязь, холод, ворота расшибли. Винит шоферов. А виноват–то он: затратил сотни тысяч рублей, а на рубль недоделал — и все тысячи насмарку.

«Так и есть, грязь непролазная у гаража», — думал я.

— Да и от комплекса того животноводческого один разлад и в хозяйстве, и в людях, потому что и в комплексе коровы не научились еще без корма обходиться. А кормовой–то базы и нет, будет только лет через пять…

«Да, кормовая база неважная, но кормов пока хватает, не бедствуют пока».

— Значит, людей будет лихорадить еще дольше. А без радости на душе, — какая уж тут радость, если никакого порядка, да еще и коровы ревут — оставаться энтузиастом ой как трудно. Вот и рассуждай теперь, что надо было вперед сделать, а что на потом оставлять.

Не помню где, то ли на фасаде фермы, какой, или на гараже, я увидел выложенный кирпичом по кирпичу автограф: «Колхозу им. В. И. Ленина от студентов–медиков». В Учесе что ни строение (кроме жилья), то студентами Смоленского медицинского института поставлено. Поставлено быстро, добротно, красиво.

— Как два месяца — так коровник новый, так гараж под ключ, кормоцех или баня с бассейном, — с гордостью и похвалой говорил Сергей Иванович, показывая свое хозяйство.

— А строители из Межколхозстроя сколько времени это же самое ставили бы?

Я задал этот вопрос с умыслом. Дело в том, что в «Красном добровольце» межколхозная строительная организация мурыжит такие же объекты по нескольку лет.

Сергей Иванович не поддался на уловку, ответил рассудительно:

— В некоторых хозяйствах и студенты, бывает, годами ставят, если то одного, то другого нет. А чтобы за два месяца они управились, мы к этому год готовимся. Приезжают студенты, а у нас уже все, до последнего кирпичика, припасено, лежит на месте… Конечно, межколхозстроевцы помедленнее работают. Но виноват в этом и председатель колхоза. Он как на них смотрит? Вы — организация, я плачу деньги, вот и не подходите ко мне с нуждами своими. А в организации этой полтора человека, да и те смотрят в кусты. Но ведь ему же строят, и почему бы людьми, машинами не подсобить, о материалах не позаботиться заранее?

— Из принципа, наверное, — сказал я, хотя знал: дело тут посложнее.

— Недавно, — лукаво усмехнулся Сергей Иванович, — из принципа одного товарища на работу в село отправили, хозяйством руководить. Вот он теперь хозяйствует там, а живет в городе и переселяться не собирается. Так и курсирует туда–сюда. Как по–вашему, о чем у него душа болит и думы о чем?.. А люди о чем думают, когда он зовет их в селе оставаться? О чем они по вечерам думают, когда без хозяина остается село, хозяйство? О том же, наверное, о чем и в семье, где отец — приходящий…

Мне показалось, что Сергей Иванович все же догадался, о ком я разговор веду. Да, Васильев живет не в селе, в городе живет, из города на работу чуть свет ездит. Так уж сложились семейные условия, о чем он и сам жалеет, понимает, что это не совсем удобно, однако поделать ничего не может.

Но тревога моя была напрасной. Другого человека имел в виду Бизунов.

Положил председатель руки на стол, склонился на них, уставившись в одну точку. В такие минуты человек остается наедине с собой и неловко вторгаться в его думы. Но Сергей Иванович сам выдал их.

— Может, и плох тот солдат, который генералом не мечтает стать… А гражданский человек к чему должен стремиться? Где она, его генеральская должность?..

Нет, не со мной он сейчас разговаривал, не мне вопросы задавал — себя спрашивал.

— Когда у меня умерла мать, — не меняя позы, проговорил Сергей Иванович, — я привез ее хоронить в Лучесу. После похорон говорю: «А вот тут, рядом, не занимайте место, для меня оставьте». Сказал и забыл, а слова–то эти люди запомнили и вывод сделали: «Не собирается, значит, наш председатель ни в район, ни в область перебираться». И знаете, доверительнее ко мне стали, душевнее. И добросовестнее…

Мне показалось, передо мной распахнулось сердце человеческое и стучит, стучит, стучит, пересиливая собственные боли и горести, — сигналы людям подает: тут, тут я.

— Вот и думаю, хорошим хозяйством становится только то, во главе которого стоит человек, для которого его должность и есть генеральская, с которой он — никуда. Он — хозяин, голова большой семьи. Другому человеку передать эту семью — может, и не сладится дело. Да настоящий хозяин и не передаст. Председательский пост для него не ступенька, с которой он в район, а то и в область прыгнуть норовит.

Стал я припоминать знакомых председателей. И обнаружил: все они «призыва» 1953–1954 годов, все они, возглавляющие передовые хозяйства, а среди них и Федор Степанович Васильев, действительно никогда не помышляли (а когда им предлагали — категорически отказывались) оставить председательский пост и занять кресло повыше. А значит, и отношения с начальством не боялись испортить правдивым словом. Когда нужно было, отстаивали интересы хозяйства и на авантюры не пускались.

Шли мы по деревне и любовались. Я — мастерством рук крестьянских, Сергей Иванович Бизунов — хозяин всей колхозной усадьбы, примечал то, чего я не видел. Тут же на улице остановил молодого специалиста, спросил:

— Уезжать, что ли, от нас собираешься?

Тот растерялся, начал оправдываться, что это наговор.

— Не в наговоре дело, — возразил Бизунов. — Во дворе твоем что–то пусто: ни собаки, ни животины какой; да и огород как та несжатая полоска..

Я заступился за него: мол, у специалиста и без того забот хватает, к тому же один живет.

— Вот и пусть семьей обзаводится, — с добродушной улыбкой ответил Сергей Иванович, когда мы одни остались, — пусть корни пускает. — И добавил: — Человек, вырастивший сад, в другое место не уедет. Как говорится, есть к чему душу приткнуть.

Признаться, тогда, а было это задолго до признания личного подсобного хозяйства, меня поразило такое отношение председателя одного из лучших на Смоленщине колхозов к этому самому личному подсобному хозяйству. Потому что встречать доводилось и таких руководителей, которые не только не подталкивали на обзаведение домашней живностью, садом и огородом, но открыто чинили всяческие препятствия и сложности, чтобы человека «ничто не отвлекало от общественного производства». Но больше встречал таких, которые относились к этому по принципу: есть — хорошо, а нет — еще лучше.

Спросил у Бизунова: мол, неужели в таком богатом колхозе нет возможности снабжать своих работников необходимыми продуктами питания, чтобы освободить их от лишних хлопот в огороде, в саду, в сарае?

— И мясо, и молоко каждый может купить, — откликнулся председатель. — И покупают, кому надо. Но все же лучше, когда человек сам себя кормит. Однако дело не только в этом…