На игле - Честер Хаймз

Еще не вполне проснувшись, он взял трубку и сердито буркнул:

— Слушаю.

Капитан Брайс любил порядок. С людьми, которые служили под его началом, он никогда дружбы не водил, любимчиков не терпел. Брайс был начальником полицейского участка в Гарлеме, поэтому Могильщик и Гробовщик ему подчинялись, хотя из-за ночных дежурств видели капитана довольно редко.

— Умер Джейк Кубански, — сообщил равнодушным голосом Брайс. — Мне приказано привести вас обоих в девять утра к специальному уполномоченному.

Могильщик сразу же проснулся:

— Гробовщик извещен?

— Да. Жаль, что нет времени встретиться и поговорить — приказ я получил только что. Так что приедете прямо на Сентр-стрит.

Могильщик посмотрел на часы. Десять минут девятого.

— Слушаюсь, сэр, — сказал он и повесил трубку.

Жена с тревогой посмотрела на него:

— У тебя неприятности?

— Пока не знаю.

На свой вопрос она ответа не получила, но приставать с расспросами у них в семье было не принято.

Могильщик и Гробовщик жили в районе Астория, на Лонг-Айленд, в соседних домах. Гробовщик уже ждал друга в своем новеньком «плимуте».

— Сейчас нам с тобой дадут прикурить, — сказал он.

— Ничего, прикурим, не впервой, — ответил Могильщик.

В рубашках с короткими рукавами были все: специальный уполномоченный, его заместитель, инспектор, отвечающий за работу сыскного отдела, помощник окружного прокурора, заместитель старшего медэксперта, капитан Брайс и лейтенант Андерсон из гарлемского полицейского отделения, а также трое пожарных и двое полицейских, из тех, что ночью приехали на Риверсайд-драйв по ложному сигналу тревоги.

Разбирательство проходило в большой, совершенно пустой комнате, в пристройке к Центральному управлению, на противоположной от него стороне улицы. Началось разбирательство в 9.55. Сейчас было 11.13.

Все три окна выходили на юг, на Сентр-стрит, и солнце палило нещадно. В комнате нечем было дышать.

В связи со смертью Джейка Гробовщику и Могильщику было предъявлено обвинение в «необоснованной жестокости».

Первым взял слово заместитель старшего медэксперта. Вскрытие, сообщил он, показало, что Джейк умер от разрыва селезенки, вызванного сильными ударами в область живота. По мнению экспертов, Джейка били в живот ногами или же каким-то тяжелым тупым предметом.

— Так сильно я его не бил, — подал голос Могильщик, который присел на подоконник.

Гробовщик, стоявший в дальнем углу комнаты, прислонившись к стене, промолчал.

Специальный уполномоченный, призывая к тишине, поднял руку.

Лейтенант Андерсон прочитал вслух письменный отчет Гробовщика и Могильщика и предъявил переснятые страницы журнала, куда был записан рапорт.

Капитан Брайс объяснил, что Гробовщик и Могильщик ведут ночное патрулирование по его приказу; в их задачу входит объезд всех «горячих» точек Гарлема.

Трое пожарных и двое полицейских хоть и неохотно, но подтвердили, что были свидетелями того, как Гробовщик заломил Джейку назад руки, а Могильщик ударил его ногой в живот.

А потом Могильщик и Гробовщик выступили в свою защиту.

— Ничего предосудительного мы не делали, — начал Могильщик. — Часто торговцев наркотиками приходится брать прямо на улице, когда они сбывают свой товар. Либо их приходится задерживать, когда товар еще у них в кармане, либо полицейский должен доказать, что видел, как происходила купля-продажа. Если же торговец видит, что его вот-вот возьмут и избавиться от товара он не успеет, он сует наркотик в рот и глотает его. Все они носят с собой слабительное, которое принимают вскоре после ареста, в результате чего улики выходят через задний проход…

Уполномоченный улыбнулся.

— …Бывает, точно знаешь, что они сбывали наркотик, видишь даже, как это происходило, но доказать ничего не можешь, — продолжал Могильщик. — В таких случаях мы с Гробовщиком бьем их в живот, чтобы вызвать рвоту, прежде чем они успеют принять слабительное и избавиться от улик.

На слове «избавиться» уполномоченный улыбнулся снова.

— Сегодня мы избиваем торговца наркотиками, — заметил помощник окружного прокурора, — а завтра будем бить в живот шофера, который ведет машину в нетрезвом состоянии.

— А почему бы и нет, тем более если он насмерть сбил человека? — сказал Могильщик охрипшим, срывающимся голосом.

— Вы забываете, что вы не солдаты, а полицейские, — напомнил Могильщику помощник окружного прокурора. — Ваше дело — следить за порядком, а наказывать нарушителей будет суд.

— Порядок — но какой ценой? — вставил Гробовщик, а Могильщик глухо добавил:

— Вы что ж полагаете, что если дать преступникам волю, то в городе наступит порядок?

Помощник окружного прокурора покраснел.

— Я не о том, — резко сказал он. — Вы убили человека по подозрению в мелком правонарушении и к тому же не в целях самообороны.

Наступило гнетущее молчание.

— По-вашему, значит, торговля наркотиками — мелкое правонарушение? — спросил Могильщик, слезая с подоконника.

При звуке его низкого, хриплого голоса все находившиеся в комнате повернулись в его сторону. От гнева вены на шее у него вздулись, на висках пульсировали жилы.

— Каких только преступлений не совершают наркоманы: кражи, насилия, убийства… Сколько загубленных жизней… Сколько отличных парней сломались на этой привычке… Всего три недели на игле — и жизнь, считай, кончена… Господи, этот проклятый наркотик убил больше людей, чем Гитлер. А вы еще говорите «мелкое правонарушение». — Голос Могильщика звучал так глухо, будто он говорил сквозь вату.

Лицо помощника окружного прокурора покраснело снова.

— Джейк был всего-навсего мелким разносчиком.

— «Мелким разносчиком»?! — взревел Могильщик. — А кто еще, интересно, торгует этой отравой? Через мелкого разносчика все дела и делаются. Он-то, мерзавец, людей и губит. Собственными руками. Это он заглядывает людям в глаза и вкладывает им в руку яд. Это из-за него люди хиреют, превращаются в собственную тень. Из-за таких, какой, мальчишки становятся ворами и убийцами, а молоденькие девчонки идут на панель. Ведь наркотики денег стоят, и немалых! Тут не захочешь — убийцей станешь!

— Смотрите, что получается, — сказал Гробовщик, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку. — Все мы знаем, как орудуют акулы наркобизнеса. Наркотик — в основном героин — они покупают за границей, его вывозят из Франции, из Марселя, по цене пять тысяч долларов за килограмм. Воспрепятствовать вывозу наркотика французы, как видно, не в состоянии. Героин доставляется в Нью-Йорк, где оптовики выкладывают за него уже не пять, а пятнадцать, даже двадцать тысяч долларов. Американские федеральные власти тоже не способны этому противодействовать. После этого торговцы разбавляют героин лактозой или хинином, и из восьмидесятипроцентного он делается в лучшем случае двухпроцентным, а его продажная стоимость соответственно возрастает до полумиллиона долларов за один килограмм. Все это, впрочем, вы и без меня знаете. Спрашивается, как мы, Могильщик и я, можем этому помешать? Только одним способом: обезвреживать торговцев наркотиками на нашем участке в Гарлеме. Без травм, само собой, не обходится…

— …и без убийств, — добавил помощник окружного прокурора.

— В данном случае убийство — случайность, — попытался оправдаться Гробовщик. — Кстати, еще неизвестно, отчего Джейк умер. В этой суматохе его могли и затоптать.

Уполномоченный взглянул на него:

— Что за суматоха?

— Пожарные пытались поймать поджигателя, но он скрылся.

— А, знаю… — Уполномоченный скользнул глазами с лейтенанта Андерсона на краснолицых пожарных.

— Мы этих детективов накажем, — заявил помощник окружного прокурора. — Полиция в Гарлеме бесчинствует — к нам поступает много жалоб.

Уполномоченный сложил пальцы пирамидой и откинулся на стуле.

— Дайте нам время провести более тщательное расследование, — сказал он.

— Какое вам еще нужно расследование? — недовольным голосом проговорил помощник окружного прокурора. — Они же сами признались, что били Джейка.

Уполномоченный помолчал, а потом сказал:

— Вплоть до дальнейших распоряжений Джонс и Джонсон из полиции увольняются. Капитан Брайс, — добавил он, повернувшись к капитану, — отберите у них полицейские жетоны и вычеркните их имена из списков.

Губы на распухшем лице Могильщика побелели, а пересаженная кожа у Гробовщика под глазом стала нервно подергиваться.

— И все из-за этого ублюдка, — сказал, жмурясь на солнце, Могильщик лейтенанту Андерсону, когда они втроем вышли на улицу.

— Ничего не поделаешь, очередная газетная кампания — летом ведь новостей мало, вот журналистов и охватил очередной приступ человеколюбия, — утешил друзей лейтенант Андерсон. — Не волнуйтесь, скоро эта история забудется.