Росс Полдарк - Уинстон Грэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он также чувствовал, что это падение - не единственная опасность, в которой он очутился... в которой, возможно, он всё еще находился.
Оба потеряли свои свечи и не взяли запасных. Фрэнсис взглянул на пятно света высоко над головой. Жаль, что тут нет лестницы. Обратное путешествие по тому же пути, как они сюда пришли, на ощупь и в темноте - неприятное дельце...
Через минуту он отжал сюртук и начал путь обратно. Росс последовал за ним с отчасти мрачным, а отчасти ироничным выражением лица. Инцидент, возможно, и передал Фрэнсису степень обиды кузена, но Росс чувствовал, что также и показал его собственные барьеры.
Это событие многое показало ему самому.
Глава четвертая
На предшествующей свадьбе неделе Росс покидал поместье лишь однажды, чтобы посетить церковь в Соле.
Джошуа пожелал, чтобы его похоронили в одной могиле с женой, так что смотреть было особо не на что.
Священной памяти Грейс-Марии: любимой жене Джошуа Полдарка, которая ушла из жизни 9 мая 1770 года в возрасте тридцати лет. Quidquid Amor Jussit, Non Est Contemnere Tutum [3].
А внизу Чарльз велел вырезать: и Джошуа Полдарк из Нампары, графство Корнуолл, эсквайр, умерший 11 марта 1783 в возрасте пятидесяти девяти лет.
Другое изменение заключалось в том, что посаженные Джошуа кусты выкорчевали, и могила немного заросла травой. Рядом на небольшом надгробии значилось: Клод-Энтони Полдарк, умер 9 января 1771 года, на шестом году жизни.
Четыре дня спустя Росс вернулся в церковь, чтобы похоронить надежды, которыми тешил себя более двух лет.
Всё это время в глубине души он был убежден, что свадьба не состоится. В это было также трудно поверить, как если бы кто-нибудь сказал ему, что он умрёт.
Церковь Сола стояла в полумиле от одноименной деревни, в начале ведущей в неё дороги. Сегодня главный алтарь украшали золотистые хризантемы, а четверо музыкантов пиликали на скрипках и виолончелях псалмы. Присутствовало двадцать гостей. Росс сидел ближе к алтарю на одной из высоких и столь удобных для сна скамеек, смотрел на две коленопреклоненные фигуры и слушал монотонный голос Уильяма-Альфреда, скрепляющего и юридические, и духовные узы.
Вскоре, даже, казалось, слишком скоро для столь важного события, они снова вышли на церковный двор, где собралось около четырех десятков жителей Сола, Тренвита и Грамблера, стоявших на почтительном расстоянии и вразнобой выкрикивающих жидкие приветствия, когда жених и невеста появились в дверях.
Стоял погожий ноябрьский день - местами голубое небо, временами проглядывало солнце, а свежий ветер неспешно толкал серо-белые громады облаков. Фата Элизабет из старомодного кружева обволакивала её фигуру, придавая призрачный и бесплотный вид. Она казалась маленьким облачком, сбившимся с пути и затерявшемся среди людей. Вскоре они сели в экипаж, который загрохотали по ухабистой дороге, а за ними верхом потянулась остальная часть свадебной процессии.
Элизабет и ее родители выехали из Кенвина в семейном экипаже семьи Чайновет. Они ехали по узким переулкам с разбитым колеями, трясясь и покачиваясь, поднимая за собой клубы серой пыли, которая оседала на людях, явившихся на них поглазеть. Появление такого транспортного средства в этих бедных краях было событием первостепенной важности. Верхом или с упряжкой мулов - вот все привычные способы передвижения. Весть же об их прибытии разнеслась быстрее, чем большие колеса в железной оправе могли довезти сам экипаж. Оловянных дел мастера, работавшие у ближайшего ручья, земледельцы и их жены, поденщики с ферм, отдыхающие шахтеры, бродяги из четырех приходов пришли посмотреть, как экипаж будет проезжать мимо. Псы лаяли, мулы кричали, голые дети с криками бежали за каретой в клубах поднявшейся пыли.
Когда кортеж доехал до ведущей к дому аллеи, кучер пустил лошадей неспешной рысью. Стоящий сзади Бартл протрубил в рожок, и они красиво подъехали к парадному входу Тренвит-хауса под выкрики всадников, сопровождающих карету по бокам.
В доме был приготовлен банкет, затмивший своим размахом все доселе виданные празднества. Тут присутствовали все, встретившие Росса в вечер его приезда. Миссис Чайновет, столь же милая, как ручная орлица; доктор Чоук и его хорошенькая, но глупенькая жена; Чарльз, вырядившийся по случаю торжества в новый пышный парик, тёмный бархатный сюртук с кружевными манжетами и красную жилетку. Верити почти не сидела за столом, снуя туда и обратно, чтобы убедиться, что всё идет надлежащим образом. Её аккуратно начесанные волосы порядком растрепались после полудня. Кузен Уилльям-Альфред, тощий, бледный и неподступный, придавал празднеству определенную торжественность и строгость. Его жена Дороти отсутствовала, сославшись на свою привычную отговорку - беременность. Тетушка Агата, которая занимала привычное место в конце стола, облачилась в старомодное бархатное платье с кринолином из китового уса и кружевной чепец на пыльном парике.
Кроме тех, кто встретил Росса тем вечером, здесь присутствовал Хеншоу, дородный молодой человек с лазоревыми глазами, который, несмотря на свои маленькие руки и ноги, передвигался весьма проворно для человека подобной комплекции. Миссис Хеншоу чувствовала себя здесь не в своей тарелке и в промежутках между вымученными попытками изящно пригубить яства бросала на гостей смущенные взгляды. А вот её муж, который с восьми лет работал в шахте и не умел ни читать, ни писать, чувствовал себя своим в любом обществе, и вскоре уже вовсю ковырял десертной вилкой в зубах.
Напротив них, стараясь не замечать сие непотребство, сидела миссис Тиг, вдова дальнего родственника с небольшим поместьем возле Сент-Агнесс; за столом также сидели через одну её пять незамужних дочерей - Фейт, Хоуп, Пейшенс, Джоан и Рут.
Рядом с ней находился капитан Блейми, которого Росс прежде не встречал. Спокойный, видный мужчина лет сорока, капитан пакетбота на линии Фалмут-Лиссабон. За весь длинный ужин Росс заметил, что моряк заговорил лишь дважды, и только с Верити, поблагодарив её за угощение. Спиртного он не пил.
Другой священник не оказал кузену Уильяму-Альфреду помощи в придании этому дню торжественности. Преподобному мистеру Оджерсу, высушенному маленькому человечку, была вверена в попечение деревня Сол вкупе с Грамблером и по этому случаю его попечитель, священник, живущий в Пезансе, платил ему сорок фунтов стерлингов в год. На эту сумму Оджерс содержал жену, корову и десять детей. Теперь же, одетый в позеленевший от постоянного ношения сюртук и выцветшей парик из конского волоса, он занял место за столом и постоянно тянул руку с грязной каймой под обгрызенными ногтями за следующим блюдом, пока его узкие челюсти работали, уничтожая еще стоявшее перед ним. Было что-то кроличье в его быстрых вороватых движениях: грызть, грызть, грызть, пока никто не спугнул.
Венчало компанию семейство Николаса Уорлеггана: отец, мать и сын.
Они единственные представляли нуворишей графства. Отец старшего Уорлеггана был деревенским кузнецом, начавшим потихоньку плавить олово. Его сын Николас переехал в Труро и открыл плавильню. На этих корнях и зиждилось их благосостояние. Мистер Николас Уорлегган обладал тяжелой верхней губой, глазами цвета базальта и огромными ручищами, всё еще отмеченными следами его давней профессии. Двадцать пять лет назад он женился на Мэри Лэшбрук из Эджкумба, и первый плод этого союза присутствовал сегодня в виде Джорджа Уорлеггана - имя, приобретающее известность в горнодобывающих и банковских кругах, и уже давшее о себе знать там, где отец его ничем не отметился.
Лицо у Джорджа было крупным, как и все черты лица: резко очерченный ястребиный нос, пронзительные карие глаза, которые он использовал чаще, чем шею, чтобы рассмотреть, что находится сбоку. Эту особенность в Уорлегане подметил Опи [4], нарисовавший в этом году его портрет.
Когда наконец с едой было покончено, большой стол сдвинули в сторону, и усталые гости уселись в кружок, чтобы посмотреть на петушиные бои.
Верити с Фрэнсисом попытались возразить, что подобные развлечения непристойны, но Чарльз резко их оборвал. Ему редко выдавался случай провести бой у себя дома. В основном ему приходилось ехать в Труро или Редрат, довольно утомительное занятие, к которому он становился всё менее расположен. Кроме того, Николас Уорлегган привел Красную Перчатку, бойцового петуха с репутацией, и хотел выставить его против любого желающего. К тому же бойцовые петухи Чарльза потеряют хватку, если им не давать отведать свежего мяса.
Слуга Уорлегганов принес Красную Перчатку и еще одну птицу. Мгновением спустя вернулся доктор Чоук с парочкой своих любимцев. Вслед за ним появился Бартл с тремя петухами Чарльза.
Росс смущенно оглядывался по сторонам в поисках Элизабет. Он знал, что она ненавидит петушиные бои. И действительно, она ускользнула в угол зала и сидела на диване возле лестницы, попивая вместе с Верити чай. Кузен Уильям-Альфред, который не одобрял азартные игры из религиозных соображений, удалился в другой угол возле лестницы, где на треногом аналое из красного дерева лежала Библия. Сверху же хмуро глядели семейные портреты. Росс услышал, как кузен обсуждает с преподобным Оджерсом плачевное состояние церкви в Соле.