Зачарованные острова Галапагосы - Ирениус Эйбл-Эйбесфельдт

Пятьдесят лет назад на Дункане черепахи еще водились в изобилии. Сейчас они стали там редкостью. Мигуэль Кастро разыскал на южных склонах вулкана около 100 взрослых особей. Они размножаются, но завезенные на остров домашние крысы фактически уничтожают весь приплод. Кастро недавно удалось спасти от них штук тридцать яиц, из которых позднее вылупились детеныши. В заповеднике станции имени Чарльза Дарвина им дадут подрасти, а затем снова вывезут на Дункан. На Джервисе в последнее время черепахи не встречались, но в восточной части Чатама и на Худе Кастро обнаружил несколько выводков. На Худе, однако, такое множество коз, что черепашьему потомству не хватает пищи. Здесь искусственное разведение также может дать хорошие результаты. На больших островах особую опасность представляют одичавшие свиньи.

В общем положение весьма неутешительное. Мы должны приложить все усилия, чтобы сохранить для жизни удивительные создания. И дело не в том, чтобы обеспечить наличие черепах на одном каком-либо острове. Найдутся, конечно, люди, которые сочтут, что истребление черепах на отдельных островах не такая большая беда, поскольку где-нибудь на архипелаге все же они сохраняются в достаточном количестве. Но надо, однако, помнить, что своеобразие галапагосских черепах прежде всего заключается в существовании в пределах одного вида нескольких островных рас. Именно эта дифференциация натолкнула Дарвина на мысль об эволюционном происхождении видов.

Следовательно, речь идет о сохранении одного из важнейших экспериментов в истории образования видов.

Турнир драконов

Уютно тукал подвесной мотор, сердце нашей маленькой шлюпки. С этими звуками у меня связаны воспоминания о лучших минутах экспедиции на «Ксарифе». И нет ничего удивительного в том, что стук мотора еще и сегодня стоит у меня в ушах и становится громче всякий раз, как я возвращаюсь мыслями к Галапагосам.

Мы держали курс точно на Нарборо. Перед нами из моря подымалась зловещая громада вулкана — массивный конус высотой 1600 метров, перечерченный черными потоками лавы. Чем ближе мы подходили, тем более пустынным и грозным казался остров. В поисках удобного места для высадки мы шли вдоль берега. Излившись некогда на протяжении многих сот метров в море, лава застыла, образовав шероховатые банки и изломанные утесы, которые содрогались сейчас под грохочущими ударами непрестанно наступавших валов. Горе тому, кто попадался на их пути! Об этом красноречиво свидетельствовал тунцовый катер, выброшенный неподалеку на берег.

От самого моря простиралась, насколько хватало глаз, лавовая пустыня. Редко-редко виднелся кактус. Можно было подумать, что вместо дождевых капель здесь с неба надают осколки камней! Правда, у мыса Эспиноза мы нашли подходящее место для высадки. За несколькими утесами с иглообразными вершинами нам открылась вытянувшаяся в длину бухта с более спокойной водой. Близ берега небольшими группами росли мангровые. На узкой полоске песчаного пляжа лениво развалился морской лев.

Мы остановились перед большим плато. Его поверхность сильно морщила, словно это была шкура слона. Шершавым потоком оцепенела здесь лава.

Один шаг вверх, и мне показалось, что я отброшен на тысячелетия назад, к тому времени, когда на нашей земле царили драконы. Впереди справа, на отроге скалы, выдававшемся в море, на черной породе виднелись буквально сотни игуан. В метр длиной, лежа рядом или друг на друге, они были недвижны на солнечном пекле, и только покрытые щитками головы с тупыми мордами были бдительно приподняты. Я стал медленно подкрадываться, невольно задерживая дыхание, но эти предосторожности оказались излишними: я мог смело приблизиться на любое расстояние к игуанам, не опасаясь их потревожить. Лишь те, что лежали прямо на моем пути, отползли в сторону, несмело кивая головами. Наконец я нашел в самой гуще игуан удобное место — выпуклость черной лавы. Она так раскалилась на солнце, что я едва мог дотронуться до нее рукой, но я подложил сумку с продуктами и удобно расположился на ней. Мое присутствие, по-видимому, мало беспокоило игуан. Скорее всего они приняли меня за сородича морских львов. Это дало мне возможность наблюдать их вблизи.

Начался отлив, и как только обнажились первые поросшие водорослями скалы, игуаны одна за другой покинули солярий. Неторопливо соскальзывали они в воду и, медленно ударяя хвостом, не спеша плыли к покрытым зеленью скалам. Мне было видно в бинокль, как они поедают водоросли, откусывая их поочередно то правой, то левой стороной челюсти, как это делает собака, грызущая кость. Их морда, напоминающая обрубок, как нельзя лучше годилась для сдирания низкой растительности.

Долгое время ученые не могли выяснить, каким образом морские игуаны и другие морские животные выделяют соль, поглощаемую ими с морской водой. Как известно, человек, попавший в кораблекрушение, гибнет, если ему приходится пить морскую воду, ибо почки не в состоянии переработать содержащуюся в ней соль. Игуаны же поглощают с пищей огромное количество морской воды, которая, однако, не приносит им никакого вреда. Совсем недавно выяснилось одно замечательное обстоятельство. Оказалось, что у морских игуан перед каждым глазом располагается большая соляная железа с выходом в ноздрю. Соляная железа выделяет жидкость с более высокой концентрацией соли в сравнении с морской водой, и жидкость эта капельками вытекает из ноздрей.

Аналогичные соляные железы имеются у морских черепах. У каретты железы расположены в глазной впадине и открываются в задний угол глаза. Необычайно сильное слезоотделение у многих морских черепах уже обращало на себя внимание исследователей. Теперь объяснение этому найдено. Парные соляные железы морских птиц — носовые железы давно известны науке. У баклана и олуши они находятся между глазом и носовой полостью и выделяют секрет в носовую полость, откуда он вытекает через носовое отверстие и в конечном итоге в виде капли падает с кончика клюва вниз. У чаек железа расположена над глазом, в вырабатываемом ею секрете количество соли в два раза превышает ее содержание в морской воде, и в пять раз — в крови. Соляные железы чаек функционируют поразительно быстро. За одну минуту они отторгают массу соли, равную половине их веса. Чайка, которой было введено 134 кубических сантиметра морской воды, за три часа выделила всю содержавшуюся в ней соль без какого-либо ущерба для себя.

Морские игуаны Нарборо производили впечатление очень сильных животных. Мне показалось, что они гораздо темнее своих сородичей с Худа и Осборна. Среди последних я не заметил ни одной темной особи. Впоследствии я установил, что эти различия свидетельствовали о существовании отчетливо выраженных разновидностей, — факт весьма интересный еще и потому, что ранее бытовало мнение, будто игуаны легко переплывают с одного острова на другой и оттого постоянно перемешиваются. На самом деле это не так. Длительное наблюдение показывает, что они избегают заплывать далеко в море. Еще Дарвин отметил, что игуана, брошенная в воду, при первой же возможности возвращается на берег. Ее приверженность земле скорее всего вызвана боязнью акул. Недаром в желудках хищниц не раз случалось находить морских игуан.

Постепенно вокруг меня стало пусто. Почти все ящерицы двигались к морю. Было очень жарко, и меня тоже потянуло искупаться. По примеру пресмыкающихся я осторожно поплыл к скалам, избегая глубоких мест. Встречавшиеся на моем пути игуаны испуганно погружались в воду, и мне хорошо было видно сквозь очки, как они старались подольше удержаться на дне. В воде они проявляли куда большую боязливость, чем на суше, что, впрочем, вполне понятно: в море им грозила серьезная опасность встретить акулу. Достигнув скал, я увидел нескольких игуан, сидящих под водой между скалами и низкими ветками кораллов. Они выглядели очень комично среди рифовых рыбок и желтохвостых хирургов. Я было решил, что они нырнули вниз, пытаясь спастись от меня, но вскоре, к своему удивлению, обнаружил, что одна игуана пожирает водоросли.

Впоследствии я часто наблюдал это явление и даже заснял его на кинопленку. На моих глазах игуаны до получаса паслись под водой. Без особых усилий они двигались над самым дном моря, где им не приходилось бороться с набегавшей волной. Позднее я замечал, что содержавшиеся в неволе игуаны систематически проглатывали маленькие камушки, быть может для балласта. Игуаны с Нарборо питались под водой даже при температуре 19°, детеныши же ели исключительно над водой.

Пока я был увлечен игуанами, отлив кончился. Уровень воды быстро повышался, и я, зная, что вместе с прибывающей водой на отмель любят заплывать акулы, поспешил вернуться на свой береговой наблюдательный пункт.

Мало-помалу на берег возвращались игуаны. Они двигались целеустремленно, как если бы точно знали, куда направляются. Ползая по суше, они после каждого шага ощупывают языком скалу, очевидно, ориентируясь в пространстве по запаху. Слизывая языком пахнущие вещества, игуаны подносят их к обонятельному углублению на небе. Позже я провел несколько опытов: относил игуан на разное расстояние от мест, где они находились, и каждый раз убеждался, что они действительно верны «родному дому» и в радиусе 300 метров безошибочно его находят.