Ш-ш-а... - Пол Тот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как домохозяин, – сказал он, – я тут запрещаю играть на гитаре.
– Никакой ты тут не хозяин! – крикнул я.
– Что ты сказал?
Я плотно захлопнул окно и положил гитару, думая, что пора в постель. И услышал стук.
11
Надо было, наверное, подумать как следует, прежде чем открывать дверь. Кто еще мог стоять за ней, кроме Шантиль. А рядом здоровенная девка, сплошь проколотая колечками, с полностью перекошенной физиономией. Точно трудно сказать, но глаза, нос и рот не совпадают. Когда она проговорила: «Я Стефани», стало ясно, что колечки расщепили язык в шести разных направлениях, куда смотрят косые глаза. Произношение как у Кота Сильвестра, жующего мраморные шарики. Вдобавок уши заколоты назад, будто под ураганом. В довершение от левого уха к носу тянется цепочка, как бы из опасения, что лицо убежит от самого себя. Трудно было б его упрекнуть за такую попытку.
– Заткнись, – сказала ей Шантиль. – Слушай, Рей, давай вдвоем с тобой зайдем.
И втолкнула меня в комнату, Стефани прошипела:
– Шаши!..
– Я сказала, заткнись.
Дверь закрылась. Шантиль повернулась ко мне – лучше сказать, ринулась на меня. Приветствие прозвучало лающим приказом:
– Привет, Рей. Как делишечки? – Впрочем, нет, она просто сказала: – Рей, у меня для тебя есть план, потрясающая идея, которая мне пришла в голову вчера вечером. Я подумала, что в округе полным-полно девчонок в пиковом положении, которые все бы отдали, чтобы чуть-чуть попробовать, да ни один нормальный парень пальцем до них не дотронется. Должно быть, тут в воде что-нибудь. При такой куче фабрик. Поэтому им глубоко наплевать, если ты не знаешь, чего надо делать, потому что они сами не знают. Могу сразу штук двадцать по именам назвать. Как я уже говорила, ни один парень в здравом уме не прикоснется к ним палкой длиной в десять футов. Вот тут ты и выходишь на сцену. Потому что за пятьдесят баксов только и надо потратить на каждую, скажем, минут пять, сколько сумеешь выкроить. Вот так вот. Срубишь побочно хорошие деньги.
– Не знаю. По-моему, нехорошо.
– Нехорошо? Сам увидишь, что хорошо, когда начнем дело.
– Не знаю, смогу ли брать плату.
– Чего? – Она расхохоталась старым знакомым смехом, который означает «смешно, и ты должен знать почему, а ни черта не знаешь, поэтому еще смешнее». – По-прежнему думаешь, будто я это делаю даром? Черт побери, до чего ж ты потешный придурок.
– Может, это тебя забавляет.
– Меня забавляет твоя дьявольская порядочность. Слушай, Рей, одни платят, другие получают. Вот как идут дела в мире. Просто радуйся, что существуют уродины, готовые платить тебе. Вот что забавно.
– Все мне без конца объясняют, как идут дела в мире. И у тебя странная манера просить об услуге.
– Это я тебе оказываю услугу.
– Не знаю. Я должен где-то провести черту.
– Черту? Детка, ты ходишь по кругу. Слушай, у тебя есть время до завтрашнего утра на раздумья. Утром я заскочу вместе со Стефани, и либо ты начнешь заколачивать бабки, либо будешь просиживать задницу на картонной коробке. У тебя даже телика нету, Рей, черт побери. Просто думай.
Она распахнула дверь, схватила Стефани за руку:
– Пошли.
– Ша-ша-шу…
– Заткнись, девочка. Столько ждала, еще день обождешь.
Шантиль права, телевизор мне нужен. Начинаю скучать по мультфильмам. Хочу подольше посидеть Дома, держась тише воды ниже травы, избегая неприятностей. Только не знаю. Девица Стефани кажется странноватой, как бы незрячей, словно мир для нее другой, чем для прочих. Не знаю, предчувствую опасность. Вдруг она в меня влюбится? Вдруг захочет выйти за меня замуж? «Стефани Пуласки… Мистер и миссис Рей Пуласки». С детьми я себя просто не представляю.
Две другие вещи толкают в противоположную сторону. Во-первых, можно купить телевизор. Во-вторых, девочки наверняка знают, где прячется Шарашка, поскольку слоняются по округе, не имея другого занятия, кроме приставаний ко мне и к Шантиль.
Поэтому я решил переспать это дело. У меня был долгий тяжелый рабочий день. Я выключил свет, лег и начал гадать, где мама. Как только заснул, увидел ее голову, такую огромную, что закрыла луну. Она грозила мне пальцем и вопила:
– Посмотри на патластые волосы. На шишковатую картошку, которую ты называешь носом. На обвисшие веки. На кривую голову…
Теперь я всегда первым делом просматриваю почту. С тех пор как пришел пакет с письмами, у меня возникло ощущение, что однажды почта все изменит, как-то наладит жизнь, даст ключ к загадкам, которые я так и не смог решить. Может, какой-нибудь список того, что надо делать, а чего не надо; пространное объяснение; микроскоп, телескоп, какое-нибудь измерительное устройство с инструкцией, что и для чего измерять, как сложить результаты и вывести правильное заключение, пока я, наконец, не увижу мир точно так, как другие.
В почтовом ящике лежит конверт. Я вскрыл его ногтем и вытащил чек от «Индастриал солушнс». На сумму три доллара девяносто восемь центов. На приклеенном к нему желтом листке написано: «Не возвращайся». Я смял чек, бросил на пол.
И принял решение. Договор скреплен печатью.
'Поэтому впустил явившихся Шантиль и Стефани. Осталась одна Стефани. Шантиль только сказала:
– Хорошо подумал, Рей. Ты умнее, чем кажешься с виду.
Потом дверь закрылась. Я остался наедине со Стефани. Она как бы захихикала, принялась раздеваться. На теле какие-то крупные блямбы, которых я почему-то раньше не замечал. Через десять секунд мы барахтались голышом. Через тридцать секунд она сидела на краешке постели.
– Это всё?
Так, по крайней мере, я понял, услышав: «Шё-шё-шё?»
– Просто ты слишком хорошенькая, – сказал я.
– Шё авно шиш быш.
– Ну что я могу сказать. – Я начал одеваться, она все сидела надувшись, а потом сказала:
– Ишё.
– Ну, не думаю…
– Ишё, – настаивала она, взваливая меня на себя.
На этот раз ушло больше времени – не только чтоб кончить, но и чтобы начать. В конце концов, она радостно улыбнулась:
– Ушше.
– Слушай, – сказал я, глядя ей прямо в глаза, – ты когда-нибудь слышала про Шарашку, где придумывают всякие слова?
– Шашку? Шшуку?
– Ну ладно, не имеет значения.
Она стала одеваться.
– Шко шмо шло.
– Конечно, – сказал я, – очень скоро увидимся, Стефани.
– Шко шмо шло, – повторила она и исчезла.
Через пару часов появилась Шантиль.
– Ну как?
– По-моему, все в порядке.
– Деньги получил?
– Какие деньги?
– Только не говори…
– Я думал, деньги у тебя! Ты обещала мне заплатить пятьдесят баксов!
– Это твое дело. Ты должен получить деньги, взять себе полтинник, отдать мне остальное. Кретин долбаный, что у тебя в башке? Теперь мне придется выколачивать их из чертовой девки.
– Вот этого не надо.
– Идиот, сукин сын.
– Я сам все улажу.
– Да уж постарайся, черт побери. В следующий раз поработаешь даром, только сначала деньги возьми. Тогда будем в расчете. Вечером зайду. – И хлопнула дверью.
Я забеспокоился. Кого или что она приведет в следующий раз?
Около пяти Шантиль пришла с такой маленькой девушкой, что можно было попасть ей пятками по голове. Ну, не так плохо. Никто ничего не может поделать с тем, каким родился, никто, кроме Бога, если есть какой-нибудь Бог, а Ему, судя по положению дел, абсолютно плевать, что валится с небес на землю, корчась в муках. Одни появляются в золоте, в бронзе, другие некрасивыми, скучными, как серый облачный день. Эта девушка не из тех и не из других. Острые акульи зубы, лицо наполовину крысиное, наполовину собачье, словно Бог ущипнул ее за голову, потом для ровного счета отточил симпатичные острые зубы. Должно быть, выкатил на землю, и с тех пор она катится, огибая каждую кеглю, настоящим резиновым мячиком.
– Привет, Рей, – сказала Шантиль. Между прочим, с улыбкой. Мне уже известно, что она таким способом старается сквитаться. – Не забудь, что я тебе сказала, – шепнула она, так сильно толкнув девушку, что та закувыркалась по полу, словно начиная цирковое представление.
– Бетти, – представилась она хриплым голосом, как бы обдирая слова о гортань.
Как и первая, сорвала с себя одежду, когда Шантиль еще не успела закрыть за собой дверь. Чтобы уберечь вашу память и воображение, я не стану вдаваться в детали, скажу только, что у некоторых девушек имеется три вместо положенных двух и одно, чего вообще не должно быть. Хуже того, я делал то, что, по вашему мнению, делал, как бы вы это ни называли, бесплатно, только чтобы загладить ошибку, которая даже и не ошибка.
– Ты когда-нибудь слышала про Шарашку, где…
– Заткнись, давай дальше, – сказала она. – Я не разговаривать сюда пришла.
Наконец, она удалилась. Я уставился в стену, стараясь не думать, надеясь, что мозг сам очистится от воспоминаний, точно зная, что не очистится, пусть даже лишь потому, что мне этого так страстно хочется.