Мой брат Сэм: Дневник американского мальчика - Кольер Джеймс Линкольн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, — сказал я.
— Я иду в Хорснек. Отгадай зачем.
Мне было легче, когда говорила она, это спасало меня от нового вранья.
— Не знаю, наверное, хочешь купить ткань.
— Нет. Попробуй еще раз!
Хорснек тоже был на Лонг-Айленд-Саунд, но гораздо дальше, чем Фэрфилд. Я не мог понять, что ей там нужно.
— Хочешь навестить родственников?
— У меня нет там родственников.
— Тогда зачем?
— Увидеться с Сэмом.
Я замер:
— Как с Сэмом? Он что, в Хорснеке?
— Мне нельзя тебе рассказывать. Ты — тори.
Мы стояли на дороге и смотрели друг на друга. Я был страшно взволнован.
— Но откуда ты знаешь, где Сэм?
— Мне сказал мистер Хирон.
— Мистер Хирон?! А он откуда знает? Он же тори!
Она нахмурилась:
— Я это знаю, но он сказал, что Сэм с интендантом ищет в тех местах коров для закупки.
То, что она говорила, было полной бессмыслицей. Мистер Хирон принадлежал к тори, поэтому он не мог знать, где находятся американские интенданты. Неожиданно я понял, что зря теряю время.
— А ты можешь сказать, где сейчас Сэм? Я тоже хочу его увидеть.
— Я тебе не скажу. Ты — тори.
— Но это нечестно, Бетси. Он же мой брат!
— Тим, ты же чуть не застрелил его!
Я покраснел.
— С ним все в порядке?
— Он сражался. Но думаю, не стоит тебе об этом рассказывать.
— Но раз сражение уже состоялось, ты уже можешь мне о нем рассказать, разве нет?
— Лучше не стоит, — сказала она.
— Послушай, — сказал я, — мне надо идти.
Мы зашагали.
— И все-таки куда это ты так спешишь? — поинтересовалась она.
— Если ты мне ничего не расскажешь, я тоже тебе не расскажу. — Я подумал, что очень достойно ей ответил. Этот ответ напомнил о победах Сэма в спорах.
— Подумаешь! — сказала она. — Я и так знаю, что ты несешь кому-то любовное письмо.
— Из-за Сэма у тебя на уме одна любовь, — сказал я. — Бетси, а почему утром мистер Хирон ничего не сказал мне про Сэма?
— Потому что ты — тори.
— Но он же тоже!
Она остановилась:
— А зачем ты утром ходил к мистеру Хирону?
Я понял, что совершил большую ошибку.
— Да просто шел мимо его дома, а он там стоял.
— Где это там?
— Он стоял во дворе.
— И что же он там делал?
— Откуда мне знать, что он делал!
— Он не мог там стоять… Письмо! Тим, ты лжешь! Письмо! Он дал тебе письмо! Тим, что ты собираешься с делать с этим письмом?!
Она была очень взволнована и чуть ли не прыгала.
— Мне надо идти, Бетси.
Она загородила мне дорогу:
— Ты никуда не пойдешь, пока не расскажешь мне о письме!
Она была выше меня, но ненамного, и я подумал, что раз я мальчик, то сумею отпихнуть ее и убежать, если она попытается меня остановить.
— Это личное письмо, — сказал я, — я не могу тебе о нем рассказать.
— Нет, Тим! — закричала она. — Дай сюда это письмо!
— Нет, — сказал я и попытался пройти, но она снова перегородила мне дорогу.
— Тим! — завопила она. — Ты знаешь, что в этом письме?! Донос на Сэма!
Это шокировало меня.
— Не может быть! Зачем мистеру Хирону доносить на Сэма?!
— Не только на Сэма. Разве ты не понимаешь?! Он узнал, где Сэм и интендант покупают скот, и теперь хочет оповестить об этом красные мундиры. Они найдут Сэма и убьют его! Дай мне письмо!
Она схватила меня за рубашку, но я вырвался:
— Не надо, Бетси! Я обещал мистеру Хирону!..
— Тим, из-за тебя Сэма убьют! Им устроят засаду, а потом убьют!
— Нет! Нет! — закричал я.
— Это правда, Тим! Подумай сам! Ты не должен доставить это письмо!
— Я должен, — ответил я.
Она стояла передо мной и умоляла:
— Тим, давай откроем и посмотрим. Если там нет ничего важного, тогда неси его куда хочешь!
— Я не могу повредить печать, Бетси. Это письмо мистера Хирона. Меня за это посадят в тюрьму.
— Тим, они хотят убить твоего брата! Выкинь письмо, скажешь, что ты его потерял.
Я не знал, что делать. Мне было плохо, я был напуган.
— Тим, дай мне письмо!
— Бетси…
Не успел я договорить, как она набросилась на меня. Она застала меня врасплох, и я упал. Лежа на мне, она пыталась засунуть руку мне под рубашку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Черт побери! Бетси! — закричал я и схватил ее за волосы, но она вырвалась. Я начал брыкаться, пытаясь побольнее ударить ее ногой, но никак не мог дать ей хорошего пинка. Я ударил ее рукой по спине. — Слезь с меня!
— Ни за что, пока не заберу письмо! — сказала она, схватила меня за рубашку и попыталась ее стащить.
Тогда я изо всех сил ударил ее по голове.
— Маленький мерзавец! — закричала она и ударила меня по лицу со всей силой, на какую только была способна. Нос пронзила жгучая боль, из глаз потекли слезы.
— Черт побери! — закричал я, схватил ее за плечи, пытаясь оттолкнуть от себя.
В этот момент она схватила письмо и сама отпрыгнула в сторону. Не поднимаясь, я ударил ее ногой по лодыжке. Удар был сильным, она пошатнулась, но не упала и побежала по Фэрфилдской дороге, так быстро, как только могла. На бегу она распечатала письмо, пробежала его глазами и вдруг бросила на дорогу. Я поднял письмо и прочитал: «Если письмо получено — на посыльного можно положиться».
Глава 7
Лето 1776 года прошло так же быстро, как наступило. Я старался держаться подальше от мистера Хирона. Если я видел, что он идет к таверне, то отправлялся чистить коровник или бежал в лес за дровами. Но несколько раз ему удалось застать меня врасплох, чем, однако, он не воспользовался. Казалось, он забыл о письме. Он просто говорил: «Здравствуй, Тимоти» или: «Прекрасный день, не правда ли, Тимоти?» — и я отвечал: «Да, сэр» — или что-нибудь в том же духе.
Война продолжалась. Нас она почти не затрагивала, если, конечно, не считать ушедшего воевать Сэма. Правда, все хуже становилось с едой и самыми разными вещами. К примеру, мужчины, сохранившие ружья, не могли достать ни пороха, ни пуль. Не лучше обстояло дело с кожей и тканью, которые подчистую изымались у населения для обмундирования солдат.
Мы вспоминали о войне, лишь когда ополченцы проходили через город или когда мы видели раненого или отслужившего солдата, возвращавшегося домой.
Мы получили два письма от Сэма, вернее, их получила мама. Одно пришло в августе, а другое — в сентябре. В первом Сэм писал о сражениях в Нью-Йорке. Войска повстанцев были разбиты, и британцы заняли город, но Сэм описывал это так, как будто повстанцы одержали великую победу. Он написал, что его полк прекрасно воевал и британцам повезло, что они смогли уйти оттуда живыми, но мне-то казалось, что все было наоборот. Второе письмо было короче. Сэм писал, что они расположились лагерем где-то в Нью-Джерси и, возможно, там перезимуют. Ему приходилось тяжело. Часто солдаты голодали, ели одни сухари и пили только воду. Их одежда совсем износилась, а новой не было. У некоторых даже не было обуви, и они ходили босиком. В плохую погоду они оборачивали ноги тряпками, чтобы не замерзнуть. Но Сэм писал, что никто не унывает и у всех парней приподнятое настроение.
Мама и отец ссорились из-за этих писем. Когда пришло первое, мама решила на него ответить. Отец запретил. Он сказал, что мама не должна поддерживать Сэма в его упрямстве. Мама спорила с ним, но отец не сдавался: Сэм должен понять, что мы не будем одобрять его поступки, пока он не опомнится, не поймет свою неправоту и не вернется. Но когда пришло второе письмо, мама сказала, что ей все равно, что там думает отец, и она ответит Сэму. Из-за этого они снова поссорились, они думали, что я сплю, и очень громко спорили. Я надеялся, что мама победит в споре. Я представлял, как по вечерам Сэм писал эти письма, и мне грустно было думать, что никто на них не ответит; впрочем, я знал, что Бетси Рид наверняка ему писала.
Отец стоял на своем:
— Мальчишку надо проучить! Он слишком своеволен.
— Он уже не мальчик, — возразила мама.