Стужа - Рой Якобсен

— Мне известно, что оный находится среди твоих людей.

Торстейн открыл рот, собираясь ответить, но в тот же миг в рядах его воинов грянул громовой рык. Гест видел, что Снорри бровью не повел, как и сам Торстейн, который спокойно дождался, когда рык утихнет, приветствовал Снорри в учтивейших выражениях, привстал в стременах, глянул вверх и вниз по реке, словно оценивая численность того и другого войска, а потом вскричал, что ни при каких обстоятельствах не выдаст Геста, ведь тот ему родич и искал прибежища в Бё, оттого что податься ему больше некуда.

Теперь зашумели дружинники Снорри. Гест обеими руками стиснул топор, ожидая условного знака. Но знака не последовало, ни с той ни с другой стороны. Снорри только сдержанно шевельнул рукой, и благоразумные хёвдинги в обеих ратях принялись утихомиривать своих воинов. Клеппъярн, добившись внимания, крикнул, что, если эти полчища сшибутся, катастрофы не миновать, и на северном берегу подхватили его слова.

В наступившей тишине Снорри по всей форме провозгласил, что дальше ему — невредимым — не пройти и что за убийство Стюра он вызывает Геста на суд альтинга будущим летом.

Но тут Гест выехал-таки на берег и закричал хёвдингу, что лучше бы ему отомстить за собственного отца, прежде чем мстить за такого недостойного мерзавца, как Вига-Стюр.

Хёвдинг смерил его взглядом, вроде как слегка усмехнулся и крикнул в ответ, что от этакого маломерка ничего, кроме хулы, ожидать не приходится, тем более что сейчас вокруг него могущественные друзья.

Гест заметил Онунда сына Стюра, взмахнул мечом и пропел нид про него, про Онунда, как он босой стоял на льду возле Хитарау и не рискнул перепрыгнуть за ним на тот берег, а вместо этого ополчился на женщин и челядинцев, чем опозорил себя перед всем светом.

Клеппъярн пнул его ногой по ляжке и велел придержать язык, но Гест, углядевши усмешку на губах Иллуги, приободрился, въехал в реку, повторил оскорбительные стихи, сунул меч в ножны и с вызовом устремил взгляд на другой берег.

Конь Снорри беспокойно пританцовывал на камнях. Начался дождь, а Гест и не заметил. Только теперь он услыхал стук капель по воде, утер со лба испарину, ощутил холод и, не отрывая взгляда от Сноррина коня, думал: эти мужи сошлись тут не затем, чтобы смотреть друг на друга. Но конь Снорри по-прежнему пританцовывал на месте, и хёвдинг смотрел спокойно, потом вдруг тронул скакуна и вскинул вверх вытянутую руку, давая своей дружине знак к отходу.

Воины повернули коней и медленно, в беспорядке двинулись вверх по холму, меж тем как супротивники их оцепенело сидели в седлах, пока поднятая копытами морозная пыль не осела, и они не слышали более ничего, кроме голоса реки да шума проливного дождя.

— Снорри скачет домой, — негромко сказал Торстейн, хмуро глянув на Геста. — Отчего же тогда кажется, будто он идет на нас?

Минувшей осенью Клеппъярн поймал в горах дикого человека, который жил рыбной ловлей, ягодами да тем, что приворовывал по усадьбам. Имя ему было Тейтр, но обычно его звали Горный Тейтр, и молва твердила, что он скорее зверь, нежели человек, скорее призрак, нежели существо из плоти и крови, и наделен силами, которые сделали его скорее злым, нежели добрым. Прежде чем его повязали, он успел вырвать у Клеппъярновой лошади язык, швырнуть оный Клеппъярну в лицо и повредить ему правый глаз. Теперь Тейтр ходил на привязи во дворе флокадальской усадьбы, рычал на всех и щерил зубы, а кормился объедками, что бросал ему народ, больше в насмешку, чем из сострадания, и никто не мог взять в толк, почему его сразу не прикончили и не закопали стоймя либо вниз головой, как делают в Ирландии, чтоб покойник уж наверняка призраком не бродил.

На Пасху во Флокадале устроили игры — конные состязания, забавы с мечом, борцовские схватки, — и собрались на эти игрища едва ли не все местные парни, в том числе сын Иллуги Черного Гуннлауг Змеиный Язык и Гейрмунд, влюбленный в Аслауг. Дети, женщины и девушки сидели на бесснежных окрестных склонах, наблюдая за происходящим. Насколько Гест мог судить, о сватовстве Гейрмунд пока что не думал, он вроде как увлеченно беседовал с друзьями, рисовался перед девушками и веселился, да и Аслауг как будто бы не проявляла к нему особого интереса; кстати говоря, рядом с Гуннлаугом Гейрмунд выглядел не менее смешным и невзрачным, чем Гест рядом с самим Геймундом, но так выглядели поголовно все.

Тут Гейрмунд встал, вышел в круг, попросил внимания и объявил, что вызывает Геста на поединок, пора, мол, знаменитому убийце Вига-Стюра показать, на что он способен, про давешнюю-то его выходку на берегу реки всякое-разное говорят, дескать, этак безрассудно мог вести себя только балованный мальчишка.

До сих пор Гест в забавах не участвовал, Клеппъярн и Торстейн запретили. Но теперь он встал, вышел вперед и, поворотясь к Гейрмунду спиной, крикнул собравшимся, что бороться с ним не станет.

— Гейрмунд даже насмешки моей недостоин. Лучше я померяюсь силой с Тейтром, диким горным человеком.

Народу этот помысел показался странноватым, однако ж смех разрядил напряжение, и Гейрмунд мог с удовлетворенной ухмылкой вернуться к своим дружкам. Тейтра отвязали от столба, привели в круг. Подошел Гуннлауг, спросил, знает ли он правила, и, когда Тейтр только фыркнул в ответ, дал знак начать схватку. Быстро выяснилось, что особых усилий от Геста не требуется, он с легкостью уклонялся от тяжелых кулаков противника, проделал несколько ловких финтов и не один раз сумел выбить Тейтра из равновесия. Но в итоге оказался-таки на земле, с вывернутыми за спину руками, лицом в снежной каше. Плечи и бедра хрустели в суставах, зрители восторженно горланили, хотя и глумливых смешков тоже хватало.

Гуннлауг оттащил Тейтра в сторону и, широко улыбаясь, поднял Геста на ноги. Гест отряхнул снег, отошел на склон, сел подле Аслауг. Когда забавы продолжились, сестра прислонилась к его плечу и тихонько спросила, чего ради он навлек на них этакий срам.

— Что-то затевается, — ответил Гест. — А Тейтру я не доверяю, вот и решил узнать, каков он в деле.

— Он ничего тебе сделать не может, — сказала Аслауг.

— Да. Пока что.

Через три недели после Пасхи, хмурой, мглистой весенней ночью, в Бё нагрянули гости — Иллуги Черный с двумя спутниками и Клеппъярн, тоже с двумя людьми. Все уже спали, но Торстейн вышел навстречу, провел их в дом с черного хода, прежде поручив Гесту отвести коней в загон, к другим лошадям, — никто не должен видеть, что в усадьбе чужие.

Когда Гест вернулся в большой дом, мужчины сидели у очага. Хельга тоже была там, выставила на стол еду и питье, пригласила откушать, но никто к угощению не притронулся.

Торстейн поднял голову, предложил Гесту сесть и послушать. А затем, призвавши гостей в свидетели, сказал, что, как только решится дело со Снорри, продаст Йорву, а вырученная сумма пойдет на приданое Аслауг.

— С кем бы она ни обручилась — с Гейрмундом или с кем другим, — добавил он, испытующе глядя на Геста.

У Геста отнюдь не возникло впечатления, что план этот сформулирован как вопрос, тем не менее он сделал вид, будто взвешивает за и против, и лишь затем кивнул и сказал, что надеется, Торстейн найдет его сестре жениха получше Гейрмунда или предоставит выбор самой Аслауг.

— Она всегда сама выбирала, — заметил Торстейн, и по лицам сидящих вокруг стола Гест понял, что нынче ночью сказано последнее слово.

Торстейн сообщил, что за зиму сумел заручиться поддержкой хёвдингов на юге и на востоке, чтобы, когда придет время, альтинг отклонил притязания Снорри.

— Но Снорри знает об этом, — продолжал он. — И будет мстить, пойдет на нас, правда только по окончании тинга, ведь лишь проиграв дело, он развяжет себе руки.

Торстейн умолк, отхлебнул из кружки, которую поставила перед ним Хельга. Остальные последовали его примеру. А он предоставил слово Клеппъярну.

Старик откашлялся, наклонился над столом и сказал, что в Рейдарфьорде, у Восточного побережья Исландии, стоит корабль, который по истечении двух недель лета отплывет в Норвегию. Кормчий, Хельги сын Скули, возьмет Геста на борт, если предъявить ему условный знак от Клеппъярна.

Гест вопросительно посмотрел на него и пробормотал:

— Это далеко.

— С тобой пойдет Горный Тейтр, — сказал старик, сделав знак рукой.

Только тут Гест обнаружил дикаря, тот сидел в дальнем углу, подобрав под себя ноги, и будто спал, укрывшись дремучими волосами и бородой. Один из Клеппъярновых людей вытащил его на свет, хёвдинг снял с него путы, предложил сесть. Тейтр, растирая запястья и щиколотки, алчно поглядывал на еду, и Торстейн жестом разрешил ему угоститься. Остальные молча, с интересом наблюдали за дикарем.

— Тейтр пойдет с тобой к Восточному побережью и в награду за это останется жив, — сказал Клеппъярн. — Хельги и его возьмет на корабль, коли он захочет уехать. — Он перевел взгляд на Тейтра, и тот, смекнувши, что речь о нем, согласно кивнул. — Но если Тейтр придет один, — продолжал Клеппъярн, пристально глядя на жующего дикаря, — Хельги его убьет. Если же не явится ни один из вас, Хельги пошлет сюда гонца, предупредит меня, и тогда Тейтру не сыскать надежного убежища нигде в Исландии.