Мой брат Сэм: Дневник американского мальчика - Кольер Джеймс Линкольн

— Конечно, — сказал я.

— Я иду в Хорснек. Отгадай зачем.

Мне было легче, когда говорила она, это спасало меня от нового вранья.

— Не знаю, наверное, хочешь купить ткань.

— Нет. Попробуй еще раз!

Хорснек тоже был на Лонг-Айленд-Саунд, но гораздо дальше, чем Фэрфилд. Я не мог понять, что ей там нужно.

— Хочешь навестить родственников?

— У меня нет там родственников.

— Тогда зачем?

— Увидеться с Сэмом.

Я замер:

— Как с Сэмом? Он что, в Хорснеке?

— Мне нельзя тебе рассказывать. Ты — тори.

Мы стояли на дороге и смотрели друг на друга. Я был страшно взволнован.

— Но откуда ты знаешь, где Сэм?

— Мне сказал мистер Хирон.

— Мистер Хирон?! А он откуда знает? Он же тори!

Она нахмурилась:

— Я это знаю, но он сказал, что Сэм с интендантом ищет в тех местах коров для закупки.

То, что она говорила, было полной бессмыслицей. Мистер Хирон принадлежал к тори, поэтому он не мог знать, где находятся американские интенданты. Неожиданно я понял, что зря теряю время.

— А ты можешь сказать, где сейчас Сэм? Я тоже хочу его увидеть.

— Я тебе не скажу. Ты — тори.

— Но это нечестно, Бетси. Он же мой брат!

— Тим, ты же чуть не застрелил его!

Я покраснел.

— С ним все в порядке?

— Он сражался. Но думаю, не стоит тебе об этом рассказывать.

— Но раз сражение уже состоялось, ты уже можешь мне о нем рассказать, разве нет?

— Лучше не стоит, — сказала она.

— Послушай, — сказал я, — мне надо идти.

Мы зашагали.

— И все-таки куда это ты так спешишь? — поинтересовалась она.

— Если ты мне ничего не расскажешь, я тоже тебе не расскажу. — Я подумал, что очень достойно ей ответил. Этот ответ напомнил о победах Сэма в спорах.

— Подумаешь! — сказала она. — Я и так знаю, что ты несешь кому-то любовное письмо.

— Из-за Сэма у тебя на уме одна любовь, — сказал я. — Бетси, а почему утром мистер Хирон ничего не сказал мне про Сэма?

— Потому что ты — тори.

— Но он же тоже!

Она остановилась:

— А зачем ты утром ходил к мистеру Хирону?

Я понял, что совершил большую ошибку.

— Да просто шел мимо его дома, а он там стоял.

— Где это там?

— Он стоял во дворе.

— И что же он там делал?

— Откуда мне знать, что он делал!

— Он не мог там стоять… Письмо! Тим, ты лжешь! Письмо! Он дал тебе письмо! Тим, что ты собираешься с делать с этим письмом?!

Она была очень взволнована и чуть ли не прыгала.

— Мне надо идти, Бетси.

Она загородила мне дорогу:

— Ты никуда не пойдешь, пока не расскажешь мне о письме!

Она была выше меня, но ненамного, и я подумал, что раз я мальчик, то сумею отпихнуть ее и убежать, если она попытается меня остановить.

— Это личное письмо, — сказал я, — я не могу тебе о нем рассказать.

— Нет, Тим! — закричала она. — Дай сюда это письмо!

— Нет, — сказал я и попытался пройти, но она снова перегородила мне дорогу.

— Тим! — завопила она. — Ты знаешь, что в этом письме?! Донос на Сэма!

Это шокировало меня.

— Не может быть! Зачем мистеру Хирону доносить на Сэма?!

— Не только на Сэма. Разве ты не понимаешь?! Он узнал, где Сэм и интендант покупают скот, и теперь хочет оповестить об этом красные мундиры. Они найдут Сэма и убьют его! Дай мне письмо!

Она схватила меня за рубашку, но я вырвался:

— Не надо, Бетси! Я обещал мистеру Хирону!..

— Тим, из-за тебя Сэма убьют! Им устроят засаду, а потом убьют!

— Нет! Нет! — закричал я.

— Это правда, Тим! Подумай сам! Ты не должен доставить это письмо!

— Я должен, — ответил я.

Она стояла передо мной и умоляла:

— Тим, давай откроем и посмотрим. Если там нет ничего важного, тогда неси его куда хочешь!

— Я не могу повредить печать, Бетси. Это письмо мистера Хирона. Меня за это посадят в тюрьму.

— Тим, они хотят убить твоего брата! Выкинь письмо, скажешь, что ты его потерял.

Я не знал, что делать. Мне было плохо, я был напуган.

— Тим, дай мне письмо!

— Бетси…

Не успел я договорить, как она набросилась на меня. Она застала меня врасплох, и я упал. Лежа на мне, она пыталась засунуть руку мне под рубашку.

— Черт побери! Бетси! — закричал я и схватил ее за волосы, но она вырвалась. Я начал брыкаться, пытаясь побольнее ударить ее ногой, но никак не мог дать ей хорошего пинка. Я ударил ее рукой по спине. — Слезь с меня!

— Ни за что, пока не заберу письмо! — сказала она, схватила меня за рубашку и попыталась ее стащить.

Тогда я изо всех сил ударил ее по голове.

— Маленький мерзавец! — закричала она и ударила меня по лицу со всей силой, на какую только была способна. Нос пронзила жгучая боль, из глаз потекли слезы.

— Черт побери! — закричал я, схватил ее за плечи, пытаясь оттолкнуть от себя.

В этот момент она схватила письмо и сама отпрыгнула в сторону. Не поднимаясь, я ударил ее ногой по лодыжке. Удар был сильным, она пошатнулась, но не упала и побежала по Фэрфилдской дороге, так быстро, как только могла. На бегу она распечатала письмо, пробежала его глазами и вдруг бросила на дорогу. Я поднял письмо и прочитал: «Если письмо получено — на посыльного можно положиться».

Глава 7

Лето 1776 года прошло так же быстро, как наступило. Я старался держаться подальше от мистера Хирона. Если я видел, что он идет к таверне, то отправлялся чистить коровник или бежал в лес за дровами. Но несколько раз ему удалось застать меня врасплох, чем, однако, он не воспользовался. Казалось, он забыл о письме. Он просто говорил: «Здравствуй, Тимоти» или: «Прекрасный день, не правда ли, Тимоти?» — и я отвечал: «Да, сэр» — или что-нибудь в том же духе.

Война продолжалась. Нас она почти не затрагивала, если, конечно, не считать ушедшего воевать Сэма. Правда, все хуже становилось с едой и самыми разными вещами. К примеру, мужчины, сохранившие ружья, не могли достать ни пороха, ни пуль. Не лучше обстояло дело с кожей и тканью, которые подчистую изымались у населения для обмундирования солдат.

Мы вспоминали о войне, лишь когда ополченцы проходили через город или когда мы видели раненого или отслужившего солдата, возвращавшегося домой.

Мы получили два письма от Сэма, вернее, их получила мама. Одно пришло в августе, а другое — в сентябре. В первом Сэм писал о сражениях в Нью-Йорке. Войска повстанцев были разбиты, и британцы заняли город, но Сэм описывал это так, как будто повстанцы одержали великую победу. Он написал, что его полк прекрасно воевал и британцам повезло, что они смогли уйти оттуда живыми, но мне-то казалось, что все было наоборот. Второе письмо было короче. Сэм писал, что они расположились лагерем где-то в Нью-Джерси и, возможно, там перезимуют. Ему приходилось тяжело. Часто солдаты голодали, ели одни сухари и пили только воду. Их одежда совсем износилась, а новой не было. У некоторых даже не было обуви, и они ходили босиком. В плохую погоду они оборачивали ноги тряпками, чтобы не замерзнуть. Но Сэм писал, что никто не унывает и у всех парней приподнятое настроение.

Мама и отец ссорились из-за этих писем. Когда пришло первое, мама решила на него ответить. Отец запретил. Он сказал, что мама не должна поддерживать Сэма в его упрямстве. Мама спорила с ним, но отец не сдавался: Сэм должен понять, что мы не будем одобрять его поступки, пока он не опомнится, не поймет свою неправоту и не вернется. Но когда пришло второе письмо, мама сказала, что ей все равно, что там думает отец, и она ответит Сэму. Из-за этого они снова поссорились, они думали, что я сплю, и очень громко спорили. Я надеялся, что мама победит в споре. Я представлял, как по вечерам Сэм писал эти письма, и мне грустно было думать, что никто на них не ответит; впрочем, я знал, что Бетси Рид наверняка ему писала.

Отец стоял на своем:

— Мальчишку надо проучить! Он слишком своеволен.

— Он уже не мальчик, — возразила мама.