Собака Раппопорта. Больничный детектив - Алексей Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следователь с минуту подумал.
– В отделении не было посторонних? – спросил он резко. – Вы никого не встретили? Родственники, гости из других отделений?
Прятов решительно отвечал, что посторонних не было.
– Распишитесь, – приказал гость.
18
Следующей была допрошена Марта Марковна, которая не сообщила ровным счетом ничего, но чем-то расположила к себе следователя.
Он откинулся на спинку стула и даже немного отъехал на нем из-за стола, наслаждаясь искренним волнением Марты Марковны. И начал беседу со своего излюбленного вопроса: что, дескать, она может рассказать по сути дела?
Та схватилась за свою областную мясомолочную грудь.
– А что я? Я-то что знаю? – спросила она испуганно. – Вон у них спрашивайте! – Марта Марковна свела глазки в кучку и указала пухлой рукой на дверь. – Такая пьянь, такая сволочь, все до единого, не люди, а скоты!..
Следователь согласно кивал, сдержанно улыбаясь.
– Ну а все-таки? – повторил он настойчиво. – Не ссорились, не дрались между собой?
Марта Марковна испуганно замахала руками.
– Я что им, сторож? Избави бог! Каждое утро выгребаем эти проклятые пузырьки, и когда же они все упьются…
Следователь остановил ее жестом.
– Хорошо, – он вновь улыбнулся, и видно было, что эта гримаса ему непривычна. – А что вы скажете о вашем молодом докторе?
– Молодой, – с готовностью кивнула старшая сестра. – Образованный. Вежливый и культурный, со всеми на «вы». Ни разу пьяным не видела, ни разу запаха не учуяла…
– А вот его отношения с больными…
– А какие отношения? Хорошие отношения! Благодарность ему была, и не одна, письменная! Не то что иные, – Марта Марковна понизила голос. – Я вам скажу, что многие у нас… недалеко ушли от этих, скотов, которые упились бы все поскорее, насмерть…
Поговорив с Мартой Марковной о жизни, следователь отпустил ее и пригласил Мишу. Тот вошел вразвалочку, имея в лице неуловимое сходство с осведомителем царской охранки. Небритость делала его физиономию похожей на пухлый блин – недопеченный и чем-то посыпанный.
– Вы находились в отделении всю ночь, – следователь взял быка за рога. – Это так?
– Наверное, да, – буркнул тот нерешительно.
– Так наверное или да?
– Всю ночь, – кивнул Миша. – Находился.
– Тогда я жду от вас подробного рассказа о ночных событиях.
– Никаких событий не было, – забубнил Миша. – Сделали вечерние инъекции, выпустили мочу, перестелили. Катетеры поменяли, трубки то есть… Температуру смерили. Перевернули, кого положено. Сели смотреть телевизор…
– Телевизор, – язвительно повторил следователь.
– Ну да.
– Хорошо. Посторонних в отделении не было?
– Я не заметил, – осторожно ответил медбрат.
– А проверяли?
– Проверяли, – энергично закивал тот. – Я же говорю – инъекции, моча…
– Это перед сном, – не отставал следователь. – А после?
Миша уставился в пол.
– Не стану же я заходить каждую минуту… В инструкции не сказано.
– А к тяжелым больным? – Из рассказа Прятова следователь, конечно, помнил, что никого особо тяжелого в отделении не было.
– Нету таких, – сказал Миша, подтверждая тем самым слова доктора.
Следователь разочарованно дописал страницу и перевернул очередной лист.
– Ну, допустим. Давайте о звонке, которым вызвали дежурного врача. Вы помните, во сколько это было?
– Около двух часов ночи. Очень хорошо помню.
– А почему вы вдруг запомнили?
– Ночью, когда звонят, всегда почему-то на часы смотришь.
– Допустим и это. Вы принимали звонок? Или кто-то другой?
– Точно так. Я принимал.
– Вы узнали голос?
– Нет, – честно признался Миша и даже слегка поежился. – Он мне знакомым показался, но каким-то необычным. Как будто душил его кто, что ли… Жутковатый голос, нечеловеческий даже.
– Мужской или женский?
– Черт его знает, – Миша развел руками.
– И вы не стали выяснять?
– Да чего выяснять, у них в приемнике каждый день люди меняются. Всех не упомнишь. И гнусавые попадаются, и хрипатые, и с кашей во рту…
– Ну, хорошо. А если это чье-то хулиганство? Вы об этом не думали?
Миша непонимающе заморгал.
– Глупая шутка, – смягчил формулировку следователь.
Тот неопределенно пожал плечами, вспомнив о малолетках с педиатрии. Они, больше некому.
– Пробежится доктор – и ладно, здоровее будет? – в голосе допрашивающего обозначилось прокурорское ехидство.
Миша сделал некий жест, допускавший произвольное толкование.
– Дальше что было? – осведомился следователь, выдержав неодобрительную паузу.
Миша вдруг зевнул: широко, сладко.
– Дальше охранник пришел.
Следователь весь подобрался, глаза его зажглись:
– Охранник? Зачем? Кто его звал? Тоже незнакомый голос?
Странности минувшей ночи постепенно начали доходить до Миши. Впервые на его лице появилось некоторое подобие тревоги.
– Вот ведь черт! Он сказал, что мы его и вызвали…
– Но это было не так, я правильно понял?
– Не так. У нас была тишь да гладь. Он походил по палатам, посмотрел…
– В девятнадцатой был? – быстро спросил следователь.
Миша кивнул.
– Был. И в девятнадцатой, и не только. Все на месте, сказал. Да я с ним сам ходил в девятнадцатую…
– И в туалет заглядывал?
– Не знаю. С него станется. Я не смотрел.
– Так, – следователь отложил ручку и побарабанил пальцами. – Где он сейчас?
– Дрыхнет, небось, внизу, если домой не ушел.
Следователь, прихватив протокол, встал, распахнул дверь и зычно позвал кого-нибудь; на зов прибежал не кто-нибудь, а лично Васильев. Ему было поручено немедленно связаться с приемником и принять меры к задержанию охранника до особого распоряжения. А лучше – сразу тащить его сюда, на этаж.
Поджав губы, следователь вернулся за стол.
– Что потом? – спросил он уже равнодушно.
– Потом вернулся доктор, – ответил Миша. – И лег спать. И мы легли, – он немного смешался, употребив множественное число.
– «Мы» – это вы с дежурной сестрой? – немедленно и безошибочно вцепился в местоимение следователь.
– Да, – бесшабашно сказал Миша, глядя ему в глаза. – У нас одно помещение, для всех. Притесняют средний персонал.
– Понятно. То-то вы расстроены. О дальнейшем, я полагаю, спрашивать бессмысленно. И все же, для протокола – может быть, вы что-то слышали? Может, видели?
Миша с фальшивым сочувствием покачал головой.
– Как можно? Зачем мне скрывать? Мне пока на нары не хочется…
– Сразу и нары, – осклабился следователь.
19
Казака задержали на выходе из корпуса, когда он был уже вполне целеустремлен и собирался навестить ближайший ларек.
Задерживали всем приемным отделением, куда поступила команда от самого Николаева. Казак топтался, обшаривая бездонные карманы в поисках денег. Сосредоточенное выражение на его лице мгновенно сменилось яростью.
– Тихо, тихо, – сказали ему, окружая и приближаясь с опаской, как к бешеному животному.
Его взяли в кольцо и начали теснить к парадному входу. Охранник сверкнул глазами и потянулся за кнутом. Тут же грянул нестройный хор:
– Главный распорядился! Главный!
Опешившего казака, который никак не мог взять в толк, какие-такие позабытые во хмелю преступления вменяют ему в вину, втолкнули на лестницу. А дальше он стал подниматься сам, поминутно оглядываясь.
В кабинет Васильева он вошел не без опаски, но довольно нагло.
Следователь приступил к допросу и сразу встретил ожесточенное сопротивление.
– Не знаю я ничего! – От возмущения у казака распушились усы. – Разбудили, дернули… Среди ночи, между нами говоря!
– И вы так сразу и пошли, едва свистнули?
– А куда деваться? У них тут черт-те что…
– Это вы о чем? – подался вперед следователь. Казак смекнул, что сболтнул лишнее, и стал внимательно разглядывать стены и потолок.
Следователь многозначительно сопел.
– Вы всегда так ходите? – спросил он вдруг.
– Как это – так?
– Ну, в вашем наряде… Сапоги, плетка…
Казак раздулся:
– У меня дед расказаченный… Мы – потомственные казаки, с Дона…
– Ладно. Это к делу не относится. Так что вы там говорили об отделении?
– Бухают круглые сутки, – казак отвел выпуклые глаза.
– А вы откуда же знаете?
Тот, пойманный за язык, молчал.
– Откуда вам известно, что в отделении распивают спиртные напитки? – строго повторил вопрос следователь.
Казак сорвал фуражку, шмякнул об пол и выложил все, что смутно помнил о событиях позапрошлой ночи.
Следователь сразу отметил про себя, что в просмотренных им историях болезни ничего не сообщалось о ночном инциденте.
– А не случилось ли у вас позавчера какой-нибудь ссоры? – спросил он задумчиво. – Во время пиршества или после?