Последний знаменный - Алан Савадж

Она указала на стул рядом с собой:

— Ваша семья в порядке?

— Разумеется, ваше величество.

— Вы должны держать меня в курсе того, как здоровье ваших близких. Недавно я узнала, что жена осчастливила вас еще одной дочерью?

— Она родилась всего четыре месяца назад, ваше величество.

— Малышка здорова?

— Во всяком случае, выглядит такой, ваше величество.

— Я же сказала: вы — счастливый человек. Как назвали дочь?

Джеймс прекрасно знал, что Цыси не чуралась устраивать ловушки, даже для него.

— Империя в трауре, ваше величество. Нельзя давать имя ребенку до истечения двадцати семи месяцев. — Точно так же нельзя было устраивать свадьбы и похороны с традиционно принятыми церемониями.

Цыси едва заметно улыбнулась:

— Но вы наверняка выбрали имя, Баррингтон, чтобы дать его ребенку, когда придет время.

— Да, ваше величество. Мы назовем ее Викторией.

— В честь вашей императрицы? — Ее губы презрительно скривились. — Без сомнения, она со временем станет красавицей. Сообщайте мне, как она будет расти. Пишите Чжан Цзиню.

Евнух поклонился. Они с Джеймсом Баррингтоном тоже были давними друзьями.

— Будет исполнено, как вы сказали, ваше величество. Позвольте выразить мои самые глубокие соболезнования в связи с кончиной императора Тунчжи. — Цыси склонила голову. — И императрицы Алюты тоже, ваше величество.

— Это очень грустно, — сказала Цыси. — Бедная девочка так глубоко переживала. Очень грустно. Насколько мне известно, на Западе самоубийство считается преступлением против религии, но здесь, на Востоке, все обстоит несколько иначе. У нас более утилитарные взгляды на вещи. Мне жаль, что Алюта мертва, но таково ее решение, и я должна уважать ее за это.

— Конечно, ваше величество. Могу ли я поинтересоваться здоровьем императора?

— Он очаровательный, крепкий мальчик, — гордо сказала Цыси, — Вы знаете, я привязалась к нему как к собственному сыну.

— Разумеется, ваше величество.

— А как же иначе? — продолжала она. — Мы с ним одних кровей.

— Без сомнения, ваше величество, — снова дипломатично согласился Джеймс.

— Однако я вызвала вас в столицу, потому что вы можете оказать мне помощь. — Ее лицо смягчилось почти до полуулыбки. — Очередной раз, Джеймс. Из Британии прибывает миссия для консультаций по созданию современного флота. — Рот ее горько скривился: воспоминания об афере Лэя до сих пор саднили душу.

— Прекрасное известие, ваше величество.

— Я назначу вас министром по связям с ними. Они ваши люди, а вы — мой человек. Вы меня не подведете?

Джеймс поклонился.

Джеймс не мог не почувствовать, сколь накалена политическая атмосфера Пекина. Большинство мандаринов и крупных маньчжурских полководцев роптали по поводу того, что Цыси сметает все препятствия, стоящие на ее пути, не гнушается и нарушением в своих целях тысячелетних традиций. Это подтвердилось во время его посещения Роберта Харта, ирландца, назначенного декретом Цзунлиямэнь контролером таможни — нового управления, созданного Ли Хунчжаном для работы с варварами. Различные контрибуции, назначенные Китаю за последние тридцать лет, выплачивались за счет таможенных поступлений, и Ли решил, что именно варвар лучше всего справится с этой важной сферой императорского бизнеса, работая честно и эффективно.

Харт, высокий, сухопарый мужчина, уверенный и прагматичный, был тем типом варвара, который пользовался уважением среди китайцев, даже несмотря на их недоумение по поводу его исключительной честности.

— Поверьте мне, Баррингтон, — отметил Харт, — ваш друг, вдовствующая императрица, намерена править своей страной на пользу Цинов как никто другой.

Джеймс был вынужден согласиться с ним. Кроме того, он прекрасно знал, что ее положение останется непоколебимым до тех пор, пока по правую руку от нее стоит Жунлу с его отрядом Пекинского полевого войска, а по левую — Ли Хунчжан, имеющий репутацию дальновидного государственного деятеля и обладающий поддержкой коренных китайцев — ханьцев, как они себя называют. И даже при такой мощной поддержке она по-прежнему будет править не от своего имени, а от имени приемного сына. И только через десяток лет, когда Гуансюй достигнет монаршего возраста, Цыси придется уйти в отставку почетную либо позорную. Для китайского прагматического менталитета развязать гражданскую войну, чтобы приблизить на двенадцать лет само собой достижимую цель, выглядело бессмысленным.

Однако и Джеймс был убежден в том, что, как и будущее Жунлу и Ли, его собственное будущее зависит, во-первых, от поддержки императрицы, во-вторых, если в свое время удастся заручиться поддержкой при переходе на службу к Гуансюю. Некоторое время придется испытывать определенную враждебность, которая непременно возникнет в связи с желанием Цыси создать современные армию и флот. Дело в том, что китайцы негативно относились ко всему военному. Их конфуцианские идеалы ставили солдата на низшую ступень общественной лестницы, в то время как поэты и художники буквально возносились на пьедестал для поклонения. С таким взглядом на вещи уживалось желание, чтобы их оставили в покое, и глубоко укоренившаяся ненависть к варварам, которые мечом и огнем покорили их порты и теперь стремятся править ими даже в глубинных районах страны. Поэтому они хотели, чтобы маньчжуры, столь жестоко поработившие их двести лет назад, теперь защитили их и разгромили варваров, даже несмотря на то, что китайцы гордились тем, до какой степени они ассимилировали захватчиков. Если бы не закон, требующий от китайцев носить «поросячьи хвостики» — символ их позора, — трудно было бы отличить их от маньчжуров.

Джеймс должен был объяснить все это капитану Лангу — главе советнической миссии из Британии, когда тот прибудет. Дать ему понять, что богатства Китая далеко не столь безграничны, как думают варвары, и Лангу придется довольствоваться весьма ограниченным бюджетом. На самом деле в Китае имелись огромные богатства, но большая часть налогов оставалась в руках провинциальных наместников, а деньги, которые все-таки достигали Пекина, обычно растаскивались алчными евнухами или тратились на нужды младшей вдовствующей императрицы. «Сделаешь ли ты меня богатой?» — когда-то спросила она его. С тех пор она сама успешно позаботилась о своем благополучии.

Цыси не оставила своей мечты восстановить Юаньминъюань. Джеймс знал это, и ему оставалось надеяться, что у нее хватит здравого смысла сначала заняться армией и флотом.

Ланг не успел прибыть в Китай, как разразился новый кризис. Цюнхоу, печально отличившийся в событиях, спровоцировавших тяньцзиньскую резню, был послан в Москву для переговоров по согласованию линии русско-китайской границы после подавления длившегося продолжительное время восстания мусульман Тибета на северо-западе. К ужасу маньчжурских правителей, этот наивный мандарин, одураченный русскими, уступил обширные территории, прежде всегда считавшиеся неотъемлемо китайскими.

Цыси была вне себя, и голову Цюнхоу спасло только покровительство западных держав, выступивших в его защиту, — даже королева Виктория прислала личное письмо вдовствующей императрице, к великому удовлетворению последней. Однако зародились подозрения, что война с Россией вот-вот разразится. Цыси решительно выступала за войну. Ли Хунчжан склонялся к переговорам, но, узнав, что Чарльз Гордон находился в Индии, пригласил героя тайпинского восстания в Пекин для консультации по военным вопросам.

Гордон приехал и воспользовался случаем, чтобы посетить своего старого друга и товарища по оружию Джеймса Баррингтона в Шанхае.

— В военном отношении обстановка, разумеется, безнадежная, — сказал он. — С одной стороны, Китай — огромный, вялый, беспомощный дракон, с другой стороны, эту страну нельзя покорить просто из-за ее грандиозных масштабов.

То же суждение он высказал и Верховному совету.

— Если вам и вправду хочется воевать, — сказал он присутствующим, — объявите войну, позвольте русским вторгнуться в глубь страны, оставьте Пекин, уйдите в горы и за реки, а затем дождитесь, пока ваши враги утратят боевой дух, и уничтожьте их.

Верховный совет ужаснулся, а Харт, такой же китаефил, как и сам Джеймс, осудил Гордона и назвал его сумасшедшим. Гордон отбыл домой, то есть в Хартум, где вскоре умер. Ли Хунчжан договорился об обычной контрибуции и вернул спорные территории, после чего все вздохнули с огромным облегчением.

Даже тайком от всех — Цыси.

Войны с Россией вроде бы удалось избежать, но война со стихией продолжалась как всегда. Нагрянувшая зима оказалась самой неблагополучной из всех известных в истории Китая. Река Хуанхэ вышла из берегов, и ее воды затопили миллионы акров земли на севере страны. Тысячи людей погибли, тысячи лишились всего своего имущества. Когда вода спала, стало ясно, что река изменила русло, причем не в первый раз за обозримое прошлое.