2012 - Александр Лекаренко

Он отложил “паркер” и, прихватив бокал, вышел через заднюю дверь под открытое небо - захотелось вдохнуть свежего, морозного воздуха. И, стоя там, под луной, на каменной мостовой двора, вдруг увидел черную фигуру, бесшумно идущую к нему со стороны леса.

Глава 14

В камине пылал огонь и вторая баранья нога, распространяя восхитительный запах, поджаривалась в нем, в то время, как первая быстро исчезала, разрываемая зубами Бранки.

Может быть, длительное воздержание или горный воздух были в том виноваты, но эта девка казалась ему ослепительно красивой. Когда час назад она молча остановилась перед ним, столбом застывшим на освещенном луной камне заднего двора, он не нашел ничего лучшего, как протянуть ей бокал - как дар. Она понюхала и, сморщив нос, вернула дар - ночные демоны не любят абсент, как оказалось. Но коньяк пришелся ей по вкусу и она, отрываясь от бараньей ноги, прихлебывала его прямо из бутылки, сидя на полу перед камином в алых отблесках огня. Он не мог оторвать глаз от этого великолепного зрелища. Когда она поворачивала голову, ее отрастающие, наголо стриженные волосы цвета красной меди блестели, как медь. Ее лицо и кисти рук были удивительно белы, а под глухим, черным комбинезоном, который мог быть и рабочей одеждой и униформой, угадывалось сильное, гибкое тело. До сих пор она не произнесла ни слова.

Он совершенно не был готов к тому, что способен в данной ситуации заснуть - однако же заснул. И заснув, увидел сон, что не спит, а смотрит через закрытые веки на огонь в камине, и нет никого перед камином, нет никого в холодной и пустой комнате, кроме него самого и огня, не дающего тепла. Он спал не более нескольких секунд, но когда проснулся, то совершенно потерял ориентацию и дико шарахнулся, увидев прямо перед собой лицо Бранки. Он бы ударился головой, но Бранка мгновенно выставила ладонь между его затылком и стенкой, а затем, не удержавшись на корточках, сверкнув зубами, мягко повалилась на него сверху - он ощутил запах ее груди и обхватил ее руками, только тут поняв, что почему-то сидит на полу, хотя заснул в кресле, но это уже не имело значения - от нее пахло коньяком, жареным мясом, потом и женщиной, она высвободилась и, вскочив на ноги, произнесла что-то на непонятном, но странно знакомом языке. Он приоткрыл рот. Она повторила ту же фразу еще раз. И тут он понял. “Ты старый козел”, - вот что сказала она. Он расхохотался. Он катался и хлопал по полу руками, не в силах остановиться. Некоторое время Бранка смотрела на него сверху, потом тоже рассмеялась и сказала, слегка ткнув его в бок носком обутой в черную кроссовку ноги:

- Ну, вставай. Хватит валяться. У тебя есть еще коньяк?

- Ну, конечно есть, есть, - закивал он, становясь сначала на четвереньки, а потом и на ноги. - У меня все есть для тебя, принцесса!

Она выпила бокал коньяку и, принявшись за подоспевшую баранью ногу, налила себе еще, что вкупе с выпитым ею прежде составило уже добрых полбутылки, но не было заметно, чтобы старый, крепкий коньяк оказал на нее какое-либо действие - только порозовели губы на мраморно-белом лице.

- У тебя есть оружие? - спросила она.

- Есть, - ответил он. - А зачем тебе?

- Там, в лесу, - она ткнула пальцем в сторону, откуда пришла, - полно солдат.

- Что? - он напрягся. - Где в лесу?

- Возле границы. Там на дорогах - колонны машин с солдатами, - и, помолчав, добавила. - НАТО - пидарасы.

- Ни ствол, ни два ствола, - медленно сказал он, - не помогут, если сюда войдет армия.

- Помогут, - уверенно ответила Бранка. - Ты не имеешь дела со всей армией. Ты имеешь дело с несколькими драными пидарасами, которые приходят в твой дом, чтобы грабить и насиловать. И которых можно убить, если у тебя есть автомат. Это твой дом?

- Нет, это не мой дом.

- А женщина у тебя есть?

- Нет, у меня нет женщины.

- Ты что, голубой?

- Нет, я не голубой.

- Поня-я-тно, - насмешливо протянула Бранка, и теперь стало заметно, что крепкий коньяк ее все-таки достал. - Ты старый волк, которому не нужна женщина, у тебя ничего нет и ты прячешься в чужой берлоге.

Он промолчал. Если отбросить шелуху, то дела именно так и обстояли. Ссыкуха, едва взглянув на него, в двух словах точно подвела итог его жизни.

- Ты часто воешь на луну, волк? - все так же насмешливо продолжала Бранка. - Или ты рассматриваешь свои порножурналы и дрочишь в кулак?

Он резко нагнулся и влепил ей оплеуху, и только тут до него полностью дошло сказанное. Девка вылетела из кресла и, кувыркнувшись, мгновенно оказалась на ногах - как кошка.

- Ты дрянь, - сказал он низким от гнева голосом. - Я воевал за твою драную родину. Которую твой драный папа не сумел защитить. Пошла вон отсюда, - он встал и, повернувшись к ней спиной, направился к буфету, чтобы налить себе абсент. Когда он сделал первый глоток, на его плечо легла рука, которую он тут же сбросил.

- Ты хорошо говоришь по-сербски. Как серб, - сказала Бранка. - Как в Белграде говорят. Я подумала, что ты сбежал и прячешься здесь.

- Как ты? - он обернулся к ней с ухмылкой.

- Что я? Мне было восемь лет, когда война началась.

- Ты перебралась сюда из Чехии?

- Из Словакии. Не гони меня, мне некуда идти. Я хорошо стреляю. Я все могу. Я могу снять трусы, если хочешь.

- Не надо со мной рассчитываться. Иди к столу и доедай свое мясо. А там посмотрим, что делать.

Глава 15

Следующим утром после завтрака он сидел за столом, пытаясь настроить дряхлый транзистор. Бранку он приспособил к делу - она выгребала мусор из подвала, надо же ее было чем-то занять.

Сквозь треск помех прорвался голос диктора: “…деятельность госучреждений парализована, органы правопорядка бездействуют. Никто не знает, где находится Президент страны, из резиденции в Конче-Заспе поступает противоречивая информация, премьер-министр с семьей вылетел в Донбасс. В столицу продолжают прибывать отряды добровольцев, сообщают о взрывах на железной дороге. На трассе Киев-Харьков расстрелян автомобиль командующего Киевским военным округом… ВМС России на базе Севастополь приведены в боевую готовность…” - дальше все утонуло в треске помех, и он выключил приемник, экономя издыхающие батарейки: услышанного было вполне достаточно, чтобы сделать выводы.

Усмехаясь самому себе, он разыскал в кладовке старенькую Данилову “ижевку” и патроны, заряженные “тройкой”, их оказалось 32. следующие два часа он провел, изготавливая заряды, вскрывая патроны и перезаряжая их рубленым гвоздем и жаканом из туго завернутой в тряпку дроби - картечью и пулей поровну. Он достаточно хорошо был знаком с практикой НАТО и понимал, что если вторжение будет иметь характер “блицкрига”, а именно таковым оно, судя по всему, и имело быть, то впереди пойдут спецподразделения, уничтожающие средства связи, транспортные средства и отдельных свидетелей - все, что может послужить передаче информации о продвижении войск. Потом уже они скажут, что население встречало их с цветами. Ему плевать было и на НАТО, и на государство, в которое могло вторгнуться НАТО, но он совсем не хотел, чтобы его походя зарезали какие-нибудь сопливые рейнджеры. Покончив с приготовлениями к войне, он выпил чашку кофе и вышел во двор, чтобы выкурить сигарету на свежем воздухе и посмотреть, как там идут дела у работницы.

Дела шли хорошо - работница стояла голая возле колонки и обливалась ледяной водой. Ярко светило солнце, но температура воздуха была не больше двух-трех градусов выше нуля. “Пневмония, - было первым, что мелькнуло у него в голове и сразу вслед за тем, - до чего же она красивая!” На теле Бранки не было ни единого лоскута одежды и ни единого следа от одежды - оно было ослепительно и равномерно белым, от него шел пар. От мраморной статуи в античной бане ее отличал только золотой треугольник внизу живота и золотой блеск на наголо стриженой голове. Однако же, античным прообразам мраморных богинь с их плосковатыми задами было очень далеко до этой девки. Очень далеко.

Она заметила, что он смотрит на нее, и выгнула поясницу, вернув ему взгляд. На солнце ее глаза были ярко-зелеными, кончики пальцев и соски розовато просвечивали насквозь, по животу стекали прозрачные капли. У него захватило дух. Чтобы вернуть лицу пристойное выражение, он попытался вспомнить, видел ли когда-либо что-либо подобное. И не вспомнил. Пришлось отвернуться, чтобы спрятать маску слабоумного сатира, в которую превратилась его физиономия, и не докурив сигарету, уйти в дом.

Закурив новую и приготовляя себе чашку кофе для восстановления баланса, он утешил себя мыслью, что поступил правильно - самым тонким моментом в мизансцене был момент одевания. Сердцу Бранки, однако, были чужды подобные тонкости, она вошла в апартаменты вслед за ним, в одних кроссовках, неся свой черный комбинезон в одной руке, а белье - в другой.

- У тебя есть полотенце? - спросила она.