Громкая история фортепиано. От Моцарта до современного джаза со всеми остановками - Стюарт Исакофф

Где же Моцарт подсмотрел этот выигрышный стиль? Частично в поездках. В Италии, на родине оперы, он культивировал свой талант лирика и впоследствии вновь занялся этим при знакомстве с Иоганном Адольфом Хассе и знаменитым преподавателем Джованни Батистой Мартини. В Лондоне он попал под влияние младшего сына Баха, Иоганна Христиана, который вместе с такими полузабытыми фигурами, как Филип Хейс (прозванный самым толстым человеком в Англии) и Джеймс Хук, сочинил едва ли не самые первые фортепианные концерты. Из всего этого и сложилась та эстетика чистоты и прозрачности в классической музыке, которой вскоре суждено было завоевать музыкальный мир.

Это был поистине сейсмический сдвиг. В годы становления Моцарта как композитора английский художник Уильям Хогарт предложил концепцию «змеевидной линии» в живописи[13] — эта же линия, акустически воплощаемая в виде извилистой, но цельной и компактной мелодии, стала основой творчества Баха и Моцарта в противовес вычурной, цветистой эстетике эпохи барокко. Сложившийся стиль стали называть галантным, и мягкое, теплое звучание фортепиано подходило ему лучше всего.

Еще одним важным источником влияния для Моцарта прямо в Вене стал барон Готфрид ван Свитен, сын придворного лекаря Марии Терезии. Сам амбициозный композитор (чьи симфонии, по мнению Гайдна, были «столь же неуклюжи, сколь и их автор»), ван Свитен с 1770 года служил послом в Берлине, где и погрузился со всей страстью в мир немецкой музыки, особенно тщательно изучая хитроумные сочинения Баха и его сыновей. По возвращению в Вену в 1778-м барон сделался непререкаемым авторитетом во всем, что касалось музыки. «Когда он посещает концерт, — писал современник, — наши горе-знатоки не сводят с него глаз и по малейшим изменениям в его мимике пытаются понять, как именно им следует относиться к тому или иному произведению». Из писем Моцарта можно узнать, что к 1782 году он взял за правило посещать барона ван Свитена каждое воскресенье в полдень и постоянно слушал там Баха и Генделя. И тот и другой произвели огромное впечатление не только на самого композитора, но и на его жену Констанцию, которой особенно нравились затейливые баховские фуги: Моцарту пришлось сочинить несколько собственных в том же ключе.

Наконец, еще одним источником вдохновения для Моцарта стал другой сын Баха, Карл Филипп Эммануил, чей зловещий, сумрачный стиль он воспроизвел в самых темпераментных своих произведениях: Концерте ре минор и «Фортепианных фантазиях» с их внезапными сменами настроения. «Он наш отец, а все мы его дети», — говорил Моцарт о Карле Филиппе Эммануэле.

Главная задача Моцарта заключалась как раз в том, чтобы свести воедино все эти разношерстные влияния, выработать на их основе индивидуальный музыкальный язык, в котором страсть и творческая импульсивность сочетались бы с остроумием и ясностью мысли. У него это получилось, и он в этом не сомневался. А вот чего Моцарт предусмотреть не смог, так это внезапной конкуренции с другой стороны Ла-Манша.

В Лондоне традиция публичных концертов прижилась еще раньше, чем в Вене, и многочисленные заведения с живой музыкой — от «Комнаты Хикфорда» на Брюэар-стрит до «Большого зала» в Спринг-гарденс — процветали задолго до того, как Моцарт придумал свои «академии». Именно здесь совершал первые пробы пера тот, кому предстояло соперничать с Моцартом за титул лучшего пианиста в мире, — Муцио Клементи, перебравшийся из Италии в Англию еще в школьные годы. Под конец жизни Клементи в самом деле превзойдет Моцарта в известности и заслужит прозвище «отец фортепианное музыки». Но в 1781-м он был еще новичком, и надо же было такому случиться, что в первом же европейском турне ему довелось столкнуться с Моцартом лицом к лицу и даже поучаствовать вместе с ним в конкурсе исполнительского мастерства.

Для начала Клементи попал в Париж, где выступил для Марии Антуанетты. Королева не пришла в восторг от его исполнения, однако благосклонно отнеслась к музыканту и посоветовала его своему брату, императору Иосифу. В Вене Клементи оказался в декабре 1781-го и мгновенно принял приглашение прибыть ко двору, знать не зная о коварных планах монарха. По приезде выяснилось, что приглашены были разом два пианиста, Клементи и Моцарт, и что оба не были об этом предупреждены. Сначала каждому из них было велено выступить соло, а затем по очереди импровизировать на тему, заданную великой герцогиней. Моцарт позже вспоминал, что фортепиано было «расстроенным, а три клавиши вообще западали». Но когда он указал на это Иосифу, тот лишь махнул рукой и сказал: «Пустяки!»

Муцио Клементи

Клементи весь сиял. В его набор технических трюков входило исполнение гамм двойными интервалами, виртуозные скоростные пассажи с повторяющимися нотами и фразы с ломаными октавами, в которых аппликатура предусматривала очень быстрее переходы от большого пальца к мизинцу и обратно. Как все это звучало, мы можем себе представить по дошедшим до нас его сочинениям вроде сонаты ор. 2 no. 2, также известной как «знаменитый урок октав от Клементи». Пианист Амедей Меро, беседовавший с ним в 1820-е, позже рассказывал, что юношей Клементи «обязал себя играть каждый день по двенадцать, а то и четырнадцать часов подряд, в основном Себастьяна и Эммануэля Баха, Генделя и Скарлатти». Пожалуй, именно к Скарлатти восходит его исполнительский стиль с почти цирковыми пассажами, мгновенными сменами фактуры от плотной к более разреженной, а также ослепительными пробежками по всей длине клавиатуры. Некоторые его характерные приемы, например ритмические ударения в неожиданных местах или регулярный перенос мелодической линии из одной октавы в другую, предвосхищают Бетховена.

В конечном счете состязание завершилось вничью. Моцарт, разумеется, считал иначе — он писал отцу, что у Клементи хорошая правая рука, но «вкуса или чувства у него нет ни на фартинг». Он обычный механик, утверждал Моцарт, робот, «шарлатан, как все итальянцы»[14]. Конечно, это было слишком резко сказано. Можно предположить, что в глубине души Моцарт был впечатлен — впоследствии он даже использовал одну из тем Клементи в увертюре к своей «Волшебной флейте».

Клементи отнесся к сопернику с большей симпатией. «Пожалуй, до той поры я не встречал никого, кто играл бы столь изящно и прочувственно», — признавался он. Но факт остается фактом: музыка Клементи в основном дошла до нас в виде технических упражнений для учащихся. Век спустя композитор Клод Дебюсси иронически обыграет его знаменитую коллекцию фортепианных этюдов «Ступень к Парнасу» в своей сюите «Детский уголок»: одна из ее частей называется «Доктор Ступень-К-Парнасу» и фактически представляет собой обыкновенную мажорную гамму, играющуюся в быстром темпе сверху вниз и обратно. По сей день Клементи символизирует для нас прежде всего ловкость пальцев, а за красотой и глубиной мы обращаемся к Моцарту.

Антрепренерская деятельность Моцарта с самого начала казалась довольно рискованной. С запущенными в 1784 году «академиями» дела шли ни шатко ни валко. «Мой первый концерт в театре должен был состояться на следующий день, — жаловался он, — но принц Луи Лихтенштейн в то же самое время ставил у себя оперу и не только переманил к себе сливки аристократии, но даже перекупил лучших оркестрантов!»

Тем не менее на следующий год он дал шесть концертов. На первом из них, 11 февраля, был представлен тот самый фортепианный концерт ре минор. Февральскую дату выбрали не просто так — во время Рождественского и Великого постов театры были закрыты, и культурный голод публики благодаря этому только усиливался. Восторг, с которым была встречена премьера, позволил композитору следующие два года прожить вполне благополучно, и кульминацией этого периода стала первая постановка его знаменитой оперы «Женитьба Фигаро» в 1787 году.

Возможно, Моцарт решил использовать специальное вальтеровское фортепиано с отдельной клавиатурой для ног просто на правах сценического кунштюка — подобные диковины часто приводят к успеху. Его отец Леопольд описывал трудности в транспортировке этого громоздкого инструмента: «Нижняя клавиатура на добрые два фута шире верхней и страшно тяжелая. [Инструмент] приходится каждую пятницу таскать в „Мучную яму“ [для моцартовских „академий“], а также к графу Цихи и принцу Кауницу». Похоже, что для спонтанных импровизаций в Венском городском театре Моцарт тоже использовал именно его, а ученик Моцарта Томас Артвуд вспоминал, что на одном из уроков композитор с его помощью показывал ему музыку Баха.

Фортепиано с ножной клавиатурой

В наши дни лишь немногие композиторы пишут музыку для фортепиано с дополнительной ножной клавиатурой. Но у этого инструмента тоже есть своя длинная и славная история. Еще в 1460 году в трактате чешского физика Пауля Паулиринуса упоминались педальные клавикорды, которые позволяли органистам заниматься и репетировать, не производя при этом большого шума. Был подобный инструмент и у И. С. Баха. Малоизвестная карикатура, созданная в Варшаве, изображает Фредерика Шопена, играющего на таких клавикордах босиком. А произведения для «ножного» фортепиано писали, в частности, Ференц Лист, Роберт Шуман (убедивший Мендельсона открыть специальный класс для желающих научиться игре на этом инструменте в Лейпцигской консерватории), Шарль Валантен Алькан, Шарль Гуно и Камиль Сен-Санс. Алькан даже написал пьесу Bombardo-Carillon для игры «в четыре ноги», причем ноги пианистов в процессе исполнения не единожды переплетались. Когда швейцарско-американского пианиста Рудольфа Ганца попросили исполнить это произведение на пару с коллегой-женщиной, тот отказался, уточнив, что недостаточно близко с ней знаком.