Нагорная проповедь - Иоганнес Мюллер

Лишь они способны войти в Царство Небесное, только их, и никого другого, на самом деле подразумевает Нагорная проповедь. Конечно же, она предназначена для всех людей, ибо указывает единственно возможный путь становления каждого человека и содержит директивы и универсальные законы творческого развития всего человечества, действующие для всех без исключения. Но только Ищущие созрели для подобного разъяснения и восприимчивы к нему, способны к такому становлению и готовы вести соответствующую жизнь. Другим сказанное здесь непонятно и не под силу, им следует прежде стать Ищущими, если они хотят, чтобы эти слова оказались доступными и для них. Иначе живой связи с ними не обрести и внутреннего переворота не испытать.

Многим это представляется суровым испытанием, но таковы требования природы. В духовной жизни тоже действует закон причинности, хотя нам и кажется, что с ним можно не считаться. Ни одно событие не происходит без соответствующих вполне определенных предпосылок, ни одно следствие не наступает без достаточно веской причины. Таков порядок вещей, и особое внутреннее состояние, возникающее у человека под влиянием жизненных импульсов, – непременное условие прихода Царства Божьего, о котором возвещает Иисус. Именно их Он и описывает, называя блаженными тех, в ком оно есть. Только таких людей может взволновать приближение этого великого события.

Конечно, эта серьезная и строгая истина как-то не вяжется ни с нашим нынешним сентиментальным желанием осчастливить весь мир, ни с религиозными речами, в которые каждый должен просто поверить. Но каждый ли на это способен? Да и пробуждение веры имеет свои предпосылки, о которых, пожалуй, можно и умалчивать, но не считаться с ними нельзя. Где успех, там всегда безмолвное действие естественных законов. Лишь немногим знакомо изначальное чувство Бога Живого!

Несомненно, Евангелие адресовано всем людям, и его цель – новое человечество. Но лишь немногие пока еще открыты ему. Много званных, да мало избранных – тех, в ком сегодня возможно становление изначального естества. Конечно, не вследствие Божественной предопределенности, а по причине некой предрасположенности, образуемой самой жизнью. Предрасположенных сегодня мало, не у всех это получится. И если сегодня Иисус взывает к Ищущим, то это не значит, что все они принадлежат к тем, кого Он нарекает блаженными.

Среди них ведь так много поверхностных, суетливых, мнимых. Действительно нищие духом – люди серьезные, глубокие, упорные и прямодушные, ими движут не одни только трезвые суждения и сочувствие, а непроизвольно поднимающиеся из глубин их существа изначальные чувства. Каждая новая заповедь блаженства еще больше сужает круг Ищущих, уточняя, кого же можно считать достойными Царства Божьего. Осознание абсолютной бедности – явление довольно распространенное. Но кто действительно вместе с другими несет на себе неслыханное бремя страданий человечества, кто сумел при этом оставаться оптимистом и ясновидцем, способным обнаруживать повсюду следы правды, красоты, добра и с должным терпением воздавать им должное, как бы ни меркло все это по сравнению с тем, чего жаждет его душа!

Но даже если кажется, что Иисус очередной заповедью сужает круг достойных Царства Божьего, то не должно обескураживать тех, кто ищет честно. Ибо по сути круг Ищущих вовсе не сужается – просто в Заповедях последовательно раскрывается переживаемое ими развитие. Тем самым указан путь всем искренним людям – это переживаемое нами становление. Мы видим происходящие с нами изменения, первые признаки начавшегося преображения, важность и последствия которого и обсуждаются далее в Нагорной проповеди. Эти семь положений имеют решающее значение, и потому именно, что позволяют нам заглянуть в таинственные истоки новой жизни.

В искренних сердцах, глубоко и вдумчиво, а не легкомысленно воспринимающих все, с чем они соприкасаются, со временем под влиянием Божественных вибраций нарастает внутреннее беспокойство, более того – душевный трепет. Эти вибрации подобно свету исходят от всех явлений и событий и устремляются на нас. Чем усерднее Ищущие в своих стремлениях, чем бесстрашнее они в жизненных сражениях, тем сильнее в них чувство неудовлетворенности и душевного дискомфорта. Ничтожность и суетность всего, в чем другие находят удовлетворение, вынуждает их замыкаться на себе, но из-за бессилия, сложности и непостижимости собственного Я они еще сильнее содрогаются в своей беспросветной нужде.

Так будет продолжаться, покуда не донесется до них откуда-нибудь призыв к жизни. Прозвучать он может по-разному. И всколыхнув душу, возможно, вызовет к жизни то предназначение их вечного существа, с которым они пришли в этот мир. Или в них найдет живой отклик голос правды, для которой именно сейчас пришло время. Или под впечатлением подлинной личной жизни, раскрывающейся и действенно проявляющейся в ком-либо из их окружения, у них откроются глаза на самих себя. Или их увлечет неустанное стремление к цели, присущее и нынешней эпохе. Или же взволнует услышанное свидетельство об Иисусе, или происшедшие с ними трагедии заставят заглянуть в самые сокровенные уголки собственной души. Что бы ни оказалось тем призывом, им еще совершенно неясно и доподлинно неизвестно, к чему, собственно, все это клонится. Но постепенно их тревоги сменяются единым порывом, и они принимаются искать, ибо чувствуют, что решение где-то есть. Однако то, как они ищут, зависит исключительно от их простодушия (по выражению Лютера – наивности). Степень их искренности определяет силу внутреннего беспокойства, а то, насколько они прямодушны, – энергичность поиска. Но искренность и прямодушие лишь две стороны непосредственности внутреннего бытия в его осознании и динамике. Они – две составляющие той самой детскости, на которой зиждется правда человека.

Но как только до таких наивных натур доходит внятное возвещение Иисуса о возрождении человека в его изначальном естестве и о грядущем новом порядке всех вещей, что сегодня для многих стало живым событием, то их искание тотчас же наполняется содержанием, обретает цель и направленность. Под действием этого поистине «живого слова Божьего», этого необычного, но всем понятного выражения созидательного напора жизненных сил Вселенной, добивающихся совершенства человечества, беспокойство превращается в страстное желание, а поиск – в позитивное движение. Наша восприимчивость приносит свои плоды, в нас появляются первые ростки изначального естества – начинается становление нового человека.

Но такая восприимчивость, возникающая у охваченных беспокойством из непосредственности их внутреннего бытия, неизбежно вызывает сочувствие к аналогичной судьбе других людей и ощущение гнета неслыханных страданий, неумолимо преследующих человечество. Загадка собственной жизни вырастает в общечеловеческую проблему, и то, что волнует нас, переживается нами как членами одного большого целого, как членами некоего единства. Так наше внутреннее устремление приобретает объективные очертания. И всеобщее искупление для нас уже важнее, чем наше Я.

И это имеет особое значение, поскольку в результате мы освобождаемся от эгоистической ограниченности и изолированности, при которой изначальное естество человека возродиться не может. Ведь по сути каждый живет не сам по себе, а как часть некоего единства, иначе он не мог бы развиваться. Лишь благодаря этому наша восприимчивость приносит определенные плоды. И не удивительно, что все возникающее в нас естественным образом приобретает наши индивидуальные черты, одновременно воздействуя на других людей, образующих то самое великое единство. Только при этих условиях наша развивающаяся личность обретает правильную форму – она ведь теперь застрахована от любых эгоистических уродств и искривлений.

Но Ищущий, в котором начинается такое изменение, конечно же, всех этих обстоятельств и закономерностей не осознает, он просто их переживает. Даже само происходящее поначалу обычно скрыто в глубинах его сознания. Его страстное желание уже начало исполняться, но внутреннее напряжение сохраняется, и лишь по проявлениям возникающей в нем новизны он замечает, что под внешней оболочкой его жизни оживает нечто такое, чего он так страстно желает.

С пробуждением изначального естества, проявляющего себя необычным образом, человек начинает ощущать на себе давление тупого мира. Но его росту это нисколько не мешает, а напротив, даже способствует. Ибо такое противодействие придает ему силы и подчеркивает его своеобразие. Никакого смешивания и размывания не происходит. Препятствия побуждают человека устремиться в глубину, чтобы черпать оттуда силы, необходимые для их преодоления. Поэтому, терпеливо относясь к подобному испытанию, мы впервые сталкиваемся с переживанием, которое воспитывает нас и впредь остается самым благородным, на что способен человек. Конечно, если это подлинное терпение, которому присущи искренность и простота, в котором активно проявляет себя и вызревает скрытый героизм.