Карусель (Рассказы) - Илья Крупник

И мне стало вдруг тошно. От самого себя. Но ей же вправду некуда было податься. Как, впрочем, и мне. Хотя, конечно, по-другому, "господин офицер"...

Я циник, да?.. "Рожа"? А ты прими меня каков я есть! И положил ладонь ей на колено да еще похлопал там, где прорезь в джинсах.

- Договорились? - Она кивнула. - Значит, утром едем. Татьяна, едем!

Из-под намокших ее, размазанных ресниц на меня глянули синие и тоже, мне показалось, крашеные глаза. Жалобные?.. Какие-то непонятные. Вроде изучающие. А вроде бы и влекущие. Странный у "малявки" взгляд.

- Ну пока. - Я похлопал опять ее по колену. - Танюша, все будет хорошо!

Дома я достал рюкзак с полатей, раскрыл и вытрусил его на балконе, выветривая нафталин. Зачем в него нафталин (это Ксения), неизвестно. А рюкзак хорош, объемистый, оранжевого веселого цвета. Я складывал рубашки и подумал, решил плавки брать, потому что река, а места не занимают.

Завязал шнур, застегнул клапан, начал уминать, надавливая ладонями. И еще постучал кулаком изо всех сил, разравнивая. Затем, прикидывая, надел - терпимо, стал перед зеркалом. Как?..

Походный был вид. Ну что пузо... Ведь это ж я был тем мальчиком - и сколько нас было! - высокие, сильные, красивые, вдруг выросли мы в семидесятые, в самом конце...

Я увидел в зеркале, как отворилась дверь и Ксения вошла, у нее перерыв на обед, приходит всегда, ей до работы восемь минут, даже если не спеша.

Я смотрел на нее, не оборачиваясь, сжимая в кулаках лямки рюкзака.

Ксения стояла в дверях, смотрела молча.

"Откуда это? - вдруг я подумал. - Везде и всегда - обязательно женщина для мужчины зеркало!.. То увеличит она, а то принизит унизительно. Ну как человеку жить, когда не хочет она, не дает расти в собственных глазах?!"

Я обернулся и объяснил ей твердо, куда и как, а почему - понятно, уезжаю завтра на определенное время. Обо всем, конечно, еще буду сообщать.

Потом достал брошюру из кармана для подтверждения и прочел:

- "Добрый побеждает, и только. Побеждает и не гордится. Побеждает и не возвеличивается". - И посмотрел на нее со значением: - Лао-цзы.

Когда я подошел к скамейке, время не подоспело, но Подкуйко уже сидел откинувшись, жмурился, подставив под солнце лицо, с удовольствием шевеля усиками. Утро было ясное, дождя не обещали.

- Привет, - кивнул я и поглядел на часы. - Во сколько?..

- На троллейбусе до вокзала двадцать пять минут, - благодушно пояснил Подкуйко. - А до электрички час.

Его кепка лежала на портфеле, волосы были зачесаны набок, влажно, с пробором, рыжеватые, и чуть проступала седина.

- Дочка вещи собирает, - объяснил я.

- Хорошо. Скидай пока рюкзак.

Я стянул с плеч рюкзак, поставил его на скамейку рядом с портфелем, сел. Это очень удобно, когда кто-нибудь возьмет организацию и всю ответственность на себя.

Троллейбусы проезжали и проезжали мимо к остановке неподалеку, все раскрашенные, как везде, дурацкой рекламой. То какое-то кухонное оборудование НПО "Альтернатива", то - "Внимание! Новинка! Жидкое мороженое. Новинка!"

Я уже поглядывал на часы.

- Отвлекись, - предложил мне Подкуйко. - Послушай... Смотри. Слышь?..

Сбоку в траве шелестнуло что-то, и Подкуйко сделал мне знак, потом стал глядеть туда пристально. Я тоже, но не увидел ничего. А все стихло.

- Магнетизм, - кивнул мне Подкуйко, улыбаясь. - Это еж сбежал откуда-то. А теперь не сдвинется. Сидит. Видишь его?

- Не вижу я ничего. Ты что, фокусник еще, да?

- Успокойся, - сказал Подкуйко. - Не гоношись. Совершенный человек должен всегда сохранять спокойствие духа.

- Опять ты вычитал? - я разозлился. - Это ты, что ль, совершенный?

- Тихо. Тихо. - Он покосился. - Да... Дочка твоя уже не придет, похоже.

Подкуйко надел кепку, надвинул ее на лоб и встал, взял портфель за ручку.

- Приемная у меня дочь, - сквозь зубы объяснил я.

Теперь мы стояли с ним у троллейбусной остановки. Была явная задержка, троллейбусы не шли. А народу подходило все больше.

Но наконец появился. Пестрый такой же: "Новинка! Заморозь - и съешь! Жидкое мороженое!" По борту намалевано и вкось.

Мы впихнулись в него с трудом последними.

- Подождите!..

Я оглянулся. Бежала Таня, волоча за ремень красную сумку на колесиках.

Я подхватил сумку, Таню левой рукой и втолкнул внутрь рядом с собою, двери задвинулись, прихватив сзади мою куртку.

Через три, по-моему, остановки стало свободней, я даже сел у окна, взгромоздил на колени рюкзак. Впереди в соседнем ряду села и Таня, потом место освободилось сзади нее, Подкуйко присел. Нагнулся к ней, они разговаривали. О чем?

Мелькали в окне вывески разноцветные, под ними стекла вспыхивали подряд - одно, другое, третье, четвертое - от солнца. Мелькало, мелькало, и стало жарко, я расстегнул куртку, даже прикрыл глаза. Ночь плохо спал. Кем я там буду?.. Да хоть ночным сторожем. День будет мой. Солнце. Это я застолбил Подкуйке. Троллейбус мчался, качало, тормозил, остановка, опять качало, трясло, качало. Остановился прочно, и я открыл глаза.

Последние пассажиры выходили в двери. А внизу - толпа. Вокзал. Конечная.

Я подхватил рюкзак, кинулся к дверям, навстречу лезли прямо на меня с сумками, ручными колясками. С силой расталкивая, я вывалился вниз.

- Таня! - закричал я. - Подкуйко! - и огляделся. - Где вы?..

В одной руке у меня был рюкзак, другую поднял вверх.

- Я здесь! - и опять огляделся.

По площади тащили быстро вещи, обвязанные мешки, ящики на колясках, машины проскакивали то туда, то назад.

Я бросился наперерез. Какой поезд, куда идет, Подкуйко, я ж не знаю!

Я стоял, толкали со всех сторон, у дверей вокзала, опустив на асфальт рюкзак. Не отчаиваться, только не отчаиваться, слышишь.

Для того чтобы увидели меня, я влез на бетонные плиты, они лежали друг на друге неподалеку, высоко. И сел, я глядел сверху, озираясь. Долго. Потом встал. Я был не нужен никому.

- Таня! - позвал я. - Подкуйко!.. Где ж вы?

Всматриваясь в двери вокзала, я так стоял и стоял. А меня тронули за ногу вдруг снизу. Милиция.

Но нет, я почувствовал, что-то похуже. Незнакомый, коротко стриженный, в штатском, сильно загорелый, в белой куртке, с папкой под мышкой внимательно рассматривал меня, несколько запрокинув голову, будто я не человек, а памятник.

- Вы Федора Викторовича? - спросил он вежливо, отчего мне стало и вовсе не по себе.

- Ммм... - сказал я, приседая на корточки. - Понимаете... Я...

- Понимаю, - все так же вежливо подтвердил человек с папкой. - Федор Викторович посчитал, наверно, что вы не годитесь. Потому... Но Федор Викторович Подкуйко, видите ли, довольно радикален, а полагается испытательный срок шесть месяцев.

- Это где... - я сморгнул, - полагается?

- Да там, куда вы направлялись, - он пояснил. - Только электричка уже ушла. Придется... - и указал на большие вокзальные часы. - Двадцать семь минут до следующей.

Вагоны этой следующей электрички были полупустыми, будний день, двенадцатый час, из города мало кто ехал. Со мной рядом в вагоне сидел этот коротко стриженный, молодой, на вид слегка за тридцать, Максим, я его слушал и изображал, что поддакиваю. А за окном уже ни домов никаких, ни домиков давно не было, и мимо пробегал, как забор, осинник на взгорках, тонкие, всплошную светло-зеленые стволы.

- Интеллигенции, - мне говорил Максим, - пора прекратить болтать. В дни такого маразма в современный момент истории, - он выжидающе посмотрел на меня, - вы же слышите сигнал опасности, Василь Васильевич.

- Конечно, - поддакнул я.

- Потому мы и создаем сообщество истинных учителей. Вы же читали "Общину" Елены Рерих.

- Конечно... То есть нет, не до конца.

- Все равно главное, - успокоил меня Максим, - суть.

- Разумеется, - поддакнул я молодому Максиму, кандидату наук.

- У нас теперь двадцать пять детей. - И улыбнулся мне повеселевшими черными глазами на таком худом, загорелом лице. - А больше половины из Дома ребенка. Ясли, - он стал перечислять, - хорошая школа у нас, детский сад. Воспитаем. Я член рабочего совета. Мы не секта, нет! Нас пока семьдесят четыре, отовсюду, разные. Но это пока! Постойте... Максим встал. - Сейчас я пройду в соседний вагон, сесть должны были кое-кто в пригороде. Нам-то еще целых шесть остановок. Я сейчас. Максим положил папку на скамейку рядом со мной, одернул свою курточку. - Сейчас приведу. - И пошел по пустому качающемуся вагону.

За окном опять появились серые избы. И к ним вплотную подступала вода. Разлив. Мелькали деревья в воде по пояс... Пропали. Снова, снова низкая трава, по ней, извиваясь, рядом с поездом черная тропка, и круглый белый пепел костра. Электричка замедляла ход.

Я оглянулся, посмотрел на пустой вагон, поднял с пола рюкзак.

Я сбежал на станции по деревянной лесенке вниз. Когда прошел наш поезд, перебрался, перешагивая через рельсы, на платформу напротив, постучал в закрытое фанерой окошко, купил в кассе обратный билет. Потому что - да, да, да! - вот ведь еще говорил Лао-цзы, это я запомнил! - кто действует, он не в состоянии овладеть Поднебесной! Вот так!..