Русь книжная - Алексей Глухов

В одной грамоте приводятся цифры от единицы до сорока тысяч, в другой — начало цифрового ряда. Эта береста — типично детские «упражнения» — с рисунками, а материалом для нее послужило донце туеска. Находки такого рода, пишет Р. А. Симонов в своей книге «Математическая мысль Древней Руси», «осветили процесс обучения грамоте… о чем конкретно было известно крайне мало».

Всевозможные письма — «от Грикши к Есифу», «от Синофонта ко брату Офоносу», «от Петра к Марье», «от Терентия к Михалю» (оно пришло в Новгород из Ярославля) — раскрывают повседневные дела и заботы наших далеких предков, удивительные жизненные мелочи, о которых не сообщают ни летописи, ни официальные документы.

Познакомимся еще с одной — самой примечательной для нас — берестяной грамотой, получившей порядковый номер 271. Исполненная в XIV веке, изящным почерком, она гласит:

«Поклон от Якова куму и другу Максиму. Купи мне, пожалуйста, овса у Андрея, если продаст. Возьми у него грамоту. Да пришли мне чтения доброго…»

Итак, кроме овса, который следует купить у Андрея, Яков хочет еще и «чтения доброго» — интересную книгу. Какую же? Послушаем по этому поводу В. Л. Янина, одного из руководителей Новгородской экспедиции: «Здесь не может подразумеваться книга богослужебная. Если бы Якову нужна была книга для церковной службы, он точно указал бы ее название, потому что выбор таких книг был строго регламентирован. Якову нужно какое-то занимательное чтение. Может быть, летопись. Или воинская повесть. Или переводная повесть. Или житие какого-нибудь военного, святого, которое для средневекового читателя было тем, чем для современного — приключенческие романы. Максим знает вкусы своего кума и друга Якова и сам решит, какую книгу он выберет, чтобы она понравилась Якову».

Далее в своем произведении «Я послал тебе бересту…» В. Янин продолжает:

«Впервые из этой грамоты мы убедились, что грамотность, широко распространенная в Новгороде, развила у некоторых людей вкус и охоту к чтению. И, между прочим, познакомились с результатами этого процесса. Письмо Якова написано свободно, живым, не связанным языком, изобличая в нем человека интеллигентного. Но это письмо дает важные материалы для характеристики и нашего Максима. Человек, который мог выбрать для своего друга интересную книгу, несомненно, должен был располагать библиотекой таких интересных книг. А это незаурядная деталь».

В Новгороде были найдены письма, поступившие и из других городов. Терентий прислал послание из Ярославля, а Гордей — из далекого Смоленска (начало XII века). Особенно интересна грамота Гордея, который наказывает родителям: «…продав двор, идите сюда в Смоленск или в Киев. Дешев хлеб. Если же не идете, — заканчивает Гордей письмо, — то пришлите мне грамотицы, здоровы ли вы». Исследователи рассматривают этот документ как иллюстрацию к сообщениям летописей того времени о частых недородах в Новгородской земле. От неурожая и голода Гордей отправился на юг, где «дешев хлеб», и зовет родителей, после продажи двора, присоединиться к нему в Смоленске или сразу уезжать в Киев. Дальнейшая судьба Гордея, его отца и матери нам неизвестна, но ясна невеселая картина из жизни новгородцев.

Здесь уместно процитировать стихотворение доктора географических наук Ю. Ливеровского «Новгородская береста», посвященное А. В. Арциховскому.

…Кто первый в Новгород свою послал бересту?Кто первый врезал буквенный узорне тушью черною на бархатный пергамент,где золото заставками звенит, —кору березы, положив на каменьпод елями, летящими в зенит?Не князь, не воевода, не посадник,не многомудрый черноризец-поп —простой дружинник, новгородский всадник,рыбак, охотник, пахарь и холоп!И сотни лет в объятьях влажных тлея,Земля хранила бережно для насОнфима, Купры, Дмитра, Фалалеяв бересте запечатанный рассказ.

Потом обнаружилась грамота в Смоленске: «Вывезли бревна, пошли Остатка к плотнику». В древнем Пскове первую грамоту отыскала экспедиция П. Г. Гроздилова. На бересте, которая дотла до нас из Старой Руссы, запечатлено начало завещания: «Се аз раб…». Возраст ее 600 лет.

В Витебске при случайных обстоятельствах — во время строительных работ, а не археологических раскопок — на глубине трех с половиной метров попалась записка на березовой коре. Это послание «От Степана к Нежилу». Записка неплохо сохранилась, хотя некоторые буквы едва заметны. По подсчетам ученых, ее следует датировать XIII–XIV веками.

Специалисты сумели расшифровать текст и перевести его на современный русский язык. Вот как все это выглядело первоначально: «ожеесипро далопортыакоупимицентаза в гривеноалицеголсинепро далоапослимилицемаалиеси продазая оброс твор ту коупимижита». Не так-то просто человеку, далекому от науки, догадаться, о чем здесь идет речь, тем более что старорусский текст дан без разбивки на слова, нет никаких знаков препинания. Перевод гласит: «Если ты продал одежды, то купи мне на 6 гривен ячменя. А если чего-либо (из одежды) ты не продал, то пошли мне в наличности. Если же продал, то, сделай милость, купи мне ячменя». Видимо, Степан оказался в беде, а может быть, он — ремесленник и поручил Нежилу продать свои товары, а на вырученные деньги купить хлеба…

Всего же берестяные грамоты найдены в пяти древних русских городах: Новгороде, Витебске, Смоленске, Старой Руссе, Пскове. И еще более чем в сорока городах нашлись стерженьки — «писала». Среди них — Москва, Киев, Минск, Старая Рязань, Чернигов, Новогрудок, Старая Ладога. Следовательно, и здесь применялась береста.

Кроме того, известно, что в Таллине до Отечественной войны хранилась грамота с немецким текстом (1570 год); близ Саратова в 1930 году была «раскопана» золотоордынская берестяная грамота XIV века.

Наконец, в Швеции, в Упсальской библиотеке, в течение четырех столетий берестяная грамота пролежала в древней книге и использовалась в качестве закладки. Правда, текст выполнен чернилами — какой-то монах записал на бересте свои стихи. Однако «натолкнувшийся» на грамоту шведский ученый О. Одениус считает, что буквы все-таки чаще процарапывали, а не писали чернилами.

Возможны находки берестяных грамот и в других странах Скандинавии, в Англии, Польше…

При публикации первых грамот профессор А. В. Арциховский предсказывал: «Чем больше будут раскопки, тем больше они дадут драгоценных свитков березовой коры, которые, смею думать, станут такими же источниками для истории Новгорода Великого, какими для истории эллинического и римского Египта являются папирусы».

Надежды советского ученого оправдались в полной мере.

Заботами Сергия Радонежского

В начале сентября 1380 года князь Дмитрий Донской отправился в поход против полчищ Мамая. Достигнув Дона, Дмитрий заколебался: идти ли ему за реку навстречу орде или ждать здесь? И в это время князь получил грамоту, которую доставил ему «борзоходец»: «Без всякого сомнения, господине, с дерзновением пойди противу свирепства их…» Эти слова принадлежали Сергию Радонежскому, основателю Троице-Сергиевой лавры, ближайшему советнику и политическому союзнику Дмитрия Донского. Сергий во многом способствовал великой победе на Куликовом поле своими патриотическими проповедями.

Известно, что, перед тем как выступить в поход, князь Дмитрий заезжал в монастырь к Сергию, который предсказал ему успех и отпустил с войском двух иноков — Пересвета (того самого, что перед битвой вступил в единоборство с Чилибеем) и Ослябю.

Блестящий исход Куликовской битвы развеял представление о непобедимости монгольских завоевателей.

Сергий Радонежский — человек широкого кругозора и большой государственной прозорливости — энергично способствовал объединительной политике московских князей, внес большой вклад в развитие культуры того времени… В «молодом» монастыре возникла вскоре библиотека. Начало ей положил сам Сергий, который в возрасте 23 лет пришел сюда, в дремучий лес — «в пустыню» — с двумя книгами. Историк русской церкви Е. Голубинский заметил по этому поводу: «Нот сомнения, что очень не велика была библиотека четьих книг преподобного Сергия… (псалтырь и евангелие)». В том, что монастырь находился в дремучем лесу (в 60 км от Москвы) — нет преувеличения. В дарственной грамоте Дмитрия Донского говорится, что монахам позволяется беспрепятственно ловить в реке Воре выдру, бобра и всякого зверя.

В начале основания монастырь был весьма беден. Общий облик его так описал В. О. Ключевский: «В самой ограде монастыря первобытный лес шумел над кельями и осенью обсыпал их кровли палыми листьями и иглами; вокруг церкви торчали свежие пни и валялись неубранные стволы срубленных деревьев; в деревянной церковке за недостатком свеч пахло лучиной; в обиходе братьев — столько же недостатков, сколько заплат в сермяжной ряске игумена; чего ни хватись, всего нет… случалось, вся братия по целым дням сидела чуть не без куска хлеба. Но все дружны между собою и приветливы к пришельцам, во всем следы порядка и размышления. Каждый делает свое дело…»