Т-Модус - Джордж К. Форс

решил поступить. Я уже иногда отключался на полчаса-час, когда уставал от рубки дров и хотел прикорнуть на кровати.

Вот и сейчас, я вернулся в свою комнату, и, прежде чем зайти в игру, решил помолиться. Странно это было, ведь на мне было именно божественное проклятье. Но я всё же попросил бога, чтобы он снял его с меня, потом лёг и подключился к камню.

Когда я попал обратно в свой дом, шкала отсчёта была уже на 027. Прорвёмся… Подумал я, и прямо в одежде упал на кровать. Усталость была настолько огромной, что я уже не мог ждать.

Сны сменяли один другой, но снилось мне в основном то, что показал Мирааль. Гигантские демоны, размером с небоскрёбы, с перепончатыми крыльями, закрывавшими всё небо. Мирааль звал их Древними Стражами. Снились ангельские миры и их сверхтехнологичные оружия, способные уничтожать звёзды. Снились армии, растянувшиеся на сотни миров. Я видел род чёрных драконов, погибших в Первой Великой Войне. Падение Наргваля, владыки чёрных драконов, лично убитого Тиэлем. Теперь его звали уже не Тиэль, а Аттанхейм. Одно из трёх имён, которыми звали этого уникального безумного парня. Причём третье, даже под страхом смерти, никто не решался произносить.

Когда мои сны начали повторять виденное про Тиэля, началось форменное безумие. Он был невероятно могущественным, но ещё больше в глаза бросалось его умение. Древний Бог был слишком хорош во владении мечом. Казалось, что он знает про оружие всё и способен убивать миллиардом способов.

Но одна из его атак была особенно впечатляющей. Когда Тиэль оказался в окружении миллиардов врагов, он со всего размаху вонзил свой меч в землю, погрузив его на треть. И, в тот же момент, всюду и везде, в каждом кусочке земли, а точнее из-под каждого кусочка земли, вырвалась копия его клинка. И это была не просто копия — она воплощала всё его совершенство во владение мечом, всю его неотразимую точность, и великолепные навыки мечника. Вырвавшиеся из-под земли клинки метили врагам точно в сердца и не важно, где находился враг — рядом с Тиэлем, или в сотнях и тысячах километрах от него. На земле, или в воздухе. Не важно, каким большим или малым был противник. Конец оказывался всегда одинаковым — противника ждало точное попадание в сердце именно таким клинком, который непременно достанет и убьет его.

После этой атаки Тиэль просто замер. Три тысячи миров разом оказались опустошены. Все бесчисленные армии ангелов и демонов, объединившихся против Древнего Бога были уничтожены.

Я смотрел на Тиэля, но сон не развивался. Он замер, будто застыв. Но это была иллюзия… Я вдруг понял, что в действительности замер один лишь Тиэль. Остальной же мир продолжал своё движение. В одночасье раздался шум бесконечных рек полившейся крови.

— Почему ты не двигаешься? — неожиданно для самого себя спросил я у Тиэля. И он вздрогнул, найдя глазами меня, словно впервые увидев.

— Потому что испытываю сожаление — ответил он, спустя, казалось, вечность.

— Сожаление о содеянном?

Тиэль медленно покачал отрицательно головой.

— Я сожалею о том, чего лишился.

— Что же это?

Он взглянул на меня, потом обвёл глазами поле недавнего боя. Сделав глубокий вздох, Древний Бог присел на появившийся из-под земли чёрный железный трон. Мне казалось, что я уже никогда не получу ответа на свой вопрос, но Тиэль заговорил вновь:

— Я лишился радости битвы. Это сражение было последним и самым лучшим, но оно действительно последнее. Мне уже никогда не превзойти этого боя, не повторить этих эмоций. Радость боя угасла во мне, и я знал, что этот бой будет последним.

— Неужели ты больше совсем никогда не испытаешь радости?

— Посмотри на моё тело.

Тиэль развёл руки и только сейчас я заметил, что его оголённый торс полностью покрыт татуировками.

— Каждая татуировка — это плата за силу. Каждая татуировка — это жертва. Я пожертвовал всем и даже каждым из чувств. Оставалось одно последнее ощущение — радость от битвы, но и оно теперь закончилось. Я больше никогда ничего не почувствую в этой жизни.

— Но ты ведь можешь умереть? — почему-то мне хотелось помочь этому безумному древнему божеству. — А когда возродишься, то будешь чист от любых проклятий и открыт любым чувствам?

Тиэль улыбнулся. Так улыбается отец, которому малолетний сын советует детский выход из серьезной взрослой проблемы. Он покачал головой:

— Мне отказано в доступе в чертоги смерти. По своей же глупости, стремясь к силе и неуязвимости, я лишился всех способов умереть.

— Значит, вечная жизнь, лишённая каких-либо чувств? Это слишком грустно.

— Наверное грустно, — Пожал он плечами. — Грусти я ведь тоже теперь не чувствую.

— И что ты будешь делать? Неужели нет никакого выхода?

— Есть. Всего лишь два, но есть. В первом — я могу уничтожить мироздание. И тогда есть шанс, что вместе с его гибелью придёт и моя смерть.

В жизни я бы наверное так не общался, но во сне мой разум был иным. Я искренне сопереживал и соучаствовал в судьбе бога. Но даже так — гибель мироздания звучала слишком серьёзно.

— И ты действительно хочешь уничтожить мироздание?

— Конечно же нет! Какой отец решится навредить своим детям?

— А это значит не вред? — Я развёл руками, указывая на бесчисленные тела вокруг.

— Смерть — лучший из уроков. Когда-то в мироздании не было смерти, и поверь — то было ужасное время.

Я хотел было возразить, но потом осознал. Реинкарнация! В видениях, показанных Мираалем, я видел, как воины гибли и оживали снова и снова. В конечном итоге — смерть была не концом, а лишь сном перед новой жизнью.

— Ты понимаешь, — удовлетворённо сказал Тиэль, внимательно изучая мое лицо. — Не каждая смерть обязательно приведёт к реинкарнации, но даже если после смерти настанет забвение, это будет правильно. Другое дело гибель мироздания. Это будет полное и абсолютное забвение на долгое время.

Я молчал, молчал и бог, с которым я говорил. Мы сидели друг напротив друга — он на своём троне, я же на каком-то пеньке, напоминавшим пеньки возле моего дома: до тех пор, пока Мирааль не превратил их в стулья.

— Я ведь сплю?

— Спишь — согласился Тиэль.

— И скоро меня перенесёт на поле битвы?

— Мой старший горячо любимый брат Мирааль не настолько жесток. Во сне твоя шкала действия не активна.

— Правда?

— Правда.

Мы улыбнулись почти одновременно.

— А говорил, что не способен чувствовать. — Заметил я веселившемуся богу.

— Теперь способен.

Древний бог менялся. С его лица спадала тень усталости и бесчувственности. Из глаз уходила обречённость и вместе с