Семья преступника - Паоло Джакометти

Коррадо. Она вам сказала?

Эмма. Нет; но сейчас она обнимала меня и плакала, как будто прощалась со мной надолго.

Коррадо. Вы ошиблись. Оставить вас? Зачем? А вы жалели бы об ней?

Эмма. Очень жалела бы.

Коррадо. Значит, вы очень любите бедную Розалию?

Эмма. Как родную мать.

Коррадо. А если б она действительно была вашей матерью, вы бы обрадовались?

Эмма. Я бы очень обрадовалась. Знаете ли, в душе моей что-то говорит мне, что такое счастье возможно для меня. Сколько раз я видела это во сне… Мне снилось, что отец в Розалия обвенчаны тайно… вот что!

Коррадо (подумав). А если то, что вы видели во сне, правда?

Эмма (с удивлением). Что вы говорите, Коррадо?

Коррадо. Вот зачем я пришел сюда, дитя мое. Я пришел сказать, что несправедливо так долго обманывать вас, что напрасно вы устремляете свои глаза на небо и ищете там свою мать, когда она так давно живет с вами в этом доме…

Эмма. Розалия?

Коррадо. Да, вот память, которую я хотел оставить по себе.

Эмма. Розалия моя мать? Но не сои ли это опять? Ах, если это правда, благодарю вас, друг мой! Но где же Розалия? Не ушла ли она, не покинула ли меня? Где мой отец? (Бежит к дверям.) Ах, подите, подите сюда!

Входят Пальмиери и Розалия.

Коррадо, Эмма, Пальмиери, Розалия.

Розалия. Что вам, Эмма?

Пальмиери. Коррадо?

Эмма (Пальмиери). Скажи мне, правда ли то, что говорит Коррадо? Моя мать не умерла? (Розалии.) Говорите и вы, выньте у меня занозу из сердца. Вы ли, ты ли моя мать?

Розалия (с ужасом). Ах!

Пальмиери. Как! Вы ей сказали?

Коррадо. Успокойтесь! Я сказал ей, что вас соединяют с Розалией законные узы.

Пальмиери. Каким образом?

Коррадо. Простите, что я открыл вашу тайну! Но я должен был поступить так в эту торжественную минуту, когда препятствие к объявлению вашего брака исчезает навсегда.

Розалия (в ужасе). Исчезает?

Пальмиери. Коррадо, что вы сделали?

Коррадо. Я рассудил о том, что видел и слышал.

Пальмиери. Если я вас понял, я боюсь…

Коррадо. Вы все еще боитесь, милая девушка, что вас обманут? (Берет ее за руку.) Пойдемте, я вас соединю с вашей матерью и полюбуюсь на вас.

Эмма. Сон мой сбывается.

Розалия (все еще в ужасе). О дочь моя!

Коррадо едва может стоять, шатаясь подходит к стулу и садится.

Коррадо!

Эмма. Ему дурно…

Пальмиери (подходя к Коррадо). Он умирает.

Розалия. Умирает?

Эмма. Постойте! В этом медальоне лекарство, он пил из него, дайте ему еще!

Пальмиери (взяв медальон). Это яд. Он отравился!

Розалия. Боже мой!

Эмма. Отравился?

Розалия, Поскорей! Какое-нибудь средство…

Пальмиери. Никакого… уж поздно.

Коррадо (повторяет машинально). Никакого. (Как бы в бреду.) Бедная женщина! Благородный человек!.. Они заслуживают счастья, награды… и получат ее от меня.

Розалия. Я виновата, мое признание сделало его самоубийцей…

Пальмиери. Он для нас пожертвовал своей жизнью!

Коррадо (в бреду). Вы говорите, что пришли меня взять? А! Доносчик… негодяй! Безумные! Живой труп теряет движение… я добил его… Ах, Ада! Ада!

Розалия (про себя). Он зовет дочь… (Эмме.) Ему представляется, что ты его дочь… Подойди к нему… назови его отцом… тогда он умрет спокойно.

Эмма. Ах, да! (Подходит к Коррадо и положив ему руку на плечо.) Отец, отец мой! Посмотри на свою Аду!

Коррадо (как бы проснувшись). Ада? (Встает, обнимает ее. Делает знак Пальмиери и Розалии, чтобы они подошли, отдает им Эмму, падая на стул.) Нет, ты Эмма! (Умирает.)

Розалия и Эмма с криком бросаются к нему.

Послесловие

В литературном наследии Островского немалое место занимают переводы пьес иностранных авторов. Переводческой деятельностью Островский занимался на протяжении всей творческой жизни, начиная с 50-х годов и кончая 1886 г.

Последние часы жизни драматурга были посвящены работе над переводом «Антония и Клеопатры» Шекспира.

В 1872 и 1886 гг. Островским были выпущены в свет два издания некоторых из его переводческих трудов. Отдельные переводы он печатал также в «Современнике» и в «Отечественных записках». Публикации эти, однако, далеко не исчерпали всего фонда переведенных и переделанных Островским пьес иностранных авторов. Знакомство с этим фондом значительно расширилось после Великой Октябрьской социалистической революции, когда большое количество неопубликованных автографов Островского сделалось достоянием государственных архивов и библиотек.

В настоящее время мы имеем в своем распоряжении материалы, которые позволяют с достаточной полнотой судить о задуманных и осуществленных работах Островского как переводчика.

С 1850 по 1886 г. Островским было переведено с иностранных языков двадцать два драматических произведения. К этому числу следует добавить выполненный им и поставленный 6 октября 1852 г. на сцене Московского купеческого клуба перевод драмы классика украинской литературы Г. Ф. Квитко-Основьяненко «Щира любов» («Искренняя любовь, или Милый дороже счастья»).

За это же время Островским были начаты, но не завершены переводы шестнадцати произведений иностранных авторов, частично дошедшие до нас в виде более или менее значительных фрагментов и даже почти законченных работ.

Весь этот материал разделяется на группы: итальянскую (двенадцать названий), испанскую (одиннадцать названий), французскую (восемь названий), английскую (четыре названия), латинскую (три названия). Большинство изданий оригинальных текстов, которыми Островский пользовался в своей переводческой работе, сохранилось в его личной библиотеке, принадлежащей в настоящее время Институту русской литературы АН СССР (Ленинград).

Наиболее ранним из переводческих трудов Островского является «Укрощение злой жены» (1850) — первый прозаический вариант перевода шекспировской комедии «The Taming of the Shrew», к которой он вернулся в 1865 г., на этот раз переведя ее стихами («Усмирение своенравной»). Об интересе Островского к Шекспиру и о высокой оценке им его творений свидетельствуют в своих воспоминаниях А. Ф. Кони и П. П. Гнедич (А. Ф. Кони, А. Н. Островский, Отрывочные воспоминания, сб. «Островский», изд. РТО, М. 1923, стр. 22; П. П. Гнедич, А. Н. Островский, «Еженедельник Гос. акад. театров», 1923, лл. 31–32, стр. 7). Этот интерес Островский сохранил до последних лет своей жизни. Из остальных переводов Островского с английского языка до нас дошли лишь фрагменты «Антония и Клеопатры» Шекспира. О работе над переводами феерий «Белая роза» («Аленький цветочек») и «Синяя борода», относящимися к 1885 — 1886 гг., мы располагаем лишь упоминаниями в переписке драматурга с его сотрудницей, поэтессой А. Д. Мысовской.

К 50-м годам относятся прозаические черновые переводы Островским римских комедиографов Плавта («Ослы») и Теренция («Свекровь»). Сохранился также отрывок из незавершенного перевода трагедии Люция Аннея Сенеки «Ипполит».

В 1867 г. Островский обращается к переводам итальянских авторов. Его внимание привлекают драматические произведения Никколо Макиавелли и Антонфранческо Граццини, классики комедии XVIII в. Гольдони и Карло Гоцци и современные ему драматурги: Итало Франки, Рикардо Кастельвеккио, Паоло Джакометти, Теобальдо Чикони, Пиетро Косса. Интерес Островского к итальянской драматургии в конце 60-х годов объясняется развивавшимися в эту эпоху событиями, связанными с борьбой итальянского народа за объединение страны; за этими событиями внимательно следила передовая русская общественность. Значительную роль в выборе тех или иных пьес современных итальянских авторов для перевода их на русский язык играл и успех, сопутствовавший исполнению некоторых из них такими выдающимися артистами, как Эрнесто Росси и Томмазо Сальвини.

Работа над переводами с итальянского языка была начата Островским в Щелыкове в летние месяцы 1867 г. Первыми были закончены переделка комедии Теобальдо Чикони «Заблудшие овцы» («Женатые овечки») и перевод комедии Итало Франки «Великий банкир», опубликованные драматургом в собрании «Драматических переводов» в изданиях С. В. Звонарева (1872) и Н. Г. Мартынова (1886). Перевод комедии «Великий банкир» впервые был напечатан в «Отечественных записках» (1871, Љ 7). В те же летние месяцы Островский работал над переводом комедии «Честь» («Onore») и над двумя комедиями Гольдони: «Обманщик» и «Верный друг». Рукописи этих переводов до нас не дошли. Можно утверждать, что закончен из них был лишь перевод «Обманщика», о чем Островский сам свидетельствует в своем щелыковском дневнике.