Громкая история фортепиано. От Моцарта до современного джаза со всеми остановками - Стюарт Исакофф

Надо сказать, что большинство инструментов, включая наверняка и этот, с циничным посланием на тему женитьбы, вообще-то предназначались как раз для женщин. Обучение аристократических дочек игре на клавишных стало для многих профессиональных музыкантов основным источником дохода, и не только его: регулярные частные уроки зажиточным прелестницам сулили перспективы и иного рода, особенно если родители ученицы попадались не самые бдительные. В 1754 году журнал Connoisseur, реагируя на всеобщую обеспокоенность по этому поводу, в шуточной заметке провозгласил изобретение специального «женского термометра»: с помощью прибора, придуманного неким мистером Эйскафом из Лудгейт-Хилла и состоящего из стеклянной трубки, которая заполнена выжимкой антуриума, гравилата[15] и «воска пчел-девственниц», предлагалось измерять уровень девичьей страстности от «неприкосновенной скромности» до «безудержного распутства». Особенно впечатляющие результаты, продолжал автор заметки, прибор показывает в театре или опере.

Но, несмотря на пресловутую обеспокоенность, все сходились на том, что юным девушкам просто необходимо музыкальное образование. Умение играть на инструменте в «Энциклопедии» Дидро провозглашалось «важнейшим элементом женского воспитания». Как утверждалось в анонимной статье, написанной в районе 1778 года, только так девушка сможет «развлекать свою семью и творить тот самый домашний уют, в создании которого и заключается, в сущности, ее божественное предназначение».

Для самих девушек успехи в чтении, верховой езде и в особенности музицировании означали легкий способ выйти замуж: по крайней мере, так твердили влиятельные периодические издания тех времен, например, Godey’s Lady's Book («Женский журнал Годи»). Критик Анри Бланшар рапортовал в 1847 году: «Для гармонии в обществе фортепиано необходимо так же, как картошка необходима для утоления голода… Фортепиано способствует гостеприимству, добросердечию, дружелюбию, помогает людям встречаться и создавать союзы, дружеские, а порой и брачные… И даже когда наши циничные юноши рассказывают друзьям, что женились на двенадцати или пятнадцати тысячах франков, с некоторых пор они по крайней мере взяли за правило прибавлять: „Кроме того, моя жена играет на фортепиано как ангел!“»

Джордж Ромни (1734—1802). Портрет мисс Маргарет Кэссон за фортепиано (1781)

Когда дело доходит до музыкального образования, фортепиано — наилучший вариант. В своем руководстве под названием «Поведение юных девушек: правила обучения в нескольких разделах, форма одежды до и после свадьбы, а также советы молодым женам» (1722) Джон Эссекс отмечал, что не все инструменты в равной степени «подходят прекрасному полу: гобой слишком мужествен и будет смотреться недостойно в девичьих устах, тогда как флейта, несомненно, отнимает у девушки слишком много соков, которые нужны ей для того, чтобы возбуждать, а затем и утолять аппетит». Женские «соки» вообще изрядно волновали авторов подобного склада: Эдвард Кларк, бостонский врач викторианских времен, предостерегал современниц от чрезмерной мыслительной активности, которая, по его мнению, отнимает у женщины энергию, «необходимую для поддержания присущего ей от природы ежемесячного приливно-отливного цикла».

Все достоинства, которые современники находили в клавесине, распространялись и на фортепиано. В самом деле, на протяжении некоторого времени два инструмента зачастую располагались в одной комнате, бок о бок друг с другом — как свидетельствуют описи конфискованного имущества, так дело обстояло, в частности, у доброй половины французских аристократов, убитых или изгнанных во время революции. Но исторический сдвиг от клавесина к фортепиано был заметен и тут: почти все конфискованные клавесины были созданы до 1780 года, подавляющее большинство фортепиано — после.

В викторианских домах для фортепиано отводилось специальное пространство — своего рода зона развлечений, в которой обитатели дома и их гости демонстрировали друг другу, по выражению автора выдержавшего одиннадцать переизданий труда «От кухни до мансарды» миссис Джейн Эллен Пэнтон, «что с ними стоит поддерживать хорошие отношения, из которых наверняка произрастет истинная дружба». В гостиных по обыкновению размещались диваны, стулья, станок для вышивания (хотя, как с иронией написал в 1859 году журнал Punch, «нет лучшей швейной машинки, чем законная жена»), круглый стол по центру помещения и — непременно на видном месте — фортепиано. По мнению миссис Пэнтон, инструмент был совершенно необходим. Ей вторил и преподобный Х. Р. Хоуэс, утверждавший, что фортепиано, во-первых, «заставляет девушку сидеть прямо и не упускать из вида детали», а во-вторых, хорошо справляется со свойственными юным леди перепадами настроения: «Сеанс игры на фортепиано теперь нередко заменяет сеанс рыданий в подушку».

Фортепиано в форме столика для вышивания. Собственность Смитсоновского института

Впрочем, сам инструмент, оговаривалась миссис Пэнтон, выглядел не очень-то привлекательно. Требовалось срочно принять меры, и вскоре фортепиано стали покрывать саржей, войлоком или дамастовой тканью «с подобающей бахромой по краям… в итоге оно становилось, ко всему прочему, весьма удобной полкой для фарфоровых безделушек или цветочных ваз». Если семья могла позволить себе рояль, то считалось хорошим тоном установить в месте изгиба корпуса дерево в медном горшке — «это придает инструменту законченный вид». Обычное же фортепиано приходилось разворачивать так, чтобы пианистка оказывалась лицом к слушателям, — его унылую заднюю часть облагораживали занавеской, к которой сверху прикреплялись фрагменты японской вышивки, фотографическая рамка или кружева. С присущей викторианской эпохе стыдливостью ножки инструмента тоже порой задергивали тканью, особенно в процветающих домах.

Некоторые производители фортепиано создавали эксклюзивные варианты инструментов для конкретных заказчиков. Уильям Стоддард в 1795 году запатентовал «пианино в форме книжного шкафа» (по рассказам очевидцев, Гайдн посетил лавку Стоддарда и одобрил новинку). В начале XIX века также появилось круглое фортепиано в форме стола для вышивания. Декорировались инструменты по-разному — гигантскими лирами, арабесками, желобками-каннелюрами, сохранился даже экземпляр с профилем Бетховена в медальоне. Придать «зоне развлечений» несколько экзотический флер могло, например, необычное «жирафье» фортепиано — струны в нем натянуты прямо на отвесный вертикальный корпус, загнутая верхушка которого напоминает жирафа, склоняющегося к воде. В 1866 году американец Чарльз Хесс попробовал запатентовать многофункциональное фортепиано для спальни с раскладными матрасами и выдвижными ящиками. А для тех, кто жил в стесненных условиях, Джон Айзек Хокинс, британский инженер, живший в Филадельфии, придумал портативный рояль высотой всего 54 дюйма. Один такой в 1800 году за 264 доллара приобрел себе Томас Джефферсон, но вскоре вернул на склад, пожаловавшись, что рояль и часа не держит строй.

«Жирафье» фортепиано. Собственность Смитсоновского института

Самое диковинное фортепиано

Пожалуй, самой диковинной разновидностью фортепиано стал инструмент, в котором звук издавали животные. В 1892 году итальянский журнал Gazetta musicale di Milano рекламировал инструмент под названием «катано» — деревянный блок с отсеками, в каждый из которых помещались живые кошки: большим котам предстояло отвечать за низкие ноты, а котятам — за высокие. «Головы животных надежно закреплены в специальных отверстиях, — сообщалось в описании, — а хвосты соединены с клавишным механизмом, подобным обыкновенному роялю. Нажатие на клавишу дергает кошку за хвост — в зависимости от силы нажатия она издает тот или иной звук…. Любой, кто умеет играть на фортепиано, с легкостью освоит катано, — утверждал автор заметки, — однако надо признать, что для сопровождения, к примеру, церковных песнопений оно вряд ли удачно подойдет».

Как рассказывал декабрьский выпуск журнала Folio, американская разновидность этого диковинного инструмента была создана в 1869 году в Цинциннати человеком по имени Кертис. Он анонсировал Большой вокально-инструментальный концерт, в котором должны были принимать участие ни много ни мало сорок восемь кошек, заключенные в кертисовский «кошачий гармоникон». Первым номером в программе была заявлена песня Auld Lang Syne. Увы, если верить репортажу с концерта, кошки перевозбудились, «не обращали никакого внимания на размер, ритм и мелодию, а вместо этого мяукали, мурлыкали, орали, визжали и верещали от боли и ужаса», полностью потопив в этом вое и сумбуре звучание сопровождающего представление органа.