Психологи тоже шутят - Андрей Юревич

Мы плавно перешли к третьему элементу образовательной триады — к студентам. Вот наилучшее из известных автору определений этой категории лиц, взятое из все той же книги «Закон Паркинсона»: «студенты — это все люди молодые, ошалевшие от безделья за бесконечно долгие школьные годы и часто опьяненные самими размерами университета, ставшего для них вторым домом». Это определение дано применительно к западному студенчеству, в основном живущему при университетах в т. н. кампусах, но в своей первой части оно полностью применимо и к нашим студентам.

Как известно, в нашей стране за образование никогда не платили — ни за процесс, ни за результат. То есть образование было бесплатным, а его уровень всегда обнаруживал обратную корреляцию с уровнем доходов — в отличие от западных стран, где диплом, скажем, Гарварда или Йелля и стоит очень дорого, и фактическим гарантирует безбедное существование. Полная обесцененность образования, естественно, отражалась на мотивах поступления в вузы: большинство шло туда для того, чтобы избежать службы в армии (типично мужской мотив), выйти замуж, угодить родителям (типично женские мотивы), приобщиться к студенческим дискотекам и т. п. А любой курс любого психологического факультета любого нашего вуза в тендерном отношении очень напоминает Швейную фабрику: лиц мужского пола там можно пересчитать по пальцам, причем одной руки. Соответственно, среди мотивов поступления в психологические вузы явно преобладают женские Мотивы.

Все это долгие годы влияло на интеллектуальный уровень наших студентов, который подчас был даже ниже, чем уровень преподавателей. К тому же в прежние годы существовало и такое учреждение, как рабфак, призванное поддерживать правильный классовый состав студенчества, а обилие пролетариев на студенческой скамье еще более снижало его средний интеллектуальный уровень.

Отношение к знанию как к чему-то не стоящему денег, их не приносящему и вообще нужному непонятно зачем проявлялось в стандартной структуре студенческой массы. Она, как и все сущее, могла быть упорядочена в двух измерениях — пространственном и временном. Во временном измерении студенческая масса делилась на три типа: а) посещающие все, по крайней мере обязательные, лекции и семинары, б) вообще не посещающие лекции и семинары, в) присутствующие на них от случая к случаю. Первая категория была крайне малочисленной, вторая — более представительной, большинство же студентов относилось к третьей категории. В пространственном измерении типовая студенческая аудитория тоже делилась на три типа, которые наглядно проявлялись в том, чем студенты обычно занимались во время лекций. Первый ряд занимали круглые отличники, почти сплошь женского пола, которые записывали практически все, что говорил лектор, вне зависимости от количества и качества сказанного. Срединные ряды находились во власти тех, кто лекции в общем и целом слушал, но записывал очень избирательно — лишь то, что считал достойным внимания. На последних же рядах оседали те, кто не слушал и не записывал, занимаясь посторонними занятиями — от светских бесед до азартных игр. Причем студенты, принадлежавшие к последнему типу, особо комфортно чувствовали себя в аудиториях старого образца, которые как, например, находящиеся на биофаке МГУ, сконструированы так, что студенты могут предаваться любым занятиям, вплоть до распития спиртных напитков, оставаясь вне зоны видимости лектора.

Автор не случайно говорит обо всем этом в прошедшем времени. Хотя нечто подобное описанной структуре студенческой аудитории можно различить и сейчас, время внесло в нее, точнее, в соотношение между ее составными частями, весьма значительные коррективы. Оно, как всегда и везде, действовало не прямо, а через своих посредников, в роли которых в данном случае выступили, во-первых, внедрение платного образования, во-вторых, дефицит учебников. Платные студенты, заплатив за место на студенческой скамье, естественно, не могут оставить его пустующим, ходят на все лекции и записывают все, что там говорится, в силу известного психологического закона: товар, за который уплачено, не выбросишь. Это отношение к знанию, точнее, к тому, что можно получить от преподавателей, как к товару постепенно стало передаваться от платного меньшинства к бесплатному большинству, которое тоже потянулось на лекции и обзавелось тетрадями. Одновременно появилась значительная часть студентов, которая сообразила, что экономнее записывать лекции, чем тратиться на учебники, а также еще одна часть, которая свои конспекты стала сдавать в аренду за деньги. Так или иначе в восприятии нашего студенчества знание начинает ассоциироваться с деньгами, в результате чего категория посещающих и записывающих лекции постепенно вытесняет остальные. Если так пойдет и дальше, то вечно отсутствующий студент (ВОС) на радость преподавателям превратится в реликтовое явление, а наша бумажная промышленность, уже и сейчас находящаяся на подъеме, переживет настоящий бум из-за растущего спроса на тетради. Ей только не следует выпускать тетради с вынимающимися страницами, как это сейчас делается, поскольку студенты норовят использовать их как универсальную тетрадь по всем предметам, покупая вместо нескольких тетрадей одну.

Вообще студент требует правильного и продуманного подхода, основой которого вследствие родовой склонности студенчества к разгильдяйству служит строгая дисциплина. Тут надо заметить, что студенты во всех странах мира — это наименее благонадежный и наиболее буйный слой населения, склонный к бунтарству и другим формам неконтролируемого поведения. Чего стоили одни только студенческие волнения во Франции в конце шестидесятых! Да и наше российское студенчество имеет в этом плане богатые традиции. Когда в дореволюционной России отмечался Татьянин день, вся полиция стояла на ушах, а добропорядочные граждане предпочитали не выходить из дома.

Буйные нравы студенчества, естественно, известны администрации любого вуза, и она всегда предпринимает меры по их укрощению. Некоторые из этих мер носят творческий характер, воплощая индивидуальный гений того или иного администратора, а некоторые представляют собой достаточно стандартные приемы. Наиболее простой из последних — загрузить студента учебой настолько, чтобы у него не оставалось времени и сил на бузу. Эта мера с успехом применяется, например, в медицинских и языковых вузах, где без усердного просиживания штанов над учебниками, причем не только во время сессии, но и в течение всего семестра, экзамен не сдашь, а наверстать упущенное практически невозможно. Она хороша своей простотой, но, к сожалению, не всюду применима. Неприменима она, например, на психологических факультетах, где большинство предметов относится ко второй и третьей категориям (требующим частичных или не требующим вообще каких-либо знаний), а, значит, можно успешно сдавать экзамены, почти ничего не зная. Неприменима она и в других вузах, где преподаются столь же сомнительные науки, никогда нельзя твердо сказать, что является твердым знанием, а что — досужими измышлениями, и, соответственно, что именно должен знать студент.

Поэтому загрузка занятиями (33) непременно должна дополняться другими мерами, в первую очередь сугубо дисциплинарными (ДМ). Студент должен ощутить, что вуз это, если и не храм науки, то, по крайней мере, место, где надо вести себя пристойно. Для этой цели как нельзя лучше годятся наказания за всевозможные дисциплинарные нарушения, наиболее классической разновидностью которых является курение в недозволенных местах. Психологи умеренно старой закалки, получившие свои дипломы в застойные годы, хорошо помнят и по-своему уважают одного бывшего заместителя декана по учебной части, который лишал студентов стипендии за этот мелкий проступок. В студенческой среде тогда в ходу был анекдот: «Вопрос: как зовут собаку Каданникова?» (видоизмененная фамилия этого замдекана). Ответ: «Владислав Сергеевич» (видоизмененные имя и отчество этого замдекана).

Широко использовались материальные наказания и за другие отклонения от единственно правильной линии поведения (которая в те годы была известна), например, за несданные в срок зачеты по военному делу. Сдать же этот зачет в срок, учитывая большие различия в менталитете студенчества и военных, а также отношение последних к студентам, было практически невозможно. Но все же главной формой воспитательной обработки студенчества, практиковавшейся в прежние годы, были непрофильные работы (HP) — строительные отряды, военные лагеря и картошка, которые выковывали несгибаемый характер советского студента, отсутствующий у студента нынешнего. Краеугольными камнями этого воспитательного процесса служили, во-первых, отсутствие грани между умственным и физическим трудом (и, соответственно, отсутствие уважения к обоим, особенно к первому), во-вторых, убежденность в том, что люди ни в коем случае не должны заниматься своим делом, в-третьих, стремление советской интеллигенции неустанно помогать нашему сельскому хозяйству. НР нелегко давались студентам, особенно маменькиным сынкам, но по прошествии некоторого времени не без удовольствия вспоминались ими. Самое же главное — студенты действительно приобретали важные в нашей стране навыки, на картошке, например, привыкая пить не меньше, чем колхозники, а в стройотрядах приучаясь работать по-советски, воздвигая сооружения, быстрое разрушение которых внесло свой вклад в общее разрушение той системы.