Шарик с воздухом - Даниил Сергеевич Гарбушев

– Ну ладно, хорошо, спасибо, до свидания, – сказал ему Юра, сумбурно нервничая, и отправился на выход.

Такси везло Артёма и Юру по вновь опустевшим улицам, по которым всё также иногда проезжали точно такие же такси, только из других фирм.

– Тём, я что-то забыл, чего это мы с тобой про Дину вспомнили?

– Тяжело ей, с отцом проблемы.

– Ах да, вспомнил!

– А чё это ты опять о ней подумал?

– Да я же тоже с ней недавно виделся просто, и если честно признаться, даже не смотря на то, как она поступила по отношению ко мне, я не был любезен, и наговорил ей такого, что думаю надо извиниться.

– Да, ты извинись лучше, она конечно не злопамятна, просто ей и так тяжело, а ещё и ты, не буду спрашивать, что у вас там произошло.

– Ты прав, тут и не надо далеко ходить, чтобы понять, что такое ужас, а не спокойная жизнь.

Домой Юра приехал к трём часам ночи, и быстренько попив чаю, лёг спать. Снилось что-то вроде второй мировой, вперемешку с первой. Какой-то странный ужас, чувствуемый не через визуальную и звуковую составляющие, а через сами эмоции. Недопонимание и варварство, излучаемое со всех сторон, плотно сжимало Юру, не протыкая острым штыком, а больно ударяя его тупым прикладом винтовки.

Проснулся в этот раз он уже в два часа дня. Ни сообщений, ни звонков, от администратора так и не было. «Так, – подумал Юра, выходя на улицу, держа руки в карманах, – и как же мне перед ней извиниться. Перед той, кому сделал не только острую, рассекающую молекулы души, боль, но и боль физическую, я ведь толкнул её тогда, разве настоящий мужчина способен на такое». Немного пройдясь, он остановился, закрыв лицо рукой, от нахлынувшего чувство стыда за свой поступок. «Всё в порядке?», – спросила вдруг пожилая прохожая. «Да, в порядке, – вытирая испарину со лба рукавом, ответил Юра, – просто пар, сами понимаете, переживания, сомнения, нервы». «Это понятно, вы ещё молодой, так вам терять нечего, ещё всё впереди, не расстраивайтесь, в жизни много всего, в том числе и счастья, и к вам оно тоже придёт, не сомневайтесь», – сказала она, подав Юре бумажный носовой платочек, и тихонечко побрела дальше.

Юра продолжил свой путь в сторону Дининого дома. «Что я за… существо, творю беспредел, а потом плачусь как девчонка», – подумал Юра, вытерев лицо платком, после чего высморкался в него и пошёл дальше. «Нет, так дело не пойдёт, – подумал Юра, взявшись правой рукой за материю своей куртки на месте сердца, – слёзы меня утомят, хотя нет, я захлебнусь в них. Нужно быть более стойким в этих жизненных трудностях, и даже в осознании своих ошибок. Пусть слёзы пойдут, как пот, как кровь, но надо сжать зубы, чтобы не раскваситься, не упасть, а остаться стоять до конца».

«Капец, ещё рано», – сказал Юра вслух, почти дойдя до её дома, вспомнив, во сколько примерно Дина возвращается домой. «И что я ей скажу, – оцепенела его, от чего он застыл на месте, будто Дина уже стояла перед ним, – "Прости, я виноват", как банально, аж противно. Точно, цветы, можно купить цветы, как же небрежно это звучит».

До возможности встретить Дину оставалось уже чуть меньше часа. «Еще и очередь», – буркнул Юра себе под нос, зайдя в ларёк полный различными цветочными букетами и композициями, что так и веяли не утихающей свежестью, ясно заявляя о её скоротечности. Наконец очередь дошла и до Юры, что всё это время пытался вспомнить, говорила ли когда-нибудь Дина о своих любимых цветах, но в голове была ясная пустота по этому поводу. Вдруг, где-то отдалённо на самых задворках зрительной памяти шелестнула мысль о школьных годах, и Юра пытливо начел капаться в этих воспоминаниях. Одно событие перерастало в другое, создавая своеобразную цепь с очень тонким связующим, которое представляло собой либо какое-то слово, либо какой-то предмет, а иногда даже чью-то личность. Вдруг, что-то да клюнуло. Вспомнился урок ИЗО, на котором было задана свободная композиция. Дина тогда нарисовала вазу с гвоздиками. И именно эти слова вспомнились Юре сейчас, то, что она тогда сказала учителю: «Это гвоздики, я очень люблю гвоздики».

– Молодой человек, вы определились, или вам что-нибудь подсказать, – вывела его из размышлений продавщица.

– Нет спасибо, пять гвоздик, и не запаковывайте, пожалуйста, – ответил он чётко, буркнув под нос, – надеюсь, они ей не разонравились.

– Девушке, подруге, цветы берёте?

– А, я, – растеряно ответил он, – не знаю даже, просто нужно извиниться перед своей знакомой, ну впрочем, не важно, – договорил он, и взяв из рук продавщицы готовые цветы направился к выходу.

– Извиниться, пожалуй, с таким букетом не получится, – сказал ему в след пожилой мужчина, что стоял за ним в очереди.

– Ни знаю, – отрешенно кинул ему в ответ Юра, захлопнув за собой дверь.

«Только бы успеть», – всё время думал Юра, вновь идя к дому Дины. Через несколько минут дороги, Юра вдруг осознал, что на пути к её дому теперь находится то самое место, где он на всегда расстался с Настей. Его опять оцепенело, но разогнанные ноги все ровно пошли дальше, лишь замедляясь, всё больше приближаясь к тому самому месту. Когда до того места осталось всего пару метров, ноги уже будто онемели, и передвигать их было уже совсем не возможно. Но Юра все ровно продолжал свой путь. И как только его зимний ботинок наступил на то самое место, где когда-то стояла Настя, оцепенение вдруг исчезло, и путь удалось продолжить с уже средним темпом.

В дали вдруг показалась Настя, от чего Юра изменился в лице. Она тоже заметила его, и с более-менее радостным выражением лица пошла в его сторону. Юра хотел пройти мимо, но Настя настойчиво остановилась прямо перед ним. «Привет», – сказала она ему, что не смотрел на неё, а только себе под ноги. «Привет», – повторила Настя, «Ну привет», – без чувств ответил Юра. «Хм», – выдохнула Настя позитивно, потянувшись рукой к цветам. «Это не тебе», – всё также без эмоций, произнёс Юра, от чего Настя тут же побледнела. «Не прошло и пяти минут, как ты уже забыл про меня», – сердито сказала она, на что Юра ответил: «А был ли смысл помнить, когда всё что было между нами, совсем ничего не стоило». «Дурак», – крикнула Настя, перебив Юру, залепив пощёчину, от чего у Юры вырвался резкий, но лёгкий выдох – выдох не осознанной обиды, а выдох отчаяния, резкое осознание смерти