Вера и жизнь - Всеволод Чаплин

Сами выборы прошли с предсказуемым результатом. Если в российских епархиях была значительная доля поддержки митрополита Климента, то епархии Украины, других постсоветских стран и «дальнего зарубежья» голосовали почти исключительно за председателя ОВЦС – его знали лучше. Удалось добиться и непротиводействия властей. Я лично провел с ними многие переговоры, хотя подчас и непростые (яркой личности на Патриаршем престоле некоторые чиновники боялись).

– Жизнь кончилась, началось житие, – поприветствовал я митрополита Кирилла в день избрания Патриаршим Местоблюстителем горькими словами лесковского протопопа Туберозова.

Действительно, началась новая жизнь. Она во многом ограничивала Патриарха в тех вещах, которые он любит – в путешествиях, в обращениях к неформальной аудитории, в интеллектуальных ристалищах на церковных собраниях и ток-шоу. Одновременно исчезли конкуренты, но осталась тяга к присутствию в публичном пространстве, свобода в котором теперь скована свалившейся ответственностью и многими другими сдерживающими моментами: то, что мог позволить себе сказать митрополит, Патриарх подчас сказать уже не может. Появилась ревность к более свободно высказывающимся людям. И значит – появилась склонность привечать серость в ущерб ярким личностям… Появился и двойной стандарт: то, что позволял себе десять-двадцать лет назад митрополит Кирилл, а сорок лет назад – митрополит Никодим, сегодня не позволяется никому. Никто не должен быть компетентнее Патриарха, никто не имеет права спорить с ним – ни лично, ни публично. Тексты о нем должны быть похожи на некролог – только похвалы, только хорошее. Иначе – обида.

Этот человек, пусть яркий, вряд ли войдет в историю как лидер, решительно изменивший общество и людей. Или наметивший пути перемен к лучшему – серьезных, всеобъемлющих. За несколько десятилетий своего служения он произнес массу проповедей и сделал массу заявлений, но очень многое в них было сказано ситуативно, чтобы понравиться аудитории, а разным аудиториям нравятся разные вещи. От многого пришлось отказаться, многое пришлось пересмотреть, однако не было ясно и прямо сказано, почему та или иная позиция изменилась.

Слухи о Патриархе как об «интеллектуале» сильно преувеличены. Да, это человек эрудированный и обладающий острым умом. Он может вспомнить полезный для какой-либо дискуссии исторический факт, может извлечь несколько цитат из «длинной» памяти или из намедни прочитанного, может сказать яркую фразу или предложить внести в текст блестящую поправку. Но в этот момент перед его внутренним взором нет никакой развитой системы воззрений, которую он бы последовательно выражал. Он просто старается держаться в рамках текущего набора политических «приличий» и «допустимостей», а главное – в рамках православных вероучительных норм и духовных интуиций. Первые рамки держатся непременно – ни разу этот человек не обличил власть имущих так, чтобы те отреагировали, а без реакции какое обличение… Вторые рамки, слава Богу, обычно тоже соблюдаются – хотя и не всегда, что отметили многие критики.

Между прочим, люди с ясной и проработанной системой взглядов в Церкви есть – даже если взгляды у них не совпадают и иногда меняются, о чем они честно говорят. Это люди очень разные: митрополит Иларион, Алексей Осипов, Константин Душенов, Владимир Осипов, отец Андрей Кураев, отец Савва (Тутунов), Александр Щипков, тот же Александр Рудаков, многие другие. Решения надо принимать, выслушав их всех, а еще лучше – усадив их вместе за выработку общей позиции и отказавшись от малейших попыток эту позицию предрешить, «продавить» собственное видение, непонятно чем обоснованное, при помощи зычного голоса, закрытия дискуссии и переписывания документов «за кулисами». Все эти методы – нецерковны по сути. Потому что греховны и безнравственны.

Юношеские страхи и неуверенность времен гонений соединились с абсолютной церковной властью. Многие далеко не лучшие качества раскрылись сильнее, чем прекрасные.

Как пойдет дело дальше? Увы, оснований для оптимизма у меня немного. Церковное управление становится все более единоличным. В первые годы нынешнего Патриаршества многое было сделано для его децентрализации – образовались десятки новых епархий, застарелые проблемы стали обсуждаться на Межсоборном присутствии. Однако такие темы, как, например, выборность духовенства и прозрачность церковного бюджета, оказались «заметены под ковер». Церковная мысль смотрит скорее на текущую ситуацию, не заглядывая в будущее – на 20–50 лет вперед, когда у власти в России и в Церкви будут другие люди. Динамика преобразований и дискуссий за последние годы резко снизилась. Многие решения все чаще принимаются буквально на бегу, безапелляционно, без детального обсуждения, без реального выслушивания и учета различных мнений. Мне приходилось говорить об этом и на заседаниях, и публично.

В Церкви, государстве, любом сообществе решения вряд ли должны приниматься несистемно, без анализа, без учета мнения профильных институтов, основных общественных позиций. Нет будущего за решениями, которые принимаются спонтанно, непрозрачно, субъективно, в ходе поспешных кулуарных разговоров, без надлежащей процедуры. Это должно быть общим правилом для всех решений. Я на этом буду продолжать настаивать везде – в церковном, светском контекстах, в Общественной палате, в ходе диалога между Церковью и государством. Я уже вышел из того возраста, когда нужно к чему-то стремиться, чего-то бояться или перед кем-то заискивать, поэтому буду и дальше настаивать на том, что все решения должны приниматься ответственно, системно, не на коленке, не в ходе каких-то случайных разговоров.

Впрочем, у Патриарха сохраняется одно уникальное для человека его возраста качество: искренность веры и детскость характера. Отсюда – страхи и обиды, но отсюда – и умение ко многому отнестись с легкостью и юмором. Будем надеяться, что это поможет в трудные времена – а они очень даже могут для Церкви настать – и самому Патриарху, и тем, кто рядом.

Глава 2

Мiръ

Политика и люди: три эпохи за двадцать лет

С юных лет – сначала скорее по призванию, потом в силу должностных обязанностей, которые, думаю, с призванием совпали, – я живу и работаю на стыке так называемой узкоцерковной жизни и общественных процессов. О последних дальше и поговорим – и о том, как они воспринимаются через призму веры и христианского взгляда на жизнь.

Как уже было сказано, к советской реальности я относился без пиетета. К тогдашним властям – еще хуже. Приход Горбачева, правда, воспринял с восторгом – чтобы это понять, достаточно было сравнить его с Черненко. Отправил новому генсеку хвалебное поздравление с Главпочтамта. Потом встретился с приятелями-«неформалами». Небольшой компанией мы вырезали из газет фото усопшего и новоизбранного лидеров, выпили от души вина, надели подрясники – и устроили импровизированное шествие с портретами по полуночным Кузьминкам. Дошли до кладбища, где, уже под водочку, спели «вечную память» Черненко и «многая лета» Горбачеву. Фотографировались с большой вспышкой «ФИЛ». Обратно лезли через забор. Припарковавшиеся у кладбища таксисты разлетелись секунд за двадцать – наверное, вспышки их особенно впечатлили.

Запад тогда казался идеалом. Отношение же к Горбачеву стремительно менялось, а затеянная им «перестройка» казалась все менее интересным делом. Предпринятая генсеком борьба с пьянством вызывала всенародную иронию. В начале 1991 года (первый и последний Президент СССР был еще при власти) я опубликовал в «Журнале Московской Патриархии» текст под названием «За здоровый образ жизни». Он начинался такими словами: «Слыша о новых программах борьбы с пьянством, большинство наших соотечественников скептически улыбается: сколько раз начинали мы со всем рвением «искоренять» это зло – и где же обещанные успехи? Непримиримая война, объявленная алкоголизму (а фактически спиртным напиткам) несколько лет назад, лишь подхлестнула самогоноварение, наркоманию, спекуляцию спиртным и потребление его суррогатов. Тупик, в который зашла политика насильственного подавления пьянства, очевиден». Обмывали мы эту статью довольно долго, ее название превратилось в редакционный тост.

Другие ошибки Горбачева думающей молодежью воспринимались более тяжело. На территории СССР начались межнациональные конфликты – в Казахстане, вокруг Нагорного Карабаха, в Ферганской долине. Вскоре под вопросом оказалась целостность страны. Многие из молодых «неформалов» по-прежнему радовались и даже злорадствовали – слишком велика была неприязнь к советскому строю и безбожной верхушке. Некоторые мои друзья откровенно говорили: «Пусть нас хоть американские ракеты разбомбят, лишь бы не было проклятого совка». Те, кто был тогда у власти в стране, с молодежью предпочитали не общаться, а зря. Многое могли бы объяснить, если б захотели.