Закон Уоффлинга (СИ) - "Saitan"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На Дамблдора это точно не тянуло, поэтому Том развернулся и пошел в больничное крыло, сдаваться.
«И что ты скажешь мадам Помфри? Помогите, я слышу голоса и начал строить гнездо?»
«Нет-нет, лучше так: в моей комнате поселили мальчишку, которого я не могу презирать или ненавидеть. Мадам Помфри сразу поставит тебе диагноз: скверный характер с осложнениями. Пропишет тебе лимонных долек и ебанутую мантию с танцующими домовиками».
Том резко передумал идти в больничное крыло.
Он малодушно спрятался в выручай-комнате и просидел там до двенадцати ночи, опасаясь возвращаться в комнату, пока Поттер бодрствует. Тревожность от собственного нелогичного поведения разрасталась, словно кто-то наложил на неё раздувающие чары. Он пытался расставить все мысли по своим местам, но они сыпались и разлетались в разные стороны. Это ставило его в тупик. Он снова и снова пытался понять, почему шестерёнки в голове перестают работать слаженно, и почему он при этом не рассыпается на части, но ничего не выходило.
«Ты его не ненавидишь, это факт. Он выгодно отличается от твоего окружения: охотно обсуждает с тобой прочитанные книги, излишне не докучает, не травит пошлые шутки с многозначительным видом, не заглядывает в рот, с тупым лицом слушая каждое твое слово. Он не умеет лгать, в нем нет коварства и подлости, он не может причинить тебе боли. Он беспокоится о тебе и хочет развеселить. Вот почему ты так снисходителен к нему».
Том никогда не встречал таких людей в своей короткой жизни. Стало быть, этот новый опыт нужно просто систематизировать и принять к сведению: есть определенные люди, которые могут вызывать подобие симпатии.
«Вот поэтому ты и ведёшь себя так нелогично. Ты привык, что тебя окружают люди, которые разорвут тебя на части, стоит тебе только проявить слабину. А Гарри совсем не представляет угрозы и ты выключил свою защиту. Категория взрослый ребёнок подразумевает, что ты будешь вести себя с ним совсем не так, как с другими».
Том знал, что его правила не совсем нормальны. Он ещё в десять лет понял, что другие не чувствуют того же, что и он, что никто не делит людей на категории и не вырабатывает стратегии поведения для каждой. Но он не мог по-другому, просто не представлял, как жить без четкой систематизации. И когда ему удалось встроить в свою логику Гарри, тревожность отступила. Ощущение, что по телу ползают ядовитые муравьи, пропало.
«Надеюсь, он больше не подкинет тебе сюрпризов. Хватит нам перестановки в комнате, которая чуть не свела тебя с ума».
Том вернулся в комнату, когда Гарри уже спал, только его лохматая макушка торчала из-под одеяла.
«Как он там дышит? Одеяло такое тяжёлое, он не задохнется во сне?»
Рука сама собой потянулась было к одеялу, но в последний момент Том сумел себя одернуть. Это не его дело. Снейп не просил нянчиться с ним, как бабушка с внуком.
Том переоделся в пижаму и скользнул в холодную кровать. В этой комнате чары почему-то постоянно сбоили, и Том пытался разобраться в них уже шесть лет, но так и не нашел причины, кроме той, что комната просто угловая и быстрее выстывает. Он уже смирился с холодом, но вот Гарри, судя по всему, к нему привыкнуть не сможет.
Сон не шёл. Том ворочался и крутился на простыне, представляя, как встанет утром и найдет посиневшего Поттера под этим треклятым одеялом.
«Просто спи! Задохнётся — к тебе какие претензии? Одеяла коварны и непредсказуемы, сколько великих магов пало в битве с ними…»
«Мерлин всеблагой, просто убери это одеяло, это совсем не трудно! У тебя что, рука отвалится?»
Том решил послушать второй голос.
Он быстро поднялся и убрал край одеяла с лица мальчишки. Даже в слабом свете ночника было видно, что оно покраснело, лоб блестел от пота, глаза быстро бегали под закрытыми веками.
Том лёг обратно и тут же провалился в спокойный сон.
Дорогой Северус!
Спасибо, что так подробно описываешь, чем занят Гарри. Не будь тебя, я бы не отпустила его в школу. Ты не был обязан это делать, и я правда, правда безмерно тебе благодарна. Хотя, конечно, меня очень сильно беспокоит его поступление на Слизерин. Как это произошло вообще?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Я помню наш последний разговор. Постоянно прокручиваю его в голове перед сном. И знаешь, что я поняла? Ты многое недоговариваешь. Я тоже немного разбираюсь в зельеварении, Сев. Я понимаю, что всё это неспроста, но вот чего я не понимаю, так это твоего молчания.
Джеймс снова вызвался в командировку на месяц, я совсем одна, наедине с этими ужасными догадками. Иногда мне кажется, что это я парализована. Прошу, не поступай так со мной. Я не вправе требовать и просить, я лишь хочу, чтобы ты представил, что было бы с тобой, окажись ты в моей ситуации.
С любовью, Лили.
П. С. Что за мальчик этот Том? Ему можно доверять? Расскажи о нём подробнее.
П. П. С. Ты совсем ничего не рассказываешь о себе! В следующем письме я хочу знать, как у тебя дела. БЕЗ ПУСТОСЛОВИЯ!
Северус улыбнулся и провел подушечкой большого пальца по подписи «С любовью, Лили» на шероховатом пергаменте.
Ей было очень одиноко, раз она так написала. Обычно она подписывалась просто «Лили». А когда ссорилась с тупорогим оленем — «Твоя Лили».
Он отхлебнул скотча из стакана и смял письмо в кулаке. В голове уже прилично шумело, сосредоточиться было трудновато. В последнее время он слишком сильно налегал на виски и скотч, потому что только напившись, он мог спокойно уснуть.
Как же он докатился до этого… Весь в папашу пошёл.
Он до сих пор помнил этот спёртый воздух, пропитанный алкоголем так, что казалось — зажги спичку, и всё вспыхнет. Помнил синяки на руках матери. Помнил, как она подкладывала подушку под немытую голову отключившегося прямо на тесной кухоньке отца, потому что ей не хватало смелости применить к нему магию. Помнил ожоги от сигарет на своих ладонях.
Бутылка с остатками скотча полетела в камин. Звон разбившегося стекла на секунду развеселил его.
«Ты совсем ничего не рассказываешь о себе! В следующем письме я хочу знать, как у тебя дела».
«Как у меня дела, Лилс? Я пытаюсь найти утешение в алкоголе, как последний неудачник. Если бы была хоть капля надежды, я свернул бы горы. Но надежды, кажется, нет».
Он взмахнул палочкой и приманил новую бутылку, на этот раз огневиски.
Вся его зарплата уходила лишь на ингредиенты для зелий и выпивку. Он даже не помнил, когда последний раз покупал себе новую мантию.
«Мои дела плохи, Лилс. Я отчаялся».
Северус не был фаталистом. Он всегда верил, что сам ответственен за свою судьбу, что всё только в его руках. И жизнь подтвердила, что это правда. Он сам загнал себя в такую задницу, из которой просто не было выхода. Судьба не смогла бы сыграть с ним настолько злую шутку, как он сам.
Он расправил пергамент на коленях и вновь перечитал письмо.
«Джеймс снова вызвался в командировку на месяц, я совсем одна, наедине с этими ужасными догадками».
Тупорогий олень опять сбежал, кто бы сомневался. Ведь это не он вынашивал в своем животе ребёнка целых девять месяцев, не он рожал его в муках, не он вскармливал его, не он проводил бессонные ночи у его колыбели. Он лишь играл с ним, как с новой игрушкой, по вечерам после работы. Неудивительно, что ему надоело. Когда жизнь родителей вращается лишь вокруг тяжелобольного ребенка, чаще всего сдаётся отец.
Северус никогда бы так не поступил. Он и не стал. Пусть даже это был не его сын, хоть он иногда забывал об этом.
Огневиски драло глотку, на глаза наворачивались слёзы от его острой горечи. Сидел ли Поттер точно так же перед камином с бокалом огневиски по вечерам? Страдал ли так, как страдает Северус? Чувствовал ли невыносимое отчаяние, кислоту на корне языка, тяжесть в груди и боль в висках?
Так или иначе, никто из них не стал счастливым, но это не приносило Северусу никакого удовлетворения. Сейчас он бы с радостью уступил конкуренту, лишь бы Лили была счастлива.