Одень свою семью в вельвет и коттон - Дэвид Седарис

Мама посмотрела, как я извиваюсь, и только потом снова села за руль: «Ты думаешь, что все, кто просит деньги, действительно в них нуждаются? Господи, какой же ты наивный!». Девушка, клянчащая мелочь, была первой в целой череде ей подобных. Во время следующей поездки в Квик-Пик меня остановил другой хиппи – на этот раз парень. Он сидел на корточках перед автоматом со льдом. Увидев меня, парень протянул мне свою кожаную шляпу. «Приветствую, брат, – проговорил он. – Как думаешь, сможешь помочь другу? «

Я отдал ему пятьдесят центов, которые хотел потратить на колу и чипсы, и, опершись на столб, стал наблюдать за хиппи, изучая его повадки. Крутые люди, те, у которых нет лишних денег, никогда не упускали случая сказать: «Извини, братан…». или «Мне бы кто подал…». Тогда хиппи кивал, будто слышал знакомую музыку, крутой кивал тоже. Обычные, некрутые, люди проходили мимо, не останавливаясь, но все равно хиппи имел над ними некую странную власть. «Нет лишней мелочи? Ну, хоть центов десять-двадцать?» Эти незначительные просьбы наталкивали на значительный вопрос: «Разве вам безразлична судьба другого человека?» По-моему, парню также помогало его поразительное сходство с Иисусом, который, судя по слухам, должен вернуться со дня на день.

Я наблюдал за парнем около получаса. Потом из магазина вышел кассир, размахивая руками, словно взбивалками миксера. «Кончай разводить наших покупателей, – сказал он. – Давай, проваливай. Кыш!»

«Разводить» – молодежное слово, в устах взрослого мужчины оно звучало нелепо. Это напомнило мне, как ковбои из вестернов произносят слово «амиго». Мне захотелось, чтобы хиппи постоял за себя, сказав что-то типа: «Спокойно, старик» или «Это кто кого разводит?» Но вместо этого парень лишь пожал плечами. Затем он элегантно вскочил и, пересекая парковку, двинулся в сторону автомобиля, наверняка родительского. Не имело ни малейшего значения, что парень, скорее всего, жил дома, днем критиковал систему, а ночью нежился в удобной кровати. Может быть, и деньги, которые я дал ему, он потратит на вещи не первой необходимости – на ароматические палочки или гитарные струны, но это тоже не имело никакого значения. Для взрослых он был кошмаром во плоти. И, если забыть про шляпу, я хотел быть таким же.

Тогда я еще получал три доллара в неделю на карманные расходы. Свою «казну» я пополнял деньгами за то, что нянчил детей, а также случайными заработками в Дортон-Арена, концертно-выставочном зале, расположенном на территории ярмарки. Когда нам с моим другом Дэном везло, мы надевали белые куртки и бумажные шляпы и стояли за прилавком в буфете. Когда же, и это было гораздо чаще, нам не везло, мы облачались в те же наряды, вешали себе на шею по тяжелому подносу и прохаживались между рядами, про давая попкорн, орешки и содовую, которую, согласно инструкции, называли «прохладительным напитком». В повседневной жизни никто не говорил «прохладительные напитки», однако наш босс Джерри настаивал на такой формулировке. Кроме того, мы еще должны были громко выкрикивать эти слова, и поэтому я чувствовал себя как уличный торговец или мальчишка-газетчик допотопных времен. Во время концертов хэви-метал нас не замечали, но на шоу с музыкой кантри – гулянках, как их называли, – люди частенько возмущались, когда мы орали, заглушая их любимые песни. «Буду с тобой, ПОПКОРН, ОРЕШКИ, ПРОХЛАДИТЕЛЬНЫЕ НАПИТКИ», «Какая женщина, какая женщина, какой ПОПКОРН, ОРЕШКИ, ПРОХЛАДИТЕЛЬНЫЕ НАПИТКИ», «Небо в клетку, ПОПКОРН, ОРЕШКИ,

ПРОХЛАДИТЕЛЬНЫЕ НАПИТКИ». Фаны позлее ломились вниз, где напарывались на Джерри, который говорил: «Спокуха, хрящ. Мне надо дело делать». Он обзывал возмущенных «кучкой жлобоватых крестьян», что меня особенно удивляло, так как сам он был в определенной степени деревенщиной. Словцо «жлобоватые» было превосходным доказательством этого, как и стрижка «ежиком», и ингалятор от астмы, который Джерри украсил маленьким американским флагом.

«Может, он говорит «крестьян» с чувством симпатии», – предположила моя мама, но я на это не купился. Гораздо вероятнее, что он видел разницу между собой и теми людьми, которые выглядели и вели себя так же, как он. Я тоже видел эту разницу, и, слушая Джерри, понимал, насколько жалко это звучало. Кто я был такой, чтобы называть кого-то деревенщиной, – я со своими брэкетами и очками с толстыми стеклами в черной оправе. «О, ты хорошо выглядишь», – говорила мне мама. Она хотела меня успокоить, но если мама считала, что ты хорошо выглядишь, что-то явно было не в порядке. Я хотел, чтобы ей стало тошно, но в тот момент мои руки были связаны. Согласно правилам, мне не разрешалось отращивать волосы до шестнадцати лет, в этом же возрасте мои сестры могли, наконец-то, проколоть уши. Для моих родителей это имело значение, но уши прокалывались за пару минут, а на отращивание приличного хвостика уходило несколько лет. Как бы там ни было, мне понадобилось Целых девять месяцев, чтобы догнать Дэна, чья мама была разумной и не ограничивала его понятие о стиле бессмысленными возрастными запретами. Его волосы были густыми и прямыми с пробором посередке, а медового цвета локоны заходили за уши и ниспадали на его плечи, как пара занавесок.

Еще с четвертого класса мы оба были изгоями – любителями природы, придурками, – но благодаря своему новому облику Дэн знакомился с крутыми ребятами в своей частной школе и захаживал к ним домой послушать музыку. Теперь, когда я называл кого-то «нудягой», Дэн смотрел на меня так же, как я смотрел на Джерри – ку-ку, ку-ку, – и я понимал, что наша дружба близится к концу. Парни не должны обижаться на такие вещи, и вместо этого я затаил тихую зависть, которая быстро росла и которую чем дальше, тем сложнее было скрывать.

Ярмарка штата началась в середине сентября, и буфетчики бродили туда-сюда между концертами на арене и небольшими мероприятиями на гоночном треке. Мы с Дэном как раз готовились к первой автомобильной гонке, когда Джерри заявил, что вместо колы мы будем продавать банки с напитком под названием «Диво-пиво».

От обычного «Диво-пиво» отличалось отсутствием алкоголя. В пиве таковое имелось, а в «Диво-пиве» – нет. По вкусу оно напоминало газированную овсянку, но Джерри надеялся, что покупателей обманет яркая вполне алкогольная этикетка. «Ум порой способен сыграть с нами злую шутку», – сказал он.

Наверное, он был прав, но люди, пришедшие посмотреть на автогонку Северной Каролины, были не из тех, кто не может отличить таблетку аспирина от сахарозаменителя. Наша первая партия разошлась мгновенно, однако во втором перерыве публика «расколола» уловку. «Какое в задницу пиво, – кричал народ. – Вы все обманщики».

«Оно даст в голову, когда вдарит жарища», – уверял Джерри, но ему никто не верил.

Между первым и вторым заездами был часовой перерыв, и, прогуливаясь с Дэном по рядам, я подумал о замшевой куртке, которую видел на прошлой неделе в магазине «Джей Си Пенни». Именно ее цвет продавщица описала как «мужественный вишнево-красный», еще на ней были полоски бахромы, которые болтались, как ошметки желтка. Восемнадцать долларов – большие деньги, но такую куртку невозможно не заметить. Добавь к ней свитер с высоким горлом или рубашку на пуговицах – и куртка оповестит всех, что ты чувствителен и не чужд миру. Надеть ее на голое тело – и она скажет, что, независимо от длины волос, твоя жизнь проистекала в каком-то богом забытом месте, которое лучше всего назвать «где-то там». Я надеялся, что, работая все выходные, я получу достаточно денег для ее покупки, но с «Диво-пивом» заработки были под большим вопросом. Теперь мне пришлось занести куртку в свой Рождественский список, что явно кастрировало ее привлекательность. То, что казалось хипповым и опасным, представлялось совсем в противоположном свете, если было упаковано в коробку с надписью: «От Санты».

Дешевые места стали заполняться перед вторым заездом, и, когда мы направились обратно к гоночному треку, я заметил пару пристойно одетых мальчиков, которые пялились на чертово колесо. Они выглядели, как я, лишь чуть младше, и, скорее всего, были братьями. На них были одинаковые очки в черной оправе, которые держались на их головах с помощью тугих резиновых повязок. Я видел, как они глядели вверх с раскрытыми ртами, и в тот самый момент я увидел и свою красную замшевую куртку.

– Мелочевка есть?

Братья посмотрели друг на друга, а потом снова на меня.

– Да, конечно, – сказал тот, что постарше. – Джин, дай этому парню немного денег.

– Почему я? – спросил Джин.

– Потому, что я так сказал. – Старший брат приподнял очки и почесал горбик на носу. – Ты хиппи, да?

Он говорил так, будто, подобно канадцам или методистам, хиппари тихо бродили среди нас, не различимые невооруженным взглядом.

– Ну, конечно, он хиппи, – сказал Джин. – Иначе не приставал бы к людям.